Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Перевел дыхание и рывком поднялся, быстрым шагом пересек зал и направился на кухню. Настенька должна была проголодаться, поэтому поговорить с Прасковьей необходимо.

— Прасковья! — гаркнул с порога так, что скатерть подпрыгнула на столе и заохала.

— Что случилось, хозяин? — спросила подобострастно, отчего я поморщился.

— К тебе гостья захаживала днем?

Скатерть будто задумалась, затрепетала краями, а потом встрепенулась и без запинки ответила:

— Захаживала.

— О чем толковали?

— Да так, по мелочи, — зарделась кухарка, — я накормила ее, а она пожаловалась на то, что домой хочет. Не место ей здесь.

Я сжал челюсти, но промолчал. По душе растекся жгучий ручей разочарования. Неужели, настолько ей не понравилась наша ночь, что она домой засобиралась?

— Продолжай, — сухо вымолвил.

— Я ее и так уговаривала, и эдак, — охотно закудахтала Прасковья, — да девка только грустнее делалась и увереннее. Сказала, что слышала от одного из слуг, мол, в хранилище у хозяина можно поживиться драгоценностями. Вроде как плату взять за роль дара. Я ей сказала, чтоб вас дождалась. Но девка не из терпеливых, унеслась. Не понравилась она мне. 

Костяшки на правой руке пронзила острая боль, а на пол посыпалась ледяная крошка, смешанная с серым камнем — я в порыве чувств разбил кулак о стену.

— Не гневайтесь, хозяин, — запричитала скатерть, трясясь от испуга всем полотном, — слыхала я, что Фока ее видал тоже. Может, он больше моего расскажет?

Я развернулся на пятках и покинул кухню, краем глаза замечая, что вслед за мной все инеем покрывается. Внутри поднималась ненависть. Как какая-то девка могла обмануть меня?! Даже поступок бывшей жены меня так не разозлил. Я просто отпустил ее с миром, да закрылся в тереме на год.

Воспоминания о юном теле только подогревали мою ярость. Я, после не очень приятного и продолжительного общения с человеческим царем, и так находился в состоянии: “Не влезай — откусит руку по самую шею”, хотел прикоснуться к нежной коже, а она оказалась еще хуже, чем предыдущие дары. Те, хотя бы, не прикидывались невинными и наивными.

Дверь хранилища слетела с петель, а едкий запах защиты сказал все лучше любых проверок и слов. Девка была здесь, открывала сундуки без спроса и вскрыла тот, где хранились мои наработки. Опасные и проклятые мной же.

Я сжал зубы, даже проверять не стал, что пропало. И так ясно, без специальных умений сундук с артефактами не открыть. Девку к нему прислали, чтоб он потерял голову, да расслабился.

Нет теперь им прощения.

Аська

Когда я подобралась близко к источнику света, оказалось, что я сильно ошиблась в предположениях. Но согреться хотелось больше, чем проявить осторожность.

Я несмело вышла из-за деревьев и оглядела небольшую поляну, спрятанную за засыпанным снегом кустарником и древними лиственницами, большими, чем я, раз в пять.

В центре поляны трещал костер, он поднимался к небу на добрых пару метров, весело стреляя искрами в разные стороны. А у костра сидели люди, закутанные в дубленки и тулупы. Они смеялись, стукались железными кружками друг с другом и о чем-то громко переговаривались.

Вокруг них оказались свалены туго набитые тюки. Транспорта, на котором люди бы перемещались, на поляне не оказалось.

Легкое дуновение ветра, и моего носа коснулись хмельные запахи. Я поморщилась, неуверенно сжав края шубы рукой. В доме у нас редко пили, только по великим праздникам. Да и то такого запаха не ощущалось.

Хмельное пробиралось в нос, нещадно щекоча его, поэтому я не выдержала — чихнула. Разговоры и смех тут же смолкли, а люди повернули головы в мою сторону. Я сглотнула, в душе зародилась тревога — все, кто находился на поляне, оказались мужчинами.

Они повскакивали со своих мест, принимая странные позы. В руках ближних ко мне блеснула сталь. Я прижала руки ко рту и попятилась. Неужели, на разбойников попала?

Когда мужчины увидели, кто нарушил их покой, на лицах многих расцвели щербатые улыбки, а мое сердце ухнуло вниз, будто в пропасть сорвалось.

— Девица, — пророкотал один из них, по виду, самый крупный.

— А я говорил, удача тут нам улыбнется, — поддержал его другой.

Тело мое сковало, только не от холода вовсе — от леденящего страха. На ватных ногах я попятилась обратно, куда угодно, хоть под яростные очи Макара, хоть во вьюгу злую, только не в лапы к разбойникам.

Не успела я и шагу ступить, как на плечи опустились тяжелые руки, будто к земле прибили, а на ухо кто-то прошептал хрипло, обдавая зловонным хмельным дыханием и запахом немытого тела:

— Куда же ты? Будь гостьей у нашего очага. Мы согреем тебя девица-краса.

Я вздрогнула всем телом, отчетливо осознавая, что убежать уже не получится. В уголках глаз защипало, а по телу расползся липкий страх, сковывая движения. Приоткрыла рот в беззвучном крике и стиснула руки сильнее, даже голос пропал, кажется.

— Не бойся, девица, — хрюкнул тот, что был крупнее, — мы тебя не обидим.

— Напоим, накормим, — вторил ему кто-то из толпы.

— Проходи к очагу, — подтолкнул в спину третий.

Я почти упала навзничь — ноги сделались ватными, держать перестали от страха — только меня подхватили эти же руки, приподняли над землей и поволокли к костру. Мужчина при этом довольно хохотнул мне на ухо, а у меня внутри вдруг появилось странное чувство. Липкое, отравляющее кровь. Никогда подобного не испытывала, поэтому не знала, как назвать.

Хотелось скинуть чужие руки, да побежать в баню, мыться скорее, хоть на мне и присутствовало несколько слоев одежды. Но это оказались цветочки, потому что одна из его рук вдруг пробрались под шубку, стиснула грудь будто тисками, от чего я невольно всхлипнула.

— Хороша! — заверил своих товарищей тот, который меня схватил, — а пахнет так, что башню сносит!

Я услышала, как он втянул воздух рядом со мной, тут же рывком сорвал пуховый платок с головы, откинул в сторону, остальные разбойники заулюлюкали. Мерзкое чувство только расползалось по телу, парализуя, по щекам покатились слезы.

— Не плачь, голубка, — хмыкнул один из разбойников, он подошел ближе остальных, прожигая меня масляным взглядом и кривя обветренные губы в ухмылке, — мы хорошие.

Только слова его отдавали фальшью, потому что чужая рука все еще сжимала мою грудь до боли, мяла нежную плоть до синяков. Я снова всхлипнула, не кстати вспомнились прикосновения Макара, такие нежные, такие аккуратные, желанные. 

— Иногда бываем, — продолжил он, отрывая мои онемевшие пальцы от краев шубы.

И тут в моей голове будто что-то щелкнуло. Не хочу, чтоб меня другие мужчины так касались, никогда! Я завизжала и вцепилась ногтями в лицо тому, который стоял напротив, одновременно с этим забарахталась, молотя ногами в воздухе.

Мужчины замерли от неожиданности на мгновение, а хватка ослабела. Только рано я обрадовалась. Мужчина напротив взревел, как раненый бык и замахнулся огромной ручищей.

Боль вспыхнула в голове тысячами взрывов, а оковы из рук совсем перестали меня стискивать, перед глазами тут же замелькали яркие звездочки. От неожиданности ноги подкосились и я рухнула в примятый снег, подол задрался, по ногам от колена до бедра пробежались иголочки холода, обжигая кожу.

Я приложила ладонь к горящей щеке — именно на нее пришелся удар. Воздух из легких вырывался клочками, тая белыми облачками пара, а сердце бешено колотилось в груди.

— Паскуда, — зло выплюнул тот, на которого я напала, — мы хотели ласково с тобой, а ты драться удумала.

Ото лба, вниз к подбородку изломами спускались пять кровавых дорожек, я мельком глянула на свои пальцы свободной руки — кончики окрасились в красный. К горлу подступила тошнота, неужели, я способна так сильно кого-то поранить?

Разбойник, что удерживал меня сначала, схватил товарища за руку, когда тот сделал шаг ко мне. Я замерла, натянутая внутри, как пружина, даже подол не поправила, отмечая, что остальные развязывают пояса, да тулупы с дубленками расстегивают. Вцепилась руками в снег — очистить пальцы, и старалась не думать, что растерла чужую кровь по своему лицу.