Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Пальцы в кожаной перчатке стиснули рукоять. Неожиданно громкий звук вызвал в моем теле дрожь, а чужие глаза, спрятанные внутри мехового капюшона, будто заглянули в душу. Страшно.

Глава 9. О том, что нельзя ходить туда, куда не зовут

Фигура резко отвела руку в сторону, взмахнула мечом, стряхивая застывшие на нем капли, и молниеносно спрятала оружие в ножны. Все действо не заняло и доли секунды, а я сидела, не шелохнувшись, будто примерзла к снегу намертво и смотрела на того, кто за несколько минут лишил жизни десяток здоровых мужиков. Неужто, не только Черного бога бояться стоит в Заколдованном лесу? Кто этот страшный человек?

Вопросы роились в моей голове, пока я молча и дрожа всем телом, наблюдала за приближением мощной фигуры. С каждым шагом внутри все сжималось, а мысли разбегались, отказывались искать пути к спасению. От разбойников-то не смогла убежать, а они в сотни раз слабее этой фигуры, одетой в меховую накидку и кожаные штаны, да на руках перчатки — это все, что я смогла рассмотреть и осознать, пока на меня надвигалась неминуемая погибель. О том, что перчатки — роскошь и малополезны по нашим холодам — думать не стала.

— Ты чья будешь? — грубый голос будто прорезал пространство вокруг, пробрался под кожу, забегал мурашками по спине.

Я не ответила, зубами только клацнула. От страха или от холода, кто же теперь разберет. Потому что с мужским голосом моему телу будто чувствительность вернулись, а слух вновь стал различать веселый треск поленьев в костре, да тихие всхлипы со стороны поверженных разбойников. Видно, не всех неизвестный воин порезал до смерти.

— Немая что ли? — хмыкнул мужчина и скинул капюшон с головы.

По плечам рассыпались светлые кудри, а на меня взглянули ясные, светло-синие глаза. И не было в них ничего страшного, только несокрушимость, да спокойствие. Будто он не людей только жизни лишил, а хлеб испек.

— Н-нет, — стуча зубами пуще прежнего, выдавила из себя я, правда получилось еле слышно, шипяще.

Только воин меня услышал, наклонился ниже, усмехаясь в пышные усы, да спросил:

— Так назовись, девица. Не стесняйся.

Я сглотнула и зажмурилась на секунду, вдруг, мне все это кажется? Оплеуху то разбойник мне знатную отвесил, до сих пор голова кружится, а в горле ком стоит. Как бы не обдать воина содержимым желудка.

— Настя… — пробормотала сквозь сжатые зубы, — из Маковок родом.

— Громче скажи, — нахмурился он, цепким взглядом пройдясь по мне от макушки до пят, будто выискивал что, — мямлишь что-то под нос, а я — разгадывай.

Вместо ответа я отпихнула его от себя подальше, отвернула голову и, наконец, вывалила все содержимое желудка наружу. Тело сотрясло судорогой, а во рту появилась противная горечь. Только ни запить ни заесть ее нечем. К горлу подкатил новый позыв, а я схватилась за ворот шубы. Не то, чтобы я опасалась ее запачкать, она и так вся в крови вымокла, это действие давало мне возможность почувствовать хоть что-то озябшими пальцами. Хоть что-то настоящее, чтоб не уплыть в пережитый недавно кошмар снова. Только из-за судороги боль под ребрами расцвела с новой силой. Ни вдохнуть — ни выдохнуть.

— Эй, — в голосе воина прозвучало беспокойство, — ты ранена что ли?

Я не ответила, сотрясаемая рвотными позывами. Чужая рука подхватила меня под локоть и поставила на ноги, так стало немного легче — острая боль в ребрах стала тише.

Я вцепилась пальцами в мужскую накидку намертво, прикрыла глаза и попробовала дышать. Неглубоко, рывками, как получалось. Боль мешала привести дыхание в норму, а от тошноты помутилось в голове. Разве бывает так плохо?

— Я помогу ей, — разобрала я слабый голос сквозь нарастающий шум в ушах.

— А ты кто? — градус удивления в голосе воина вырос.

— Тихослава, мы из одной деревни, — от сказанного в груди зародилась надежда, она опаляющим лучиком прокатилась по задрогшему телу.

— Ты сама еле ноги волочишь, как помочь-то можешь? — хмыкнул воин, но послушно развернул меня лицом в обратную сторону.

— От бабки кое-чему научилась, — отмахнулась девушка.

На мой горящий лоб легла прохладная ладошка, а по телу пробежала теплая волна. Еле заметная, но согревающая. Рвотные позывы мигом прекратились, а боль под ребрами утихла. Я распахнула глаза и уставилась на изуродованное лицо товарки. Она скривила губы в подобии улыбки и убрала от меня руку так быстро, будто боялась чумой заразиться. Я поджала губы и утерла лицо рукавом, постаралась встать ровно.

Тело все еще колотило от холода и слабости, но я уверенно шагнула за воином, подальше от крови и смерти, подальше от кошмарных воспоминаний.

— А ты кто такой? — поинтересовалась девушка, оказавшаяся по другую сторону мужчины, — спасибо за спасение, но мало ли, ты хуже разбойников?

— Степан меня зовут, — в голосе мужчины появилось сомнение, а меня снова затрясло от холода — костер остался позади, — в службе у царя состою я. Секретной, — уточнил и замолчал.

— А что ж ты, Степан, в нашей глуши забыл? — в тоне Славы так и сквозило недоверие, — или заплутал?

— Я по следу этих самых разбойников шел, — посерьезнел мужчина, а хватка на моем локте стала болезненной, — остальное знать вам, девицам, не положено. Лучше ведите меня в деревню свою. Мне отмыться надобно, да и вам бы не мешало. Особенно немой, — пошутил и расхохотался во весь голос.

А я лишь поджала губы и определила, что воин мне совершенно не понравился: грубый, хамоватый и сил не рассчитывает. Еще немного и он сломает мне руку.

Но возмутиться я не успела, потому что по спине забегали мурашки, а на загривке волосы дыбом встали. Ведь ощутила я что-то злое, нечеловеческое, и направлена волна ненависти была именно на меня.

— Зараза! — прорычал Степан и раскинул нас со Славкой в разные стороны.

Я, вновь потеряв равновесие, плюхнулась в глубокий снег, ветви подвернувшегося куста глубоко поцарапали мои руки. Снова на глаза навернулись слезы от боли в ребрах, а по душе прокатился страх, накрывая высокой волной.

Со стороны, в которую угодила товарка, послышался тихий стон и отборная ругань. Никогда бы не подумала, что всегда молчаливая и воспитанная девушка может знать такие слова.

Но долго мне раздумывать не пришлось, по коже пробежал холодок животного ужаса, захотелось испариться, убежать. Воин расставил широко ноги и обернулся в сторону, откуда и я ощутила страшную волну, выставил перед собой меч и застыл. Я даже не заметила, как он достал его из ножен.

По земле, как раз где мы только недавно с товаркой стояли, прошлась поземка, вихрясь и сдувая снежинки. Я поджала ноги от страха, потому что все, что попадалось на пути этой поземки леденело вмиг. Куст, пробегавший в отдалении зверек — все замерло, заискрилось под бледным светом месяца. Он как раз проглянул сквозь снежные шапки деревьев и подсвечивал наш путь мертвым холодным светом.

Длилось все не дольше пары секунд, только леденящий ужас не ушел, он будто вгрызся в мое тело, заставляя замирать от каждого шороха и покрываться холодным потом.

Степан вернул оружие на место, выглядел он до того хмурым, что поджилки затряслись.

— Вставайте, девицы, — окликнул он нас грубо, — быстрее надо из леса Заколдованного выбираться. Лихо тут.

— Что это было? — первой пришла в себя Славка, — будто стынь могильная мимо прошла.

Она поежилась, обхватив себя за плечи, ясно послышалось, как зубами девушка отбивает дробь. Степан вздохнул, скинул с себя тяжелую накидку и покрыл ею плечи девушки. Ноги у той подогнулись, и она чуть не завалилась обратно в сугроб, но устояла.

— Это силы хозяина местного, — передернул плечами воин и, подхватив нас под руки снова потянул за собой, — гневается он, видно. Только странно, что зверье свое не пожалел. Никогда не слыхал, чтоб Черный бог так ярился. Неужто, дары ему в этот раз не по нраву пришлись?

Я оступилась на ровном месте, запуталась в платье и повисла на руке у Степана. Кажется, Слава тоже споткнулась. Душу сковало неприятное чувство: что-то между страхом и беспросветным одиночеством. Ведь только воин упомянул Макара, как мое сердце сжалось от тоски, а на глаза навернулись слезы. За тоской пришло осознание, что на меня Черный бог гневается. Хоть Прасковья и уверяла, что ему все равно, что с даром станет, злиться Макару было на что. Я своевольно убежала, шубу прихватила без спроса, в хранилище зашла. Еще и не попрощалась.