Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Восемь тысяч — приличная численность. Но даже с солдатами герцогини у нас среди этой толпы не больше тысячи обученных воинов.

— Эймонд уже, наверное, доехал до Куравеля. Суэйн и Офила со своими ротами выйдут в поход. Три тысячи ветеранов, пеших и конных. Как только соединимся с ними, война выиграна. — Я замолчал и поморщился. — Если не считать самого́ сражения.

— Это если Леанора даст нам время уладить этот вопрос. Или этот Арнабус со своим капитаном-разбойником так и будут сидеть и ждать нашего прихода.

— Большая часть войны ведётся в неведении относительно намерений противника. — Я не мог вспомнить, где вычитал эту реплику, так что, может даже, это я сам её и придумал. В любом случае, утверждение казалось уместным. — И эта не исключение. Лорд Уилхем, отныне всегда держите Верховую роту в пределах досягаемости меча от Помазанной Леди. Если Арнабус с Тессилом и впрямь решат рискнуть и противостоять нашему наступлению, она наверняка станет их главной целью.

Королевский гонец нашёл нас десять дней спустя — когда уже перевалило за полдень, на вершине холма на юге показалось развевающееся знамя Алгатинета. Герольд ехал во главе отряда верховых королевских солдат из двенадцати человек, и рыцарей среди них не было, насколько я мог судить. Я всё думал, пошлёт ли Леанора сэра Элберта, поскольку слово Королевского Защитника проигнорировать гораздо труднее, чем этого придворного чиновника. Тот факт, что она его не отправила, мог говорить о невысказанном одобрении нашего курса, поскольку принцесса-регент питала к Совету светящих не больше любви, чем Эвадина. Однако содержание её послания Воскресшей мученице выражало скорее противоположное мнение, пускай и уместными цветистыми фразами.

— Нам известно о тяжком вреде и оскорблении, нанесённом Помазанной Леди действиями преступного священника Арнабуса, — зачитал гонец из развёрнутого свитка, сидя на прекрасной чёрной кобыле. Как мне представилось, это животное специально было выведено таким спокойным, поскольку оно продолжало жевать свои удила и смирно стояло на протяжении всего чтения. Эвадина решила получить королевское послание не в лагере, а вместо этого выехала на встречу с ним вместе со мной, Уилхемом и всей Верховой ротой. От королевских людей не ускользнул тот факт, что солдат Ковенанта здесь значительно больше, чем их. Они, в отличие от кобылы гонца, ёрзали в постоянном волнении, шаря обеспокоенными глазами по неприветливым лицам всадников, стоявших по бокам от Воскресшей мученицы.

— То, что по законам Короны и Ковенанта это преступления — не оспаривается, — продолжал вестник тщательно выверенным тоном, без обвинений или одобрения, — и, в качестве таковых, они требуют рассмотрения в соответствующих суда́х. И потому, ради содействия миру, что, как мне известно, является заветным желанием как короля, так и Помазанной Леди, — вестник замолчал, всего на мгновение, и сглотнул, — всем, кто в настоящее время следует за знаменем Леди, приказано немедленно вернуться в свои дома и на выделенные земли. Леди Эвадине официально предписывается явиться ко двору, где принцесса-регент получит полный отчёт по этому делу и предпримет все необходимые шаги для обеспечения справедливости.

Гонец — явно неглупый, судя по тому, как он как он подавил нервный кашель — направил кобылу к Эвадине и протянул ей свиток. Когда она собиралась его принять, кашель всё-таки пробился через горло гонца. — Мне… — Он сглотнул. — Мне приказано напомнить леди Эвадине о клятве, которую она не так давно принесла, преклонив колено перед добрым королём Томасом. Указанная клятва требует и вашей службы наследникам короля Томаса, о чём миледи, несомненно, помнит.

Эвадина ничего не произнесла, а только повернулась ко мне, приподняв бровь.

— Ваше послание принято к сведению, сэр, — вежливо сказал я ему.

Его взгляд метался между мной и Эвадиной. Королевские солдаты позади него волновались всё сильнее, а их боевые кони вскидывали головы, чувствуя нарастающее напряжение.

— Значит, — рискнул проговорить вестник, — у вас нет ответа принцессе-регенту?

— Принцесса-регент, — тихо ответила Эвадина, озадаченно наморщив лоб. — Я таких не знаю. Мне действительно известно, что Леанора Алгатинет в настоящее время называет себя разными титулами, но я не стану марать свою душу обманом, признавая ложь. Дорогой сэр, если вы намерены ей что-либо передать, то это и передайте. А теперь я желаю вам хорошего дня и безопасного путешествия.

Услышав такое, один королевский солдат ощетинился, и его рука потянулась к мечу. Его сержант рявкнул ему прекратить, но Уилхем и Верховая рота уже начали обнажать свои клинки.

— Мечи в ножны! — отрезала Эвадина. — Эти люди пришли ко мне с миром, с миром и уйдут. А лить кровь на переговорах я предоставлю другим.

Гонец моргнул, растерявшись из-за явной отсылки к действиям Леаноры в Долине. Однако возмущение не помешало ему отвести кобылу обратно в ряды своих. И снова этот человек ярко проявил отсутствие глупости, когда, кратко поклонившись Эвадине, без слов уехал прочь, а королевские люди отправились за ним следом.

Я посмотрел, как они исчезают за холмами к югу, а потом глянул на Эвадину и осторожно прошептал:

— Открытое неповиновение может быть неразумным на данном этапе. Пока одна война ещё не выиграна.

Эвадина лишь улыбнулась и похлопала рукой по шее Улстана, а потом потянул уздечку и развернула его.

— Элвин, мы уже преступили смертные законы. Впредь только Серафили могут мне указывать.

Я отправил Вдову следом за отрядом королевского гонца убедиться, что их не сопровождают войска побольше. Джалайна вернулась через три дня и доложила, что на землях к югу от нашего продвижения нет никаких вооружённых сил, хотя она видела немало людей, которые направлялись в Атильтор или из него.

— Те, кто шли на юг, выглядели намного более потрёпанными, чем те, что идут на север, — сказала Вдова. — Нам удалось порасспросить понемногу и тех, и этих, притворившись наёмниками, которые пытаются решить, к какой стороне примкнуть. На юг идут все из Атильтора. Судя по их словам, жизнь в священном городе прямо сейчас не очень приятная. Многих порют или даже вешают за ересь. Там везде слоняются вергундийцы и другие бездельники, и творят, что хотят. В роту Совета призвали всех дееспособных, но постоянной проблемой остаётся дезертирство. Когда стали расходиться вести о Священном походе Леди, в город пришло много ортодоксов, по потом многие ушли. Божий капитан слишком уж любит плётку, и непомерно скуп на монеты.

— Арнабус? — спросил я. — Совет?

— Говорят, один из светящих висит вниз головой на шпиле собора. Похоже, Арнабус приказал повесить его за лодыжки, пока не умрёт. Перед повешеньем его раздели донага и вырезали на животе слова «Предатель Ковенанта». Сам Арнабус редко выходит из собора, а Божий капитан, говорят, везде разом, наблюдает за работой на защитных сооружениях или ищет свежие шеи для петли.

— О Суэйне вестей не было?

Последние два дня я ожидал новостей о роте Ковенанта. Я намеревался соединить наши силы посреди открытой местности к юго-западу от священного города, чтобы заняться столь необходимой реорганизацией и обучением, прежде чем двигаться на север.

— Ни словечка, ни знака, — ответила Вдова. — Но если бы они потерпели неудачу, то мы бы уже узнали о битве.

— Пускай сегодня разведчики отдохнут. А наутро раздели́ их по трое и отправь во все населённые пункты на юг в пределах десяти миль. Все, кто встретит капитана Суэйна, пусть передадут ему как можно скорее вести всё войско прямо на Атильтор. Назначим встречу на перекрёстке, где сходятся северный и западный королевские тракты.

— А если мы их не найдём? — Джалайна многозначительно посмотрела на окружавший нас лагерь, который по всем военным стандартам выглядел неопрятно, и на потрёпанные группы керлов с пиками, надрывавшихся на ежевечерней муштре. От сомнений в её тоне и пренебрежения в хмуром взгляде мне захотелось её упрекнуть, но я не стал. Вдова со времён Жуткого Схрона вела себя ещё более молчаливо, чем обычно, но в то же время демонстрировала невысказанное знание, особенно всякий раз, когда её взгляд обращался к Эвадине. Тем не менее, я ценил её откровенность и проницательность человека, не охваченного слепой преданностью Воскресшей мученице.