Наагатинские и Салейские хроники (СИ) - Гичко Екатерина

На лице мужчины отразилась настоящая мука.

– Я очень виноват, – тихо-тихо протянул он. – Я совершенно не подумал о ваших страхах.

Лаодония резко остановилась, вынудив остановиться и его. Наагасах развернулся к ней лицом и, взяв её ладони, поднёс к своему лицу для поцелуя.

– Вы меня ужасно пугаете, – с дрожью призналась девушка. – Чего я так боюсь, что вы теперь себя вините?

– Меня, – просто ответил Шаш. – Мой народ. И я не могу защитить вас от этого страха.

Лаодония растерянно заморгала.

– Уверенна, что смогу это преодолеть, – впрочем, в голосе уверенности не было, но исключительно из-за непонимания, к чему клонит наагасах.

– Я тоже был уверен, что смогу с этим справиться, – признался мужчина. – Я не воспринимал всерьёз ни силу ваших страхов, ни последствия. Осознал только… недавно.

– Вы меня уже сердите, – призналась напряжённая принцесса.

– Я наг и… немного наагашех, который влюбился, – Шаш виновато улыбнулся. – Мои инстинкты требуют защищать и оберегать вас. Они требуют сделать всё, чтобы вы были в безопасности и вам ничего не угрожало. Но, – он осторожно коснулся ссадины на её шее, – именно из-за меня вы всегда в опасности.

– Глупости! – решительно мотнула головой Лаодония.

– Вы не понимаете…

– Так объясните! – сердитая девушка отошла от него на шаг. – Что вы мне хотите сказать?

– Я не могу быть рядом с вами, пока вы боитесь меня. Я не могу забрать вас с собой, пока вы боитесь мой народ, – покорно выдал Шаш. – Но я не могу и отказаться от вас…

– Да я боюсь не вас, а ваш хвост! – взорвалась Лаодония.

– Но боитесь. И я ничем не могу помочь, не знаю, как помочь, какой выход найти.

– И? К чему вы ведёте разговор? – принцесса уже и сама догадывалась и теперь взбешённо раздувала ноздри. Кажется, она начинала понимать, почему наагасах принёс её в покои под покровом ночи. О, его пресловутое благородство, будь оно проклято!

– Я не могу больше претендовать на ваше внимание, – выдохнул Шаш. Мука исказила его лицо. – Я…

– Вы трус! – Лаодония отшатнулась от него, сжав кулаки. Казалось бы, её должна была порадовать забота наагасаха, но девушка чувствовала себя расстроенной и взбешённой.

– Я не могу так поступить с вами. Если ваш страх…

– Я могу поступить так с собой! – яростно заявила девушка, подступая ближе. – Невозможно бояться всегда. Пару дней в окружении одних змеиных хвостов, и я привыкну.

– Это не так работает…

– Откуда вы можете знать, как это работает?! – злилась Лаодония. – Не так уж я вам и нравлюсь, раз вы не хотите попытаться бороться.

– Я хочу! – тут уж Шаш яростно сверкнул глазами. Впрочем, он тут же смягчился. – Но если ваш страх не уйдёт, то мне придётся смириться… – произнести он не смог. Но злость исказила его лицо, и Лаодония прекрасно додумала сама.

– С чем? С тем, что вы оставите меня здесь, одну и влюблённую в вас?

Чёрные глаза расширились, и наг побелел ещё сильнее.

– Вы обвиняете себя в эгоизме и продолжаете поступать как эгоист! – злилась Лаодония. – И что теперь? Будете покорно ждать, когда мой страх наконец пройдёт? Думаете, это работает так?

– Я решу…

– Что вы решите?! – у Лаодонии задрожал подбородок.

Возможно, она злилась от того, что понимала: у страха наагасаха есть основания. Но она была готова бороться, искать решения, делать что-то, лишь бы быть с ним. И то, что он отступил, всего лишь отступил, даже не ушёл, здорово задело и обидело её. Не в силах сдерживать себя, она всхлипнула и, круто развернувшись, бросилась по дорожке назад. Шаш был дёрнулся за ней, но неловко ступил, запнулся, и его едва успела подпереть сухонькая Мьерида.

– Боги, что ж вы за лоб здоровый! – сдавленно охнула старушка, и наг поспешил выправиться. – Ну обидел девочку, так обидел, – укоряюще покачала головой нянечка. Но было видно, что на наагасаха она не злится, скорее сочувствует. – Ещё и толком сказать не сказал, что хотел.

– Сказал же, – понуро отозвался Шаш.

– Ну что ты сказал? – Мьерида взглянула на него с жалостью. – Будто вовсе предложил расстаться и забыть.

Мужчина стиснул зубы.

– А хотел-то, наверное, сказать, что если не выйдет со страхами, то только тогда забыть вам придётся друг о…

Наг вскинулся, страшно зашипел, но тут же осёкся под испуганным взглядом Мьериды и, скривившись, отвернулся.

– Эк какой нежный! – сразу сообразила она. – Сам произнести вслух не смог и другим не даёшь. Иди. Я сама ей всё объясню. Попроси, что ль, кого-нибудь проводить себя. Эх, два века мужику, а слова говорить не научился…

Шаш посмотрел вслед нянечке почти обиженно.

Ну как он сможет сказать, что им придётся забыть друг друга, если всё внутри противилось и восставало?

***

Дейш приполз навестить сына, когда тот не выполз к ужину. Охрана доложила, что наагасах выходил ночью, потом ненадолго покидал покои днём и вернулся страшно огорчённый. Проходимец Ссадаши, на которого Тейс была всё ещё зла – из-за неё ушлый наагалей и хромал, – напел, что страдает Шаш от сердечной привязанности и явно успел запутаться. Дейш не то что бы считал себя знатоком отношений, но всё же в своё время им с Тейс пришлось сделать многое, чтобы научиться понимать друг друга, а не разбежаться на разные концы света.

Шаш лежал на постели в двуногом облике, и на первый взгляд казалось, что он спит. Отца обмануть не вышло. Дейш тяжело опустил на постель рядом и ткнул сына в синяк на шее когтем.

– Прихватила-то как хорошо! – оценил он. – Была бы оборотнем, весь ползал бы покусанным. Чего скис? Знаю, что девчонка ночью тут была. Думал, от радости сразу в себя придёшь, а ты в тоске варишься.

Шаш неохотно приподнял веки.

– Инстинкты, – коротко выдохнул он. – Жрут.

– Коришь себя, что поцарапалась?

Дейшу терзания сына были знакомы. В первые два десятка лет инстинкты сводили его с ума. И свободолюбие Тейс тоже сводило с ума.

– Что не защитил, хотя знал, чего она боится. И… – Шаш смялся и не продолжил. Потом всё же тихо сказал: – Я ведь действительно не смогу её всегда защищать. Я ведь… не совсем здоров и могу упасть, как в саду случилось.

– Мы все бываем не всегда здоровы.

– А я бываю нездоров чаще остальных.

– И что?

– Что «и что»? – Шаш с раздражением посмотрел на невозмутимого отца.

– Я здоров, – Дейш взглянул на сына, – но могу ли я всегда защитить твою мать, особенно, когда её нет рядом? Лаодония тихая и покладистая девочка, она по крайней мере сама не лезет в неприятности и драки и всегда будет рядом. Даже если сам не сможешь, твои наги…

– Но я хочу сам! – Шаш оскалился.

– На кого шипишь, змеёныш? – Дейш цыкнул на сына. – Сам и защищай, а они на крайний случай. Не бывает такого, что мы всегда рядом и всегда можем защитить. Лучше нас всё равно никого не будет, так что и давать шанс найти лучше не нужно. Ты девочке понравился?

– Она на меня сейчас зла, – тоскливо отозвался Шаш.

– Твоя мать всегда на меня зла была. Так ты ей нравишься?

– Да.

– Ну так забирай своё.

Раздражённый, но уже чуть взбодрённый Шаш вперил взгляд в окно и задумчиво закусил губу.

– А как, если она змеиных хвостов боится?

– Придётся поухаживать. Съезди домой месяца на три, а лучше на полгода… – Шаш зарычал, но отец строго осадил его: – Не перебивай! Съезди, дай ей потосковать, себе… Так соскучитесь, что никакие хвосты помехой не станут.

– Ты также по матери тосковал? – недоверчиво прищурился Шаш.

Просто одна мысль, что он уедет на такой срок, а Лаодонию в это время очарует кто-то другой… Если эта мысль пришла в его голову, она не могла не прийти в голову его ревнивого отца.

– Вот ещё! – высокомерно фыркнул Дейш.

– Тогда я почему должен? – разозлился Шаш.

Судя по хитрому прищуру, отец больше проверял, насколько он серьёзно настроен.

– А у тебя проблема другая. Я нравился твоей матери, но она всячески пыталась избавиться от этой привязанности. Отпустить её, значит, проиграть. А у тебя обратная ситуация. Ты нравишься девочке, она не хочет тебя отпускать, но грохается в обморок от вида змеиного хвоста. Я предлагаю тебе решение. Она так истоскуется, что будет тискать твой хвост как плюшевый.