Двойник короля 21 (СИ) - Скабер Артемий

Воронка дёргала меня рывками. Каждый рывок — попытка сломить волю, оторвать кусок души, переварить его, сделать частью себя. Борьба продолжалась вечность… или мгновение. Время потеряло смысл. Были только воля против голода, упрямство против неизбежности.

Я начал побеждать. Воронка ослабла, она потянула меня в другую сторону.

Ощущения изменились — нет боли, нет холода, нет тяжести, только мысли и воля. Когда ты «уходишь», все желания, эмоции, цели и проблемы остаются там. Должны оставаться, но не у меня. Я разжигал всё! Каждую эмоцию, каждую крупицу ярости. Вся сущность трепетала, когда я представлял свои цели, задачи, когда возникали образы моих людей и ответственности за них. Девушки, неродившиеся дети… Нет! Уходить — это не про меня. Я сам решу, где и когда!

Моя сущность цеплялась, буксовала, дёргалась, сопротивлялась неумолимому притяжению пустоты. Ощущения в точности такие же, как были в прошлой жизни, когда мы убили друг друга с демоном. Вспышки света и тьмы преследовали, словно пытались разорвать сознание на части.

Я сосредоточился на ненависти. Именно она сейчас держала меня, не давала раствориться в пустоте. Кто-то предал, кто-то нанёс удар в спину, когда я не ожидал нападения.

«Найду! Убью!» — эти мысли пульсировали в моём сознании с частотой сердечного ритма, которого больше не было.

Вот дно воронки, в которую меня засасывало. Там дальше всё. Конец или новое начало? Не узнаю, не сейчас.

Раздул себя, будто это могло помешать. Хрен знает, может быть, застряну и меня выплюнут? Хорошо, что ощущений ноль.

«Кто это мог быть? Лахтина? — от этой мысли что-то кольнуло внутри. — Она меня предала? А как же клятва? — остановил поток вопросов о девушке. — Кто-то другой? Ублюдок отец-рух или кто-то из его монстров?»

«Найду и убью!» — повторил про себя. Ярость только увеличивалась, когда я вспоминал, как всё произошло.

Вспышка!

Лахтина в серой зоне

Безмолвие и пустота, время словно остановилось. Она стояла рядом с телом, не веря в произошедшее. Пальцы судорожно сжимали ткань его одежды, костяшки побелели от напряжения.

— Лахтина! — голос отца стал громче, приобрёл металлические нотки. — Забудь! Человек мёртв! Выйдешь замуж и родишь наследника.

Слова ударили, словно плеть. Каждый слог отдавался болью, проникая сквозь оцепенение горя.

— Нет! — королева скорпикозов бросилась к телу.

Движение было резким, отчаянным, словно физическая близость могла вернуть ушедшую жизнь. Её дыхание стало прерывистым, судорожным. Сердце колотилось так, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Девушка подняла безжизненную голову Павла и посмотрела на его лицо. Оно почему-то улыбалось, и глаза не закрыты, а смотрели вперёд. На какой-то момент Лахтине показалось, что Павел жив.

Странное выражение для мертвеца. Улыбка, застывшая на губах, словно последним чувством была не боль, а какая-то ироничная насмешка над смертью. Глаза, смотрящие вперёд — не в пустоту, а словно видящие что-то недоступное живым.

В груди Лахтины всколыхнулась безумная надежда. «Он жив!» — кричало всё её существо, но разум говорил другое. Тело было холодным, безжизненным, никакого дыхания, никакого пульса.

— Выйдешь за Нариса, — бросил мужчина. — Он сильный, преданный и…

Голос отца доносился словно сквозь толщу воды. Нарис — один из приближённых короля. Скорпикоз, которого она всегда презирала. Сильный — да, преданный — возможно. Но не тот, кого Лахтина выбрала.

— Верный тебе! — подняла взгляд девушка. Глаза, полные слёз, вспыхнули яростью. — Я тебя убью!

Эти слова вырвались из самых глубин души. Не просто угроза, а клятва. Она чувствовала, как яд наполняет железы в хвосте, пусть Лахтина и была в человеческом обличье. Яд, готовый вырваться наружу при малейшем движении. Всё её существо требовало мести.

— Моя дочка… — улыбнулся отец.

В голосе сквозила снисходительная нежность, словно он говорил с капризным ребёнком. Эта улыбка, этот тон… лишь разжигали ярость сильнее.

Его человеческая оболочка выглядела как мужчина сорока лет. Длинные чёрные волосы, такого же цвета глаза. Лёгкая щетина и рост около двух метров, широкие плечи. Совершенное тело, созданное для войны. В каждом движении чувствовались сила, уверенность власти. Он был красив той холодной, отстранённой красотой, которая внушает страх и благоговение.

Но не это главное в короле скорпикозов, а его сила и то, что внутри — рух, монстр семнадцатого ранга…

Лахтина чувствовала эту мощь. Она давила, заставляя каждую клетку её тела подчиниться. Инстинкт требовал склонить голову перед более сильным, но сердце кричало о другом.

— Я найду способ и уничтожу тебя! — бросила девушка.

Слова звенели в воздухе, как клинки. Она сама не верила в них. Как можно убить того, кто носит в себе руха? Но молчать Лахтина не хотела. Павел смог, значит, и она способна.

Молчание было страшнее любого крика. В нём читалась уверенность, что время всё расставит по местам, что её бунт — быстрое явление, которое пройдёт вместе с горем.

Мужчина вышел из комнаты. Тяжёлая дверь закрылась за ним, оставив Лахтину наедине с телом Павла. Отец не приказал слугам, чтобы его забрали. Пусть смотрит, пусть понимает: человек мёртв, она монстр, так было и останется. У неё начался цикл зачатия, и рано или поздно естество возьмёт верх.

Воздух вокруг словно сгустился от напряжения. Лахтина ещё раз посмотрела на Павла. Слёзы текли по щекам. Ей хотелось кричать, крушить, уничтожать, но ошейник подчинения, который надел отец, сковывал действия. Металлический обруч на шее был холодным, тяжёлым. Он сдавливал не только физически, сама воля королевы скорпикозов была скована им. Как бы она ни пыталась сопротивляться, магия отца сильнее, и каждая попытка неповиновения отзывалась острой болью.

Боль… в груди, в животе, в голове — везде. Лахтина и не думала, что настолько сильно привязалась к человеку.

Воспоминания нахлынули волной. Его руки на её панцире в первый раз — не от страха, а от… интереса. Его взгляд, когда она превратилась в человека. Не отвращение, не ужас, а любопытство. Павел смотрел на неё так, словно Лахтина была загадкой, которую он хочет разгадать… Клятва крови. Как королева скорпикозов произносила слова ритуала, не дрогнув. А ведь другие люди боялись даже приблизиться к ней.

— Ты обещал вернуть мне истинный облик! — вспомнила девушка.

Обещание, данное в серой зоне. Тогда она думала, что это просто слова, способ получить её послушание. Но в его глазах было что-то ещё… Решимость. Он не бросал слов на ветер.

— Обещал жениться! Убить отца и стать королём! — продолжила говорить девушка.

Она прижала его голову к своей груди: холодная кожа, сердце не билось. Конечно, мёртвые не дышат.

«Почему ты улыбаешься?» — подумала Лахтина.

Выражение его лица было странным. Не мирное, не страдальческое, а насмешливое. Словно он знал что-то, чего не знали остальные. Сила, власть, уверенность — именно это определяет самца и её избранного. А теперь…

— Ты… ты… обязан! — произнесла она телу.

Обязан жить, обязан вернуться, обязан не оставлять её одну в этом кошмаре. Её голос дрожал — то ли от слёз, то ли от ярости.

Лахтина почувствовала вибрацию. Энергия рвалась наружу, но она не отпускала. Что-то происходило, что-то странное, неестественное. Воздух вокруг тела Павла начал дрожать, искажаться, словно над раскалённым асфальтом в жаркий день.

Вспышка. Яркий свет — ослепляющий, невыносимый даже для неё. Королева скорпикозов хлопала глазами, чтобы начать видеть. И когда это получилось, то ничего не осталось.

Павел полностью исчез. Испарился, словно его никогда не было. На полу лежали только какой-то диск и кольцо.

Лахтина посмотрела на дверь. Крик разрывал горло, выплёскивая всю боль, весь гнев, всё отчаяние и обещание. Обещание уничтожить. Это был нечеловеческий крик — нечто первобытное, животное, идущее из самых тёмных глубин её существа.