Сдать экзамен по любви - Нарватова Светлана "Упсссс"

Его вот учили делать деньги. Он их и делает. Вполне успешно. Из воздуха практически. Герман же не требует от клиентов, чтобы они очередь на опцион заняли? Нет. Как-то сам справляется.

А Юлия Игоревна почему не может?

Летов ей платит.

За трудного ребёнка – по двойной таксе.

Могла бы и постараться. Придумать что-нибудь. А не перекидывать проблемы на родителей. Достаточно того, что его обязали раскошелиться за пресловутое бесплатное образование. Средства у него, конечно, есть. Не последнюю копейку от сердца отрывает.

Но для чего тогда нужна школа?

Куда катится мир?!

Летов, конечно, знал, куда. У него даже были версии, почему. Но он-то здесь при чём? Герман уже совершал один подвиг в этом месяце. Выполнил отцовский долг: нашёл репетитора. А теперь его вынуждали совершить второй, ещё менее запланированный, чем первый.

В его личное время.

И за его же деньги.

Это удручало.

Нет, конечно, Юлия Игоревна – дама приятная. Но не настолько, чтобы Герман козликом скакал от одного счастья с нею повидаться. Он вообще забыл, когда в последний раз скакал от счастья.

Хотя «козликом», безусловно, был.

Мрачный декабрь с нависшим серым небом и ранними сумерками; дом, который не давал больше ничего, кроме раздражения и его ожидания; семейные неурядицы при фактическом отсутствии семьи – всё это создавало ощущение какой-то перманентной безнадёги. Витаминов попить, что ли? Нутриентов всяких…

Германа немного взбодрила ситуация с «прогибанием» репетиторши в их первую встречу.

И вчера, сорвавшись, он получил какое-то облегчение.

Но уже сегодня не чувствовал в себе сил бороться и доказывать. Ехать никуда не хотелось. Тем более – возвращаться за парту, чтобы спустить в унитаз целый час своей драгоценной жизни. Не считая дороги. Если бы поездка не оттягивала необходимость искать нового репетитора, Герман, наверное, послал бы это мероприятие к чертям собачьим. Но от одной мысли о новом витке квеста «найди Макаренко для дочки» у Летова начинали ныть зубы.

Арина, которая при эпическом разговоре отца с Гордеевой не присутствовала и понятия не имела, до чего и как они договорились, садилась в машину притихшая, словно растерзанная кошкой мышь. В её голове явно крутилось своё кино на тему происходящего, и Герман не торопился в него лезть. Пусть проникнется и осознает.

Юлия Игоревна встретила Летовых, как настоящая училка. Что там училка – чистая завучиха, если не директриса. В глазах – праведный огонь, в руке – невидимый, но ощутимый меч-кладенец, несущий кару всем дебилам. Где-то в Вальхалле рвался из стойла её крылатый конь. Гера даже на минутку почуял холодок в районе копчика. Но вовремя вспомнить, что ругаться здесь собирался он.

Однако холодок взбодрил, впрыснув в кровь адреналин, и разогнал хандру. Окружающий мир внезапно обрёл ясность и чёткость, цвет и запах. А Юлия Игоревна с волосами, собранными в стервозный пучок, и поджатыми губами очень не вовремя пробудила либидо. Герман о подобных своих сексуальных фантазиях если и знал, то давно забыл. А здесь вдруг вштырило так, аж в ушах зашумело.

Он поспешил сесть в кресло и накрыться снятым с плеч пиджаком. По идее, на расстоянии Летову должно было полегчать. Но в таком ракурсе, когда он смотрел на Гордееву снизу вверх, а она стояла с прямой спиной, будто кий проглотила, и такой задницей… Нет, в мозгах не полегчало.

Ниже пояса тоже.

Арина, далёкая от страданий отца, устроилась за ученический стол. На нём стоял открытый ноутбук со слайдом на весь экран: «Нервная и соединительная ткани». Рядом с ним, ближе к окну, располагался флипчарт, призванный, видимо, имитировать классную доску.

Неловко выйдет, если его к этой доске сейчас вызовут.

Пока дочь вытаскивала из рюкзачка тетрадку и пенал, Герман попытался стряхнуть с себя морок.

На училок в очках у него ещё не вставало.

Тем более – не взлетало.

– Сегодня мы продолжим разбирать ткани человека. Арина, какие типы тканей ты помнишь?..

Летов краем уха пытался фиксировать информацию, но пока больше усилий уходило на контроль шевеления в нижнем мозге.

– …Нет, нервная ткань относится к полидифференцированным, то есть состоит из разных видов клеток, – возражала Гордеева на ответ Арине.

– В смысле? – в миг «протрезвел» Герман, преисполненный негодованием. – Нервная ткань состоит из нейронов!

Это даже он помнил. Со школьной скамьи.

– Да, нейрон является важнейшей клеткой нервной ткани, – закивала училка. – Но не единственной. Ещё есть разнообразные клетки нейроглии. Одни борются с вирусами и бактериями – ведь внутрь нервов не могут просочиться клетки иммунной системы. Им мешает гематоэнцефалический барьер. Другие глиальные клетки играют роль арматуры и участвуют в обменных процессах. Самые интересные третьи, они создают миелиновую оболочку. Это как изоляция на проводах. Как ты думаешь, Арина, какой длины могут достигать самые большие клетки человека?

– Сантиметр? – смело предположила дочь.

Юлия Игоревна помотала головой и взглянула на Германа.

– Больше или меньше? – уточнил тот.

– Больше.

– Пятнадцать? – пошутил Летов. В голову лезла всякая пошлятина.

– Мало! – многозначительно ответила Гордеева, дёрнув бровями.

– Двадцать пять?

– Значительно больше, Герман Рудольфович! Метр. Аксон, длинный отросток нейрона, может тянуться целый метр, от стопы до позвоночника, например. Арина, ты представляешь, как передаётся нервный импульс?

Дочь помотала головой. Герман тоже никогда на эту тему не задумывался.

– У нейрона на наружной стороне мембраны накапливаются положительные ионы, а внутри – отрицательные. Когда клетка возбуждается, открываются встроенные в мембрану каналы, и по ним катионы движутся внутрь. Создаётся ток. Электрическим полем активируются соседние участки мембраны. – Гордеева рисовала маркером движение плюсов и минусов. – Я понятно говорю?

Герман кивнул. Непонятно, к чему, но понятно.

– У маленьких детей импульс передается медленно – по меркам организма. Скорость составляет всего один метр в секунду. – Юлия Игоревна запечатлела скорость на доске. – Кроме того, представь, в земле лежит неизолированный провод, по нему пустили ток, и ты стоишь на этой земле босиком. Что будет?

Училка смотрела на Арину, хотя на такой вопрос и Герман знал ответ. Хоть руку поднимай.

– Будет больно? – предположила Арина.

Гордеева закивала:

– У младенца нейроны изолированы очень слабо. Когда у него случаются колики, сигнал боли разливается по всему организму, как ток по земле. У него болит всё. Но потом на помощь приходят клетки нейроглии. Они обёртываются вокруг аксонов, укладываясь одна за другой. Это и есть миелиновая оболочка. Вот смотрите. Это – тело нейрона с ядром, от него отходят многочисленные короткие отростки – дендриты. От корня «дендро-» – дерево. Похоже?

Живое воображение Геры утверждало, что нейрон похож на одноглазого инопланетянина с прической Эйнштейна и единственным длинным тентаклем, который заканчивался пучком присосок.

– А это длинный отросток, аксон, – показала репетиторша в «тентакль». – Помните, я говорила, что он может достигать метра длиной? Миелиновая оболочка делает его похожей на связку сосисок.

Тут Летов был согласен со сравнением. Гордеева продолжила:

– Между соседними заизолированными отрезками находятся открытые перешейки. Нервный импульс перескакивает по ним, и скорость проведения возрастает уже до ста двадцати метров в секунду!

Юлия Игоревна со значением подняла палец.

– Миелиновая оболочка позволяет передавать сигнал не только быстро, но точно и без потерь. Это особенно важно для работы головного мозга. Его миелинизация большей частью завершается в пубертате, и подростки внезапно осознают, что делать уроки стало легче. В коре мозга процесс идёт от затылочных долей к лобным. – Репетиторша показала на себе направление для пущей наглядности и ткнула пальцем себе в пресловутый третий глаз. – Здесь располагается центр аналитической деятельности. Так вот, миелинизация в нём заканчивается только к двадцати – двадцати семи годам. Именно тогда человек наконец обретает способность принимать взрослые взвешенные решения. Требовать этого от подростков бессмысленно – их мозг ещё не созрел.