Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Но сил товарищу не хватило, разбойник вырвал руку, обдавая меня дикой яростью во взгляде, и ногой наотмашь ударил меня в бок. С губ сорвался всхлип, а новая порция боли вгрызлась в мою плоть, скрадывая возможность дышать. Я отлетела на несколько шагов, почти врезаясь лбом в дерево, и затихла, замерла, делая вид, что меня нет.

Боль оказалась всепоглощающей и пугающей до трясущихся поджилок, мне даже почудился хруст в ребрах, когда ботинок разбойника с ними встретился. Меня ведь раньше никогда всерьез не били. Оплеухи от мачехи, да полотенце мокрое по пятой точке за непослушание стали казаться комариными укусами.

Я снова всхлипнула, обхватив голову руками и сжавшись в комок в попытке вдохнуть воздуха, и замирающим сердцем стала ждать новых ударов. Но их не последовало. Сквозь шум в ушах я различила возню и громкую ругань, до меня донеслись обрывки фраз:

— … остынь, Ерема! Зашибешь еще! С кем забавляться будем? … вон, уже второй день в отключке! … другой-то не встретим…

Я разлепила глаза, правда, картинка все равно расплывалась, от слез или головокружения — не поняла — и прищурилась. Пока разбойники разбирались между собой, я смогла немного справиться с паникой и сесть, прижавшись к стволу дерева спиной. Сквозь боль под ребрами и головокружение в голове начал формироваться план побега. Ведь, если сорвусь сейчас на бег, то смогу быстро вернуться к границе Заколдованного леса, а там — вьюга. Она спрячет меня от лиходеев.

Только бы голова не подвела. Но я не успела приступить к осуществлению первой фазы — незаметно встать — потому что пелена с глаз немного спала и я смогла разглядеть поляну. Разбойники сбились в кучу и успокаивали того, которого я поцарапала, забыв обо мне ненадолго, а в освободившемся пространстве я увидела бездыханное девичье тело в ватном тулупе.

Сердце ушло в пятки, а душа снова рухнула в бездну — за спинами разбойников лежала Тихослава в неудобной позе и не подавала признаков жизни.

Медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, я переместилась ближе к товарке по несчастью. Каждое движение приносило новую порцию боли, но я терпела, кривя лицо, не до временных неудобств сейчас. Жизни спасать надо.

Тихослава выглядела плохо, видимо, сопротивлялась она рьянее моего и досталось ей в несколько раз больше. Один глаз заплыл, на щеке красовался бурый кровоподтек, а растрескавшиеся губы окрашены засохшей кровью. К горлу подступила тошнота, уверенности в том, что товарка жива, у меня не было. Если я правильно расслышала, то она двое суток не приходила в себя, а они и не проверяли, скорее всего, пинали только, чтоб в чувство привести. Безуспешно.

Я сглотнула вязкую слюну, ощущая во рту противную горечь, и перевела взгляд на разбойников. Мужчины уже успокоили самого буйного — дали ему полную чарку хмеля — и поглядывали в мою сторону. Они даже не сомневались, что я не сбегу.

А я свела края шубы, закуталась в нее, как в кольчугу защитную и принимала решение. Я ведь все равно погибну от их рук. Они не оставят на мне живого места, они — не Макар. Прикусила губу со всей силы и ощутила вкус крови.

— Подойди ближе, — проворковал тот разбойник, что находился от меня в нескольких шагах, — Ерема больше тебя не тронет.

Я сглотнула и сделала вид, что послушалась, перемещаясь ближе к разбойнику. Только взгляд мой неотрывно следил за поблескивающим в бликах костра кривоносым клинком, что покоился на поясе разбойника. Пояс мужчина как раз ослабил, чтобы снять штаны. Для чего — вопросов не осталось. Я ведь теперь наглядно представляла, что там, за краем шерстяной ткани.

Щеки запоздало обожгло румянцем, но с ним змеей вилось внутри то странное чувство, которое возникло при встрече с разбойниками. Из-за него к горлу подкатывала тошнота, а все мое естество противилось грядущему действу.

Подобравшись ближе, под возобновившееся улюлюканье, я потянула замерзшие пальцы к поясу — достать до клинка. Разбойник растянул на губах щербатую улыбку и перехватил мою руку.

— Какая шустрая, — хрюкнул он, вызывая в моем теле неприятное покалывание, — руки куда нужно тянешь, но мы ж не звери, постелим на снег, чтоб теплее было.

От досады захотелось завыть, ведь мои пальцы почти коснулись заветного металла. Разбойник снова хрюкнул, перехватил мою кисть удобнее и потащил ближе к костру. Я бы даже сказала, что поволок, потому что на ноги я встать не успела — ползла за ним, рассаживая коленки о мерзлый снег, и морщилась.

— Что ты с ней цацкаешься? — возмутился бандит с пораненной мной гордостью, а я снова зашипела от боли.

Он схватил меня за растрепанные волосы и бросил в круг остальных. Я упала плашмя, проехавшись почти до самого костра, жар опалил мои волосы и коснулся шубы. Я тут же отпрянула, пытаясь хотя бы сесть, но меня вновь схватили за волосы и приподняли над землей. Ткань платья на вороте затрещала, когда тот же самый обиженный разбойник рванул меня за шиворот что есть силы. Он зацепил платье. Специально или нет я определять даже не попыталась, глотая горькие слезы.

Но плотный материал, из которого пошили платье, оказался прочнее, чем выглядел, дав трещину только у самого горла. От неожиданности я закашлялась и забилась в руках бандита пойманным воробьем. Он на это сжал кулак плотнее и встряхнул меня, как куль. Разбойники снова заулюлюкали, а я поняла, что возможность на быструю смерть я упустила безвозвратно. Следующие несколько часов наверняка покажутся мне адом.

Глаза я зажмурила от боли, да так и не раскрыла, все равно от слез все расплывалось, но странный свистящий звук прошелся порванной тетивой по моему желудку. Я распахнула в страхе глаза, боясь представить, что увижу чужое непотребство. Только зрелище, открывшееся моему слезящемуся взору ужаснуло больше, чем мужские причиндалы, а воцарившаяся тишина оглушила.

Разбойник наклонился ко мне близко-близко, поэтому я отчетливо увидела все, что скрывалось внутри его шеи. Потому что головы его на месте не оказалось. Кровь тотчас фонтаном брызнула во все стороны, окрашивая снег в красный, хлеща мне за шиворот и заливая лицо. Голову я заметила краем глаза, она, лишенная поддержки тела, упала рядом и откатилась в сторону, взирая на мир остекленевшими глазами.

В душе все перевернулось, а я безвольной куклой смотрела на хлещущую кровь из страшной раны. Замерла всем телом, боялась позволить себе думать, иначе рассудок мой захворает.

Но вот тело разбойника завалилось на бок, а напор крови ослаб. Только и меня он утянул за собой, ведь его пальцы так и не разжались, стискивая волосы на макушке. С губ сорвался хрип, переросший моментально в визг. Я забарахталась, замолотила руками и ногами, пытаясь выбраться, но только размазывала кровь больше, безнадежно портя шубу, и причиняя себе боль. 

Только спустя несколько мгновений мне удалось перестать визжать, потому что голос сел, и в голове стали появляться здравые мысли. Если у меня не получается разжать чужие пальцы, то надо отрезать волосы.  Тогда я освобожусь.

Преодолевая тошноту и страх, я потянулась к поясу мертвого разбойника, нащупала грубую рукоять клинка и потянула, что есть силы. Оружие поддалось, царапая пальцы заусенцами на металле. Рванула и наугад резанула волосы почти под корень, не заботясь о внешности. Меня почти затопило безумие, хотелось скрыться, убежать, исчезнуть.

Поняв, что меня больше ничего не сдерживает, я откатилась в сторону, сжалась в комок, обхватив себя руками и постаралась просто дышать и не вывалить все то, что пока оставалось в моем желудке. Немного придя в себя, я кое-как села и огромными глазами уставилась на то, что творилось вокруг.

Из горла вырвался полузадушенный писк, а я вжалась в дерево, прикрыв рот руками. Потому что почти все разбойники лежали бездыханными телами, а снег вокруг окрасился в оттенки алого, будто расцвел неведомый цветок посреди зимы.

Глаза нашли единственную фигуру, твердо стоящую на ногах в неподвижной позе. В отблесках костра она казалась просвечивающей, нереалистичной. Блики пламени играли на потеках крови, которые дорожками сбегали по широкому лезвию меча, окропляя снег.