Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

«Пойман Змей».

Совсем рядом! Переглянувшись, дернули на точку.

Когда добежали, допрос уже был в разгаре. Таор смерил взглядом подвешенного вниз головой нарушителя и кровожадно кружащего вокруг него коренастого Арея. Тот подвесил чужака на высокой ветке. Красиво, как полагается, но почему-то на одной ноге. Под чужаком валялся сдернутый с него зеленый маскировочный плащ. Рядом на траве сиротливо лежала котомка с нарытыми корнями.

«Эускариот», — Таор и понял и почуял с первого раза.

— Чего на одной-то? — вопросил Дрей, оценивающе оглядывая болтающуюся в воздухе вторую свободную ногу.

— Фигура такая, — серьезно пояснил Арей, вытряхивая хвою из ботинка. — Называется «лесная ласточка».

Опытный одноглазый Арей, который следил за этой частью границы, был художником в душе. Таор сходства с ласточкой не нашел, но спорить не стал. Ну видит так художник, и добро ему в зубы. Красиво подвесить нарушителя за ногу и определить в результате лесную ласточку, не каждому дано.

— Сколько ждал? — он оглядел петлю под месторождением корней.

— С ночи как пень в скрадке сидел под этими морковками, — Арей кивнул на эускарит, — пока вы, бездельники, храпака давали. Чуть ногу себе не отгрыз, до того онемела!

Таор вспомнил свою «сладкую» ночь, хмыкнул, не комментируя.

— Что говорит?

Он слегка качнул худого вора, глянув в налившееся кровью лицо. «Ласточка» полетела.

«А похож», — он весело оскалился, почесал все еще зудящую спину.

— Плачется. Говорит, заблудился, не заметил, что Хаос его попутал, перепутал, напутал... Таор, блохи заели?

— Ты о моих блохах не переживай. За своими смотри в оба.

— В кишки свали, — не обидевшись, послал его одноглазый и обратился к Змею. — Какие еще слова ты говорил? Я забыл.

— С пути сбился... — сипло молвила «лесная ласточка», паря в воздухе как раз на уровне руки. Удобно.

— Сбить — эт можно, — Дрей заинтересованно примерился кулаком к перевернутой физиономии.

— А, да, и это. Не на то дерево залез. Потерял путеводную звезду, бедняга.

— Зачем корнеплоды копаешь, фигура? — ласково спросил Таор, заметив, что неласково уже спрашивали. Об этом свидетельствовал разливающийся под скулой бордовый след кулака.

— Пощадите, бэр... Я денежки так... зарабатываю... Нехитро... У меня семья... Трое... За корни по полсеребряка дают. Краситель хороший это... Большего не знаю... Не специально я. Случайно. Хаос с пути сбил... Отпустите...

— Краситель, говоришь? — Таор с сомнением потер колючую щетину. — И что же им раскрашивают?

— Еду, кушанья. Мы же редко едим... Богатым надо, чтобы красиво... Необычных цветов... — проблеяла «ласточка».

С недоверием приподняв бровь и сочувственно хлопнув Змея по спине так, что тот содрогнулся, Таор отошел на два шага назад. Оперлся плечом на сосну, задумчиво сорвал и растер в пальцах лист мяты. Понюхал пальцы.

Арей понял намек.

— Чую я, что врешь ты так же хорошо, как ползаешь, перелетный. Раз краситель, раскрашу тебя еще немного, сизорыл... — художник сощурил глаз и примерился. — Для красоты нужна симметрия.

Дрей, который про симметрию слышал мало, с интересом уточнил:

— Почему?

Арей замер с засученными рукавами. Тема красоты его волновала настолько, что он ставил ее в один ряд с охотой.

— Ну у тебя рук сколько, серый?

— Две.

— Ног тоже две. Двое глаз, ушей на одном и том же уровне. Это симметрия. Это красиво.

— Сиськи тоже по две растут... — мечтательно произнес Дрей, соображая о своем, романтичном, и встрепенулся. — Погоди. Хрен же один! Получается некрасиво?

— А по бокам от него?

— А-а-а...

— Не на одном уровне, мастер брехун, — отозвался Таор из-под сосны. Происходящее его забавляло. — Не симметрия. Ты языком бы меньше крутил, и больше работал, а то несимметрично получается.

— Красота не бывает без изъяна! — поучительно продекламировал Арей, погрузившись в теорию симметрии настолько, что даже забыл послать Таора овцам под хвосты заглядывать.

Слушатели качнули головами, то ли с уважением, то ли не желая спорить с настолько творческой личностью. Сохраняя на лице мечтательное выражение, Дрей присел на корточки и посмотрел на свои руки, щупая ими в воздухе что-то симметричное.

Зрители ждали. Арей деловито развернулся на нарушителя и вдохновенно прищурил единственный глаз.

— Бить буду красиво. Но больно, — предупредил.

Глава 11. Пирожки с чаем

Самый злой Волк ушел, и мне стало не по себе, будто толстая колючая стена, ограждавшая меня от алчущей стаи, вдруг исчезла, бросив одну, без защиты. Что-то подобное я смутно ощущала в детстве, когда мама уходила, оставляя меня один на один со всеми чудовищами. Чудовища в моем детском представлении представлялись очень конкретно: это были волки.

Так как наша территория соседствовала с волчьей, нас, детей, волками пугали.

Высунешь нос — откусят нос!

Высунешь руку — откусят и ее!

А выберешься вся — унесут и разорвут на куски!

В сказках волки детей обязательно выманивали тонкими сладкими голосами, похожими на голоса родных. Чтобы не слышать никого, я забиралась под кровать, затыкала уши и не вылезала до прихода матушки, стараясь не прислушиваться и все равно прислушиваясь к каждому шороху. Сейчас забираться под кровать было как-то не солидно, так что я просто прикрылась одеялом, делая вид, что пытаюсь спать, но на самом деле малодушно скрываясь. Спарилась. Уже мокрая, рассердилась на себя.

«Да что со мной, в конце концов?! В дом же не войдут? Не войдут! А я — не выйду»

Вылезла из-под одеяла, залезла пальцем в травяную мазь, принявшись чистить зубы и ходить по комнате. Пока ходила, думала, чем бы заняться. Вспомнив утреннего Таора, который и печь подтопил и обещал новую юбку, торжествующе улыбнулась: признал, что перегрубил. Надо сказать, мне тоже было в чем покаяться — нехорошо применять свои знания во вред, совсем нехорошо. Даже мысленная матушка одобрительно качнула головой в тон мыслям. Похвалив себя за то, что устроила всего лишь колючую кровать, а не жидкий стул, я шагнула к лежанке Таора, чтобы собрать белье.

— Есть кто дома? — услышала знакомый приветливый голос за окном.

«Тиром! Началось...»

В голове мелькнули волки, выманивающие детей из дома. Притихнув, застыла на месте, соображая сделать вид, что никого нет дома, но голос усмехнулся:

— Что молчишь, Аса? Я слышу, что ты там. Или я такой страшный?

— Нет, — вынужденно ответила со всей имеющейся невозмутимостью. — Не такой уж.

— Тогда покажись.

Крыть было нечем. Рассудив, что через окно говорить можно, опасливо приоткрыла ставню, сама не высовываясь. Тиром стоял четко за несколько шагов напротив окна. Светлая рубашка легко колыхалась на ветерке, а лицо было серьезным, озабоченным. Глупо подумалось, что Волк сейчас скажет как в сказке: «Отопри, выходи, я тебе гостинцев принес: петушков, да пряничков». Громко затявкал, зарычал Бояр, но тут же стих — к нему метнулся и погнал большой бурый волк. Я испугалась.

«Придушит щенка?!»

— Он ничего ему не сделает, — проговорил Тиром, издалека заметив мою тревогу. — Отгонит, чтобы не путался под ногами. Как живётся, Аса? Я думал о тебе, беспокоился.

Поразилась. Даже доли притворства не чувствовалось в словах, казалось, что он говорит искренне. Суровая морщинка прорезала лоб. Но я не верила Тирому ни на ноготь, ни на пол ногтя. Таор рассказал о нем достаточно хорошо. Запоминающе... весьма.

— С чего тебе беспокоиться? Ты меня один раз видел.

— Понравилась, — ответил прямо.

И опять без тени фальши. Как он это делает? Я даже позавидовала такому искусству. Стало слегка приятно, хотя все равно не поверила. Уже не маленькая, знаю, что не пирог, чтобы всем нравиться. Да и внешне... Говорили мне пару раз про то, какая я красавица, но со временем я поняла, что это больше дань обычаю, чем правда. Принято восхищаться угощением, принято говорить девушкам, что красивая, об умершем принято хорошо говорить, какой бы ни был... Обычаи.