Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Лорд-камергер? — переспросил я. Несмотря на далеко не тихие наши недавние упражнения, теперь мне хотелось говорить негромко. Эта комната находилась тремя этажами выше над главным залом, где ночевали остальные члены Разведроты. Я знал, что большинство никогда даже и не подумает, что мы с Эвадиной занимаемся чем-то, кроме планирования предстоящей кампании, но сохранять некоторую осмотрительность казалось разумным.

— Если будешь моим консортом, то тебе потребуется подходящий громкий титул. — Она уткнулась носом мне в ухо. — Или этот кажется тебе недостаточно громким?

«Консорт». В моей голове это слово гулко отдавало абсурдом, но то же можно было сказать и про все альтернативы. «Муж. Принц… король?». Я никогда не был, и не стал бы никем из них. Воскресшая мученица не нуждалась ни в супруге, ни в какой-либо форме низменной человеческой любви, поскольку её переполняла благодать Серафилей.

Прикосновение её губ к шее было соблазнительным, но я отодвинулся от неё, свесил ноги с матраса и сел. В покоях лорд-хранителя было темно, и лишь дымящиеся в камине угли слабо светились. И всё же я отлично помнил эту комнату. Сэр Аурент решил украсить стены различным оружием и щитами — скорее всего трофеями или добычей из своих битв и турниров. Элдурм, при всех его недостатках, подобным тщеславием не страдал. От этого ещё сильнее выросла моя ненависть к Ауренту, и усилился страх перед призраком его предшественника.

— Что с тобой? — спросила Эвадина, проводя рукой по моей спине.

— Здесь я написал тебе много писем, — сказал я, переводя взгляд на тёмный стол у окна. — А точнее я писал письма, которые подписывал лорд Элдурм. Всегда было интересно, сколько из моих слов ты на самом деле удосужилась прочитать.

— Сначала я читала все его письма целиком. Думала, что хоть этим ему обязана. Понимаешь, я знала, как сильно он влюбился. — Матрас прогнулся, и она села, обхватив меня руками и положив голову мне на плечо. — Бедный старый Элдурм пал жертвой заклинания, которого я не произносила, во всяком случае сознательно. Внимательно читать его письма я перестала, когда заметила, как улучшилось его словотворчество. Почерк стал слишком совершенен, а содержание слишком поэтично. Слова его всегда отличались неуклюжестью, но то были его слова, и они были правдивы. А твои слова, очевидно, были написаны душой, которая не испытывает ко мне никакой любви. — Она прижала губы к моему уху и жарко прошептала: — А какие письма вы написали бы мне теперь, милорд?

Вожделение с яростной неизбежностью нарастало, но я всё же не потянулся к ней. Призрак Элдурма обитал здесь не один, и мои мысли занимали самые глубокие шахты Рудников, которые я недавно навестил. Там я отыскал маленький закуток в стене тоннеля, где однажды глупый высокомерный юнец начал второе образование у женщины, ныне объявленной мученицей. «А ещё убийцей», жестоко прошипел коварный голос из тёмных уголков моего разума. «Она обрушила тоннель, помнишь? Она их всех убила. Всех этих верующих дурачков…»

Эвадина сжала меня сильнее, и я снова содрогнулся.

— Элвин, зачем мы сюда приехали? — спросила она меня. — Что ты надеялся найти?

Уместный вопрос, на который у меня не было ответа. Мелькала слабая надежда, что я найду здесь кого-то из паствы Сильды. Вдруг, например, Резчик чудесным образом избежал окончательного приговора Сильды последовавшим за ней проклятым душам. Вдруг он так и жил тут, почитая женщину, которая убила его братьев и сестёр по вере. Но Резчик умер. Все они умерли, и от них остались только гниль да кости, ставшие частью этого жуткого места. Но сильнее ложной надежды отыскать выживших была простая потребность увидеть всё это снова, пройти по тем же туннелям, где я превратился из вора в писаря, взглянуть на этот убогий закоулок и ещё раз почувствовать присутствие Сильды. Но, если она и задержалась среди призраков в этом кратере ужасов, то, как и Элдурм, никак себя не проявила.

— Если моей королеве будет угодно исполнить мою просьбу, — сказал я, — я бы хотел, чтобы Рудники были разрушены. Чтобы все шахты обрушили, а кратер завалили. То, что здесь творилось, никогда не было правосудием, а всего лишь рабством, порождённым жадностью. Полагаю, что в правление восходящей-королевы такого быть не должно.

Нежными пальцами она взяла меня за подбородок, направила мои губы к своим, и серьёзно и искренне пообещала:

— Согласна, милорд. От всего сердца.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

На Рудниках мы провели ещё три дня, пока я наблюдал за транспортировкой железной руды, недавно до́бытой из пластов. Все поднятые тележки должны были доставить герцогине Лорайн в качестве оплаты за припасы, предоставленные войску Ковенанта. Шахты не будут работать до тех пор, пока не придёт время их уничтожить, но я не видел смысла отказываться от лёгкой прибыли.

Большинство бывших каторжников — из тех, кто мог двигаться — решило присоединиться к делу Помазанной Леди. Они пошли у нас в хвосте, когда мы возвращались к основной части войска. На Рудниках Эвадина снова начала с состраданием заботиться об этих несчастных, покоряя их своим обычным лёгким сочетанием доброты и тщательно сформулированных уговоров. По правде говоря, благодаря смертоносным усилиям сэра Аурента Веллинде, освобождённые шахтёры внесли довольно скудный вклад в нашу численность, которая начала меня беспокоить, когда войско перешло Сильтерн вброд и ступило на землю Альбериса.

— В последние недели мы покрывали от десяти до двадцати миль в день, — доложила Эйн тем вечером, когда Священный поход Помазанной Леди разбил лагерь. Эвадина удалилась в свой шатёр, снова не прочитав проповедь, предоставив мне оценить нашу текущую диспозицию и состояние собранных разведданных. Мой статус де-факто маршала этого войска оставался невысказанным, но также и не оспаривался. Строго говоря, у нас с Уилхемом ранг был одинаковый, но он не выказывал обиды на то, что Эвадина передала командование мне, и, очевидно, удовлетворился тем, что возглавил кавалерию Помазанной Леди. Эйн, как мой лучший счетовод, получила роль адъютанта и интенданта. Сегодня она пришла, вооружившись своими журналами и отчётами, которые поведали тревожную историю.

— Сегодня мы прошли всего пять, и один человек получил скверное ранение в ягодицы. От арбалетного болта, пущенного его отцом, когда он убегал.

— Народ здесь и впрямь другой масти, — подтвердила Вдова. Моё внимание теперь занимало всё войско, а потому командование Разведротой пало на неё, и она усердно выполняла свои обязанности, рассылая патрули повсюду. — Сегодня мы наткнулись на деревеньку, в которой кто-то повесил просящего на шпиле его собственного святилища за слова в поддержку Леди. А ещё мы нашли одного из наших глашатаев в овраге с перерезанным горлом и торчащими изо рта памфлетами.

— Наша общая численность? — спросил я Эйн.

— Восемь тысяч сто тридцать два, — привычно быстро ответила она. — Хотя просящий Делрик говорит, что по меньшей мере один из тех, кто пошёл за вами из Рудников, вряд ли увидит рассвет. А ещё он просил рассказать вам, что остальные смогут разве что по паре камней в еретиков бросить.

— Посадите их на телеги, — сказал я. — Пока не восстановят силы, послужат погонщиками. — И, повернувшись к Вдове, продолжил: — Памфлетов больше не будет. Глашатаи теперь остаются в войске. Пускай разведчики патрулируют отрядами не меньше пяти. Отправь в деревни впереди того менестреля с его другом-жонглёром. Пускай притворятся, что они нищие артисты, спасающиеся от грядущей войны, и оценят лояльность местных жителей. Мы отправим вербовщиков туда, где они найдут людей, поддерживающих Священный Поход Леди, и обойдём тех, кто может доставить хлопоты.

— Скорее всего, хлопоты доставит весь северный Альберис, — сказал Уилхем. — Во всём Альбермайне не сыскать места, более преданного ортодоксальному Ковенанту.

— Нам не надо захватывать земли, — ответил я. — Или людей. Только священный город. С ним мы получим и Ковенант.