Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Болезненные тиски сжали сердце, а безнадежность накрыла с головой. Ведь, если Черный бог останется недоволен даром, то нам не видать лета, как своих ушей. Всю деревню ожидает голод и мор. Да и не только деревню. Дура я, себя пожалела.

Надо ждать было, когда он сам выпустит, а не самовольничать. Напугала меня кухарка, а я как самая последняя трусиха и побежала, куда глаза глядят.

— При чем тут дары? — немного хрипло спросила Слава, прерывая мои душевные метания.

— Как при чем? — удивился воин, даже шаг замедлил, сверля девушку подозрительным взглядом, — в этом году дары перепутали. Волхвы царю-батюшке поведали, что Маковки ваши договор нарушили, одну девку заменили. Не по велению его. Вот бог и осерчал.

— А это отслеживается? — потускневшим голосом спросила я, с ужасом осознавая кем и кого заменили.

— Конечно, — хохотнул Степан, — волхвы молитвы читают, тела свои покидают, с богом загодя договариваются. Вкусы его учитывают. Из вас двоих, например, тебя, лекарка, — обратился он к Славе, — бог бы точно выбрал. Во вкусе ты его.

Я сглотнула тугой ком, а внутри расползлась злость. Чего ж он тогда мной не побрезговал? Выгнал бы сразу. А теперь еще и серчает, что я рано ушла.

— Так что, — снова прибавил шагу воин, от чего пришлось перебирать озябшими ногами скорее, — мне в любом случае в деревню вашу надобно. Выяснить, кто виноват и кого наказывать.

Я обмерла еще больше, кусая губы, теперь ведь моя семья под угрозой окажется. А как отвести беду? Не посмотрит ведь Степан — закует и мачеху, и отца, и Марфу в кандалы, да в столицу погонит, чтобы царь наказал преступников.

Хоть к Макару беги, да умоляй его, чтобы он волхвам знак подал, что дар его устроил. Только гордость не позволит. Хоть я и не подозревала о ее наличии еще совсем недавно. Оказывается, она у меня все же есть.

— А давно вы за пределами леса были, добрый воин? — спросила несмело, пока мои мысли старательно искали выход.

— Ну, пару дней назад, — пожал он плечами, отчего мы со Славой невольно подпрыгнули прямо на ходу, — я схоронился тут, выжидал, пока разбойники бдительность растеряют, а что?

— Буря там, за границей леса, — ответила я невесело, пытаясь придать лицу испуганное выражение, — страшная. Ни земли, ни неба не видать. Куда нам сейчас путь к деревне искать? Сгинем. Может, к Черному богу, на поклон пойдем? Вдруг, смилостивится, дорогу укажет?

Слава округлила глаза, под лунным светом походя на умертвие, а воин крякнул и разразился хохотом.

— Я дурак, что ли? — спросил он, как у лишенной разума особы, когда вдоволь насмеялся, — в логово к лиху ходить? Моя защита только такую слабую магию выдержать может. Лицом к лицу с богом встречусь — поминай, как звали. Он и разбираться не будет, кто там к нему пришел, — посмотрел с сомнением на Славу и добавил, — тебя, может, и оставит. А нас с болезной тут же распылит, чтобы глаза не мозолили. Так что не бойтесь, девицы, я уж дорогу найду, нюх меня не подведет. Веселее!

Нас накрыло молчание, нарушаемое тяжелым дыханием и биением моего сердца. Казалось, что оно билось прямо в горле, возобновляя оставившую меня хворь. Я сжала зубы и старалась дышать через нос. Слава тоже думала о чем-то своем, временами бросая на меня подозрительные взгляды, чем еще сильнее нервировала.

Я старалась поспевать за воином и часто спотыкалась. Холодная волна, чуть не убившая нас только что не давала мне покоя. От нее веяло стылым болотом и гнилью, никак не морозной свежестью Макара. Его запах до сих пор стоял перед носом, он настойчиво перебивал тяжелый привкус крови, что до сил пор горечью катался по языку.

— А ты, Степан, уверен, что лихая магия Черному богу принадлежала? — вдруг нарушила тишину Слава, неожиданно обращаясь к воину на «ты».

— А кто ж еще гневаться может? — удивился тот, — кроме бога в Заколдованном лесу и нет никого почти. Снежные волки, и те небось ушли в края потеплее.

— А разве не водятся тут создания Белого да Черного богов? — гнула свое Слава, а внутри меня поднималась надежда, что товарка права.

Мужчина лишь пожал плечами, да посоветовал поторапливаться, пока новая волна нас не догнала. Или волки не учуяли запаха крови. Я, наверное, до границы леса «благоухала». Тогда нам туго придется, если воин пожалеет зубастых зверушек. Ведь с таким сожалением о них говорил, будто родня какая ему.

Я помотала головой и прищурилась. Впереди, с боков и сзади нас окружала тьма, хоть глаз выколи, бледное освещение от месяца никуда не годилось, под ногами разглядеть синеватый снег удавалось с трудом, а уж коряги и корневища, исправно попадающиеся под ноги, верно поободрали мыски новым сапожках. Как Степану удается в темноте так мастерски ориентироваться? Или он человек необычный?

Судя по его драке, вернее избиению, силой он обладает не дюжей. Слыхала я про службу цареву, да про тех, кого туда набирают. Богатырей, добрых молодцев, да людей, с магией знакомых. Ведь по всей стране огромной они с нечистыми борются, зло уничтожают. Я вздохнула и прикрыла глаза, все равно разницы никакой.

— Осталось недолго, девицы, — сообщил Степан, когда я уже еле переставляла ноги, а сапожки грозили протереть мои пятки до дыр, — повезло нам. Сокрыты мы от иродов всяких.

Я встрепенулась и открыла слезящиеся глаза. В воздухе повисла морозная дымка, окутывая все вокруг в трескучий кокон, а холод, немного отступивший во время быстрого передвижения, снова стал коварно пробираться под юбки платья, да кусать незащищенные уши. Платка я так и не прибрала, кутаясь в порванный ворот шубы, которая значительно потяжелела от налипшей на нее крови. Висела на мне неподъемным грузом, напоминая о пережитом ужасе. Я стянула воротник плотнее и поджала губы, лучше не думать о том, что случилось, легче не станет. Будто от мыслей небосвод с одного краю немного просветлел, выступил предвестником скорого утра.

— Мой дом на краю деревни самом, — подала голос Слава, пока я гадала, сколько же нам осталось стаптывать ноги и бояться каждого шороха, — отмоемся, поедим, да сил наберемся. Потом я тебя к старосте отведу. Он и разъяснит, была ли ошибка и кто виноват.

— Дело говоришь, девица, — довольно улыбнулся воин, подмигнув товарке одобрительно.

Щеки Славы заалели самую малость, я заметила даже в темноте, как она резко отвела глаза от Степана в сторону и поджала губы. Невольно улыбнулась, правда, улыбка вышла кислой, потому что вспомнилось вдруг, как Макар на меня смотрел, как щеки мои пылали от его слов, пальцев и языка.

Сразу сделалось жарко. Даже колючий холод показался приятной щекоткой, а сердце камнем упало вниз, сорвалось. Ведь не ощутить мне больше объятий его крепких, запаха его волнующего. Знала бы, что так тяжко сделается, осталась бы до самого последнего момента, пока не выгнал бы меня суровый Черный бог. Пока стала б не нужна.

Против воли по щекам потекли горькие слезы, а с губ сорвался всхлип.

— Ты чего, девица? — обеспокоился Степан, замедляя шаг.

— Соринка в глаз попала, — соврала я, наверное, впервые в жизни, — не беспокойтесь.

Воин пожал плечами и вернулся к прежнему шагу, насвистывая себе что-то под нос. Слава же смерила меня прищуренным взглядом и отвела глаза, пряча ухмылку.

Граница леса выросла перед нами сплошной стеной из толстоствольных вековых деревьев. Предрассветные сумерки сомкнулись позади, только мы подобрались к самой границе, будто сам лес выгонял нас из своих владений. Я уже подняла ногу, чтобы сделать шаг навстречу непогоде, как вздрогнула от протяжного звука, напоминающего карканье вороны. Только мощнее, да яростнее. Оно донеслось из глубины, оттуда, откуда пришли мы. Там остались поверженные разбойники, да угольки от костра.

Крик, так похожий на птичий, оборвался, погружая нас обратно в тишину, давящую, холодную, как лед, пугающую.

Не выдержала, оглянулась, выискивая знакомые очертания огромной птицы, но темнота не позволила разглядеть пройденную дорогу, скрыла секреты леса в своей утробе. Почудилось, что там, в глубине горят ярким пламенем светло-голубые глаза, но я заставила воображение замолчать и шагнула следом за воином и Славой, которые настойчиво тянули меня за собой.