Повелитель огня II (СИ) - Опсокополос Алексис

Ясна присела на землю рядом со мной, взяла меня за руку и негромко произнесла:

— Они все улетели. Ты их прогнал, ты спас нас.

А вот примерно так выглядит мглец:

Глава 8

Ясна подложила мне под голову мою же рубаху, сложенную в несколько раз, чтобы я не лежал лицом на сырой земле, погладила меня по волосам и сказала:

— Всё будет хорошо, Владимир. Ты сильный, ты выживешь.

Хотелось поблагодарить её за заботу, но язык не слушался. Я даже моргал с трудом. И тела своего совершенно не чувствовал — лишь ощущение холода по всей коже. Но при этом мой разум был невероятно ясен — хоть уравнения решай или стихи по памяти мысленно декламируй. Удивительно.

И раз уж я мог думать и анализировать, этим я и занимался. Думал вообще обо всём: как докатился до такой жизни, зачем совершил эту несусветную глупость — согласился на участие в эксперименте, о детях думал, о прошлой работе, друзьях и даже о бывшей жене. Думал, как и куда идти дальше, пытался понять, как работает мой удивительный навык обращения с огнём и можно ли его контролировать, чтобы не тратить все силы вот так — без остатка.

Потому как навык был, безусловно, крутой, но с такими «отходняками» надо было сто раз подумать, прежде чем его использовать. Хорошо, мглецы улетели, а Добран с Ясной обо мне позаботились. А если бы был один? А если после боя надо быстро куда-то уходить? Тут возникли бы проблемы.

Да и сам по себе навык совершенно не делал меня супервоином. Меня вполне можно было сразить с расстояния стрелой или ещё как-то — например, световым магическим лучом, каким Долгой бил из посоха по мрагону. Да и тем же копьём дотянуться можно было без проблем. Это мглецы от огня разбегались, а люди, и особенно огневики, пламени не боятся.

Конечно, чтобы ударить меня копьём, сначала нужно было бы ко мне подойти. А на это не каждый бы решился, когда я кидался огненными сгустками. Но так и копьё вполне можно метнуть. А у тех же огневиков вообще от дикого огня могла иметься какая-нибудь защита. Всякое могло быть, поэтому порадоваться наличию супернавыка стоило, но думать, что я теперь очень крутой боец — нет.

И ещё я очень надеялся, что есть способ как-то это всё контролировать и не выжигать себя в прямом и переносном смысле до дна во время использования этого навыка. Тогда оставались бы силы, чтобы уйти с поля боя, а это уже совсем другой расклад.

А ещё я думал о дружинниках, что гнались за нами. Кто это был? И знали ли они, за кем гнались? Может, сюда просто нельзя было ехать, и они хотели нам об этом сказать? Или всё же они знали, кто мы? Если да, то как узнали? Беглец, которого мы накормили, сказал? Вполне возможно. За информацию о нас явно объявили вознаграждение, и парень, видимо, захотел подзаработать, решив, что за такую информацию ему и денег дадут, и старые грешки простят.

Или мы как-то иначе себя выдали. Гадать можно было сколько угодно. Но в одном я был теперь уверен почти на сто процентов: всадники не поехали за нами дальше из-за мглецов. Ребята явно были местными и знали, чем это всё может закончиться. И ещё было ясно, что пути назад нет. А путь вперёд не радовал. Но третьего не было.

И оставаться на этом месте долго было нельзя — мы находились практически у дороги. Ночью горящее дерево видно за многие вёрсты отсюда, но по ночам здесь явно никто не путешествовал. А вот днём сидеть у огромного сгоревшего дерева точно не стоило. Надо было с рассветом или идти дальше, или хотя бы отходить от дороги. Или отползать, учитывая моё состояние.

Казалось, я провёл в этих рассуждениях целую вечность — время словно замедлилось. Но через какое-то время ощущение обморожения начало проходить, и я почувствовал колючую землю, на которой лежал, кафтан, которым меня прикрыла Ясна, дуновение тёплого ветерка. Однако сил не прибавилось ни капли. Я был выжат в прямом смысле этого слова — не то что встать, я всё ещё языком пошевелить не мог, чтобы хоть пару слов произнести. А сделать это было необходимо.

— Я… — неимоверным усилием я напряг всё тело и голосовые связки. — Яс… на…

— Я здесь, — ответила юная Крепинская княгиня. — Я здесь. Всё хорошо. Видишь, тебе уже лучше, ты опять можешь говорить.

— Огонь… — выдавил я из себя с невероятным трудом очередное слово. — Поддерживайте огонь.

На эту короткую фразу у меня ушли все те силы, что я накопил, пока лежал. И снова накатила усталость. Но другая — захотелось спать. Сил, чтобы сопротивляться этому желанию, не было. Да и смысла — тоже. Я закрыл глаза и уснул.

Когда я проснулся, было уже светло. Я лежал у огромного костра. Одетый. Под головой — мешок, под спиной — листья. Позаботились. Приятно. Попробовал пошевелить рукой — получилось. Смог даже приподнять её. Это радовало, похоже, силы хоть и медленно, но возвращались. Я попытался встать, но здесь всё было не так радужно.

— Владимир! — откуда-то со стороны раздался голос Ясны. — Подожди! Я тебе сейчас помогу!

Она подбежала ко мне, присела рядом и помогла сесть. Я осмотрелся. Дерево почти полностью сгорело, а на его остатках полыхал большой костёр. Видимо, Ясна с Добраном всю ночь его поддерживали, подбрасывая сухие ветки, благо их вокруг было достаточно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ясна. — Тебе лучше?

— Чувствую я себя прекрасно, — ответил я. — Вот только сил нет.

Я действительно чувствовал себя полностью здоровым, ничего не болело, но сил не было. Не так, как накануне — двигать руками и ногами, а также говорить, я уже мог, но встать — пока нет. Странное ощущение.

— А есть ты сможешь? — поинтересовалась Ясна.

— Смогу, — сказал я. — Было бы что поесть.

— Мы пожарили на диком огне мясо гусака, которого мглецы задрали. Они не всё унесли. Один бок с ногой остались.

— А его точно можно есть?

— Можно, бедняки их едят. У гусаков мясо на вкус нормальное, просто очень жёсткое. Нужно долго варить. Но нам варить не в чем, пришлось жарить. Нога жёсткая, а с рёбер мясо вполне можно жевать. Принести?

— Не откажусь, думаю, чтобы его прожевать, сил у меня хватить должно. А где Добран?

— Повёл второго гусака к ручью, чтобы тот попил.

— Второго? — удивился я. — Но он же убежал.

— Убежал, да недалеко, — Ясна рассмеялась и пояснила: — Он через глухие заросли побежал и там запутался. Зацепился поводьями и верёвкой. Попытался освободиться и запутался ещё сильнее. Мы, как солнце взошло, решили пойти по его следам, чтобы собрать поклажу, если она вдруг слетела. А нашли его самого.

— Это хорошая новость, — сказал я. — Втроём на нём не поедешь, но вещи он все потащит. И поверь мне, идти по горам налегке и идти с полным тяжёлым мешком — это не одно и то же.

— Верю.

— Ну и время от времени можно ему на спину Добрана садить, если тот будет уставать. В общем, нам сильно повезло, что гусак запутался.

— Да, — согласилась Ясна и неожиданно спросила:

— А почему мы не дали им имена?

И действительно, почему? Мне как-то и в голову такое не приходило — не до того было. И продавец, когда отдавал их, ничего на этот счёт не сказал.

— Мне кажется, если бы мы это сделали, нам было бы сейчас совестно есть гусака, которого мы называли по имени, он ведь после этого стал бы нам почти другом, — заметил я. — Так что всему своё время. Оставшемуся давай дадим. Как ты хочешь его назвать?

— Желток, — ответила Ясна.

— Так он же не жёлтый, он светло-коричневый.

— У него глаза жёлтые.

После такого оригинального объяснения вопросов не осталось. Кроме одного.

— А это точно Желток, а не Желтуха? — спросил я. — В смысле, это точно он, а не она?

— Точно, — ответила Ясна и рассмеялась.

— Ну тогда так и назовём. И попробуем, как тебе удалось приготовить безымянного.