Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

В его голосе вспыхнула радость мясника, получившего даром еще живую свинку. Говорил он громко, а гласные тянул так, что голос срывался на напев местных народностей.

Оба спорящих вейра тут же смерили меня настороженными, но любопытными взглядами. Я ответила им еще не выветрившейся с лица улыбкой.

Начальнику это не понравилось.

— Вы так и будете молчать, вея?

Зря он так. В меня уже вселился чертенок, подбивавший говорить правду и ничего кроме правды. Только этот чертенок не был добродушным, как обычно, он был злым.

— Но ведь это вы меня сюда привезли, и требуете объяснений, — сказала с усмешкой.

Дождавшись, когда вейры выпучат глаза, а надутый начальник нальется багрянцем, ласково добавила:

— Но, полагаю, меня хотело видеть Солнце Империи. Если опоздаю на аудиенцию, тотчас на вас нажалуюсь, так и знайте.

Начальственный вейр, же приготовившийся на меня орать, закрыл рот, все обдумал, и на удивление быстро взял себя в руки. Видимо, порядке во дворце были строгие.

— Прошу следуйте за мной, вея Ариана.

Меня обуяла какая-то невиданная легкость, и я двинулась за уходящим стражем едва ли не вприпрыжку. Мне больше некого любить и некому хранить верность, у меня забрали дело всей жизни, назвав его домашними бусиками, дети выросли и отвернулись от меня. Карета превратилась в тыкву, а принц подарил хрустальную туфельку другой. Так что можно говорить правду и делать все, что вздумается. Смерть меня больше не пугала.

Пожалуй, даже наоборот.

При выходе из залы на лестницу взгляд поймал яркий серебряный отблеск. Я автоматически повернула голову и встретилась с самыми странными в мире глазами, которые, казалось, видели меня сквозь вуаль.

Горящими старинным, языческим золотом, что прячут в пещерах тролли и гномы. Цвет темного янтаря и золотого дуба, цвет меди, бронзы и охры, слитый в единое сверкающее зеркало.

Молодой дракон стоял, оперевшись спиной на стену неглубокой ниши, развернувшись полубоком ко мне, и сложив руки на груди.

Черные, откровенно скромные одежды и простой серый плащ, подбитый мехом, фонящий вставками из дорогого номара, смотрелись чужеродно на фоне языческой красоты этого лица.

Волосы той редкой серебряной белизны были схвачены в простой хвост канцелярской резинкой, выделяясь почти нарочитым контрастом. Весь этот мужчина выглядел, как солнечный бриллиант, насильно оправленный в олово.

Незванный гость на пиршестве местного разноцветья. Драконы любили яркое, пестрое и сверкающее, и жалели только об одном. Что нельзя надеть в одно ухо три серьги, и что носить двадцать колец разом очень неудобно.

Мой взгляд заметался по его лицу, плечам, сложенным в закрытом жесте рукам, словно пытаясь рассмотреть мужчину целиком и сразу и понимая, что времени не хватает.

Породистое, жесткое лицо, неулыбчивый рот, античный профиль. Темные брови. Стройность и мощь, причудливо сочетающиеся в его фигуре. И абсолютное, совершенное бесстрастие. Так смотрят статуи богов, когда кладешь к их подножью цветы.

Так он смотрел и на меня.

Драконы, особенно высокорожденные, соблюдали этикет только в безвыходных ситуациях, вроде императорского приема, но и среди них считалось моветоном так открыто пялиться на человека. Но на этого дракона даже обидеться не получалось, поскольку он транслировал полную и даже какую-то сосредоточенную безмятежность.

Этот мужчина ведь слышал, кто я? Начальство, уже умотавшее в конец коридора, орало мое имя на весь зал.

С трудом разорвав визуальный контакт, я прибавила шаг, и едва с этим начальством не столкнулось.

— Идемте скорее, вея, вас ждут! — вейр глянул на застывшего у стены дракона, неожиданно низко поклонился и, схватив меня за руку, потянул к лестнице.

Когда мы поднялись наверх, в просторный коридор, тихо спросила:

— Кто этот вейр? — когда начальник или, кто он там по должности, остановился, пояснила: — Дракон, стоявший у подножья лестницы.

— Генерал Таш, сын императорской наяры Таш и третий по старшинству сын императора.

Сердце, частившее, как ненормальное, замерло. Захлебнулось ужасом. Атрофировался слух, с трудом улавливающий обрывки оды славным подвигам генерала, который одной левой их всех. Перевертышей, ифритов, магов и всех прочих, кто напросился.

Прошло восемнадцать лет, и я отчаянно хотела забыть. Вырвать память с корнем и больше не возвращаться назад, но прошлое нашло меня само. Прошлое пришло на меня посмотреть. Увидеть своими глазами девицу, сломавшую жизнь ему и его матери.

Как ни странно, но никогда раньше я не встречала третьего сына императора вживую, хотя мой первый год пребывания в Вальтарте предполагал, что наша встреча неизбежна. Я буквально чувствовала внутри дрожащего от ужаса тела, как часы отсчитывают мгновения до той секунды, когда он войдет в мой дом и скажет: «Привет, иномирная стерва, неужели не ждала?»

Я никогда не видела его портретов, не открывала газет со снимками, пропускала мимо ушей оды его красоте и силе. Отчасти этому способствовало его собственное нежелание запечатлевать свою языческой красы физиономию на зачарованных стеклах.

До меня нескоро дошло, что генерал Таш не собирается сводить со мной счеты. Может, и сегодня он спустился в залу по другой надобности, верно? Откуда бы ему знать, что меня привезут?

Просто отреагировал на мое имя и не отказал себе в любопытстве.

— Его Величество вызвал срочной депешей, говорят в Шельге прорван последний фронт, кто-то пронес в деревеньку темный источник и к Ленхарду идут неживые, — начальство, забыв, что оно меня не любит, придвинулось и зашипело мне в ухо. — Перевертыши, то есть. Вот генерала-то туда и пошлют на зачистку.

Под тихий шепот вейра, выдающего заученные восхваления третьему сыну императора, мы дошли огромной двустворчатой двери, уходящей под своды высоченного потолка.

Сердце, оживленной встречей с Ташем, тревожное колотилось. В голове еще замирали отголоски встречи. Взгляд, словно видящий сквозь вуаль, поворот головы, руки в простых черных перчатках.

Немыслимой силой воли я сместила внимание на убранство дворца, принуждая себя забыть золотые глаза. Просто смотреть, просто останавливаться на деталях.

С момента моего последнего визита здесь ничего не изменилось. Гулкий мрамор, стрельчатые окна в пол, закрытые бархатом занавесей, позолоченные пилястры и капители, резные фигурные колонны, ковры какой-то немыслимой, пестрой расцветки. Моя бабуля называла подобный стиль «дорого-богато» и кривилась.

Но это лишь парадная, если можно так выразиться. Впечатлять нервных девиц и заманивать денежных мужиков вроде Берна с его отцом. Настоящая жизнь и настоящие дела протекали в жилой части дворца, наглухо закрытой от непосвященных. Я бывала вместе с Фаншером на жилой половине.

Двери разошлись без единого скрипа, и я прошла в полутемный тронный зал, освещенный лишь косыми солнечными лучами, пробившимися в боковые окна. Да и то лишь с одной стороны. Пол покрывал горящий магический рунный круг, последнее кольцо которого, едва-едва касалось кончика моих туфель.

К моему удивлению, в зале был установлен стол, как раз со стороны окон, усеянный картами, книгами, какими-то артефактами и, конечно, придворными. Судя по непонимающим взглядам, мой визит пришелся на середину совещания. Но хозяин барин. Это же император меня вызвал, а не я его.

Глаз зацепил Фрейза, застывшего с бесцветным взглядом около чьего-то кресла, словно верный адъютант. После взгляд опустился на единственного сидящего в кресле вейра.

В общем, как бы смешно не прозвучало, но императора я увидела последним.

— Подойди, дитя, — от стола донесся скрипучий голос, и я, словно во сне, шагнула вперед, проходя внутрь магического круга.

Магия прошла сквозь мое тело, но я не ощутила ни агрессии, ни опасности. А если и ощутила — не остановилась бы. Предательство семьи повернуло во мне невидимый тумблер, отвечавший за инстинкт самосохранения. Предательство убило мой страх. Бояться стало некого, да и незачем.