Сдать экзамен по любви - Нарватова Светлана "Упсссс"

Училка выразительно посмотрела на Летова, видимо, намекая, что у некоторых оное созревание не завершилось и к сорока.

– Сигнал с нейрона на нейрон переходит не как в электрической цепи, – Юлия Игоревна вернула взгляд к ученице, – …а с помощью особых структур – синапсов. – Она ткнула ручкой в присоски на конце «тентакля». – Ими аксон прикрепляется к мембране другого нейрона. – Гордеева несколько раз клацнула по «вводу», пролистывая слайды, пока не добиралась до искомого. – Вот.

В увеличенном варианте «присоска» больше напоминала широкую колбу, внутри которой бултыхались какие-то кружочки и не кружочки сложной формы. Вверху горлышко «колбы» переходило в «сосиску». Основанием она стояла на неровной поверхности, видимо, той самой мембране.

– Здесь находятся пузырьки с нейромедиатором. – Ручка репетиторши указывала на кружок в крапинку внутри «колбы». – Его молекулы поступают в синаптическую щель… – Она провела по узкой полосе между «колбой» и «мембраной», – …и связываются с белками-рецепторами второй клетки, чтобы вызвать в ней электрический импульс. Но тут всё непросто. Медиатора выделяется тем больше, чем выше уровень возбуждения. Если оно слабенькое, сигнал не пройдёт. Лишь когда количество молекул в щели достигнет определённого порогового значения, между клетками, фигурально выражаясь, проскочит искра. Таким образом организм отфильтровывает всё неважное и экономит силы, сохраняет за собой право семь раз подумать и только потом – сделать.

Тут Гордеева снова стрельнула в Германа взглядом, как из магнума сорок четыре. Да хватит, хватит уже намекать! Все всё уже поняли.

– А что, если здесь… – Он покрутил пальцем в сторону слайда, – возбуждение сильное, а этого вашего…

Он попытался припомнить название, и училка подсказала:

– Медиатора.

– …медиатора не хватит?

– Очень хороший вопрос! – похвалила она, и Летов даже как-то проникся. – Ресурс любого синапса конечен. Нейрон провёл один сигнал, другой, третий… А на четвёртый уже запасов не хватило. Ведь новые молекулы медиатора синтезируются в теле нейрона. Оттуда пузырёк тащит транспортный белок: топ-топ, топ-топ. – Она прошлась по столу указательным и средним пальцами.

– Пап, он прямо так и движется, как на ножках, – оживилась Арина, оборачиваясь к отцу.

– Да, вот этот самый метр аксона нанометровыми шажочками, – одобрительно кивнула Юлия Игоревна. – А пока он не дошёл и не донёс, в синапсе наступает утомление. Это одна из причин, почему мы не можем выполнять физические упражнения бесконечно: ресурсы нейронов, которые заставляют мышцы сокращаться, иссякают, – объясняла она ученице. – Но самое интересное то, что синапсы способны не только возбуждать или не возбуждать импульс в соседнем нейроне, но и затормозить сигнал, который пришёл с третьего. Этот процесс так и называется: торможение.

– То есть, чтобы остановиться, в нервах можно не только отпустить газ, но и нажать на тормоз? – перевёл Герман на понятный ему язык.

– Если в таких аналогиях, то утомление – это когда бензин кончился, да. Можно перестать «жать на газ», затухание импульса будет медленным, и какое-то время он поддерживается в нервном волокне. Если необходимо остановить процесс быстро, включается режим экстренного торможения. Всё верно, – благодарно, кажется, кивнула Юлия Игоревна.

Летов ощутил, как растёт его биологическая эрудиция.

Самомнение вообще пёрло как на дрожжах.

– Это один и тот же синапс может? – уточнила Арина.

– Нет. Нейрон может быть или возбуждающим, или тормозящим. У них разные медиаторы. И, кстати о психологии, для которой не нужна биология, – не преминула уесть Гордеева: – То, что мы называем темпераментом, зависит как раз от ресурсов возбуждающей и тормозящей систем человека. Если и та, и другая быстро утомляются, мы говорим, что человек – меланхолик. Он легко устаёт, подвержен неврозам, плохо адаптируется к новым условиям. Это называют слабым типом высшей нервной деятельности. Маленькие дети, кстати, меланхолики в этом смысле. Если они устали и перевозбудились, их очень сложно затормозить.

– А кто сильный? – поинтересовался Герман.

Это определённо он! Он очень сильный!

– Все остальные сильные, – со смешком заверила Гордеева. – Но у холерика, например, возбуждение преобладает над торможением.

– Поэтому он очень вспыльчивый! – Арина покосилась в сторону отца.

– Да. Обычно холериков такими и рисуют. А ещё они нередко «застревают» на какой-то идее. Многие гении были холериками. Они бы и рады не делать открытия, но не могли перестать думать о проблеме. Холерики нередко испытывают сложности с засыпанием, потому что мозг не может остановиться: всё работает и работает.

– А остальные? – зажглась дочь. Понятно: о темпераментах интереснее, чем о синапсах, медиаторах, аксонах и прочей непонятной пурге.

– У сангвиников и флегматиков возбуждение и торможение развито в равной степени. Но у флегматиков переключение с одного процесса на другой происходит медленно. Они медленно усваивают новый материал, зато дольше его помнят, потому что забывание – это тоже процесс торможения. А сангвиники легко переключаются с одного занятия на другое или даже могут выполнять одновременно несколько. Они легко учат и легко забывают. Но мы к этому ещё вернёмся, если, – тут Юлия Игоревна бросила взгляд на Летова, – мы дойдём до темы высшей нервной деятельности.

– Я думаю, дойдём, – оптимистично заявил Герман.

Ему вообще было о чём подумать. О своём темпераменте, например.

И о непонятных сигналах своего тела.

Вот подумает, и до него дойдёт.

Глава 11. Яблоко от яблоньки…

Дальше всё было совсем не так интересно. Герман не сказал бы, что материал показался ему сложным. Но его было много. Много новых слов, новой информации, картинок незнакомых… Всего было слишком. К концу часа биология лезла из ушей, глаз, носа… Отовсюду.

Правда, от потока знаний была несомненная польза – Летов теперь мог без смущения убрать с коленей пиджак.

– Юлия Игоревна, а вот это всё будет на экзамене?

Герману не верилось, что вот это всё, с чем ему удалось благополучно не встретиться в школе, могут спрашивать у одиннадцатиклассников.

– Кто же знает, Герман Рудольфович, что будет на экзамене? – огорошила Гордеева, сложив руки под грудью, отчего её грудь приобрела более вызывающие формы. – Никто не может заранее предсказать, в какой именно нюанс широкого спектра биологических сведений пожелают копнуть составители ЕГЭ в экзаменационном варианте, – закончила она с пластиковой улыбкой «очень рада видеть, дорогие гости, выход позади вас».

– И это всё нужно запомнить?

– Это ещё не всё, – усмехнулась биологичка. Тугой пучок слегка ослаб за время занятий, и несколько прядей высыпались из него, обрамляя лицо, отчего она казалась уютнее и милее. – Это первый уровень информации. Потом мы будем это всё полировать и дополнять деталями.

– Боже, куда? – Герман не мог определиться, попрыгать на ноге, чтобы вытряхнуть лишние термины из уха, или пальцем затолкать их обратно.

– Вглубь. И вширь. Герман Рудольфович, это был ваш последний шанс, – растеряла веселье Гордеева. – Я, как обычно, отправлю презентацию и задание Арине. Если она снова не справится, извините – значит, медицина тут бессильна.

Она развела руками и посмотрела на ученицу. Та виновато потупилась.

– Большое спасибо за мастер-класс, было очень познавательно, – расшаркался Летов. – До свидания, Юлия Игоревна.

– До свидания! – пискнула Арина, и дверь закрылась за ними.

Арина спускалась задумавшись и налетела на руль пристёгнутого к батарее велика. Она зашипела и пнула его в колесо.

– Расставили тут, ни пройти ни проехать, – сварливо прошипела она, в точности копируя интонации матери.

– Под ноги нужно смотреть, – возразил Герман чисто из вредности, как рефлекс на дорогую супружницу.

– Это общее место, нечего его захламлять! – продолжала возмущаться дочь.