Я цеплялась за соломинку. Словно мы на суде, трактовала все сомнения в пользу обвиняемого. Пусть и понимала, что дыма без огня не бывает.
Макария кивнула.
— Вы правы, конечно. Эту историю рассказывают сотни лет. Но когда мы узнали о сватовстве, то гадали на герцога и Аду. Выпала смерть. Он страшный человек. Он уничтожил и тело, и душу девушки, которая оказалась ему неверна. А у Ады, вы теперь знаете, сердце занято. Если она уедет с ним, то никогда не вернётся назад.
Девушка верила в то, что говорила. Она выросла на сказках о страшном Чёрном герцоге и его несчастной невесте. Аргументы против веры бессильны, тем более когда их нет.
— Спасите мою сестру, умоляю.
Дрожащий голос Макарии звучал у меня в голове, даже когда дверь за нею закрылась.
Во что я ввязалась?
Встав с кровати, подошла к окну. Уставилась на снег, засыпавший всё до самого горизонта.
Как так случилось, что прекрасная сказка, в которой я оказалась, превратилась в кошмар?
«Спасите мою сестру».
Я не могла до конца поверить в то, что Макария мне рассказала. На всём белом свете жил лишь один человек, к которому следовало обратиться за разъяснениями. Герцогу моё вмешательство не понравится. Он уже обвинил меня в ревности. Мужчины — странные существа. Даже когда им от рождения пять сотен лет, всё сводят к постели.
— Да, — ответила я на короткий уверенный стук в дверь. — Прошу входить.
33
Глава 11. Тяжёлое молчание
На ловца и зверь бежит — ко мне в гости пожаловал сам Валейтайн. Одет элегантно, весь в чёрном. Из непривычного — белая рубашка, застёгнутая не до конца, золотой кулон чуть ниже ключиц. Чёрные как смоль волосы впервые на моей памяти красиво уложены.
Так и хочется сказать: роскошный мужчина, пожиратель женских сердец. Жаль лишь, что в его случае это не метафора, а одно из приписываемых ему чудовищных преступлений.
— Если вы хорошо себя чувствуете, Лина, то хозяева приглашают нас к ужину. Я позволил себе принять за вас их приглашение. Нас уже ждут.
— Прежде я хотела бы с вами поговорить.
— На какую тему? — Этим вечером он вёл себя подчёркнуто любезно, будто вместе с нарядной одеждой отряхнул от пыли правила вежливости и этикета.
— О вашей невесте.
Он приподнял брови, и я уточнила:
— Не Аделаиде, а той, которую в народе называют Чёрной невестой.
От издевательской улыбки на его лице у меня по спине прошёл холодок.
— А вы смелая женщина, Лина, — сказал он спокойно. — Единственная, кто решился задать мне этот вопрос.
— Правда? — я удивилась. — Разве отец будущей невесты не захотел у вас разузнать, что случилось с бывшей?
— Андерсон — разумный человек, понимает, какие вопросы задавать не следует. Плата за желание сунуть длинный нос в чужие дела может оказаться чрезмерно высокой.
А вот и угрозы пожаловали. Он думает, что закрыть мне рот так легко?
В прошлой жизни был случай, когда следователь по экономическим преступлениям допрашивал меня шесть часов подряд. И в доброго полицейского играл, и в злого, и в крайне злого распущенного и коррумпированного насильника и убийцу. Не получил от меня ничего.
Когда есть такой опыт, над угрозами в кружевах хочется посмеяться. Но специально злить обладателя кружев, конечно, не стоит.
— Плата за отсутствие вовремя заданных неприятных вопросов часто намного выше, — серьёзно ответила я. — Иногда это сломанная судьба юного, неопытного и потому чрезмерно слабого и деликатного человека. Если барон за дочь не боится, а сама она не в силах бороться за себя, я могу это сделать. Хотя бы правильные вопросы задам, раз другим судьба этой девочки безразлична.
Герцог пересёк комнату и остановился рядом со мной. Никогда не считала себя низкорослой, но с ним мне пришлось поднять голову вверх. Под его тяжёлым взглядом любая ощутила бы себя маленькой девочкой — слабой и ничтожной.
Как всё это знакомо.
— Вы используете недостойные методы, пытаясь закрыть мне рот. Я всего лишь беспокоюсь из-за бедной девочки. Она боится вас до смерти, и вы это знаете. Вы можете успокоить её, объяснившись, но не делаете этого.
— Не лезьте в чужие дела, Лина.
— Не могу. — Я пожала плечами. — У меня из-за этого ребёнка сердце болит.
— Я так не думаю.
Он всего лишь смотрел, а у меня начали колени дрожать. От его тяжёлого взгляда гнуло к земле.
— Перестаньте. Я всего лишь хочу помочь этой девочке.
— Нет. Вы хотите другого. И я вам это дам.
Он наклонился ко мне, и наше дыхание смешалось. Смотрел прямо в глаза немигающим, будто у змеи, взглядом, а затем прижался сухими горячими губами к моему рту. Я оттолкнула герцога, но легче было бы сдвинуть гору.
Одной рукой он держал меня за затылок, другой перехватил правую руку.
Я выгнула спину, пытаясь хотя бы так разорвать поцелуй, отталкивала от себя его голову левой рукой. Он же будто не замечал моего сопротивления. Прикусил нижнюю губу, скользнул языком по сомкнутым зубам. Я не поддавалась. Тогда он сжал твёрдыми пальцами мой подбородок и заставил приоткрыть рот.
Спустя пару секунд всё прекратилось. Я пятилась, пока за спиной не оказалась стена. Он же стоял на месте и поправлял рукава сюртука. Щёлчком убрал невидимую пылинку, заявил ровным тоном:
— Теперь вы готовы посетить ужин, Лина.
Я открыла рот, собираясь высказать ему всё — и ничего, кроме возмущённого мычания, издать не смогла.
— Вот такой вы мне нравитесь больше. — Он протянул мне ладонь. — Можете остаться здесь и молчать до утра, или идёмте со мной, и я обещаю, что после ужина сниму с вас проклятье. Если, конечно, вы не заслужите новое наказание.
И без слов можно дать понять, как сильно вы обижены и возмущены. Вот только моя пантомима доставила ему удовольствие. Как и моё унижение.
— Идёмте, Лина. Хозяева ждут.
34
Ужин в доме Андерсонов заведомо не мог доставить мне удовольствия. Я пошла на него, не найдя иного выхода, как подчиниться требованию шантажиста.
Тот ещё и посмеивался по дороге.
— Злость вам к лицу, Лина. Какой взгляд, какая осанка.
Я не отвечала, да и как бы могла. Гад он всё же первостатейный!
Валентайн сопроводил меня к столу, помог сесть и занял место рядом со мной. Хозяева, как мне показалось, хотели посадить нас иначе, но герцог сделал так, как угодно ему.
Я улыбалась и кивала, когда ко мне обращались. Не позволяла догадаться о том бедственном положении, в котором оказалась. Когда на прямой вопрос потребовалось ответить что-то осмысленней нет, да или улыбки, притворилась, что меня мучает кашель. Из-за него мне подали горячий напиток из ягод, которым тут обыкновенно лечат простуду.
Еда показалась безвкусной, компания — отвратительной.
Август Андерсон нежно ухаживал за беременной женой, и при других обстоятельствах я бы растрогалась. А может, и позавидовала бы женщине, которая сумела построить доверительные и заботливые отношения с таким замечательным мужчиной.
Вот только Андерсон не идеал. И теперь я об этом знала. Ясно видела боль и отчаяние в выражении лиц его дочерей.
За столом находились все восемь девочек, включая Макарию и Аделаиду. Наблюдая за ними, я не увидела ни одной искренней улыбки на лицах, ни радости в глазах, не услышала ни шуток, ни весёлого оживлённого разговора. Они вели себя будто механические куклы. Подносили еду ко рту и возвращали её едва тронутой на тарелки. Держали спину ровно, тихо отвечали, когда к ним обращались.
До разговора с Макарией я бы списала такое поведение на страх перед Чёрным герцогом. А теперь видела в общем унынии отражение нелюбви их отца.
Аделаида даже не пыталась бороться. Весь ужин она просидела над наполненной тарелкой, её улыбка казалась вымученной, голос —безжизненным.
Мне и самой кусок в горло не лез, но что-то из предложенных блюд я попробовала, что-то показалось не таким уж и плохим.
