Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

Я позволила посадить себя на облучок позади кареты, туда, где обычно крепились дорожные сундуки. Кучер крепко-накрепко меня привязал. Ногой откинул несчастного Гарма (тот отлетел в сугроб), прошёл вперёд. Карета дёрнулась. Свистнул кнут.

Пёсик выскочил из снега. Тявкнул и бросился вдогонку.

— Иди домой, — прошептала я.

Но он мчал, ветер развевал висячие ушки. Носик чернел среди светлой шерсти моего болона (я принципиально никогда не называла Гарма болонкой). О Боже, нет! Нет, малыш, беги назад!

— Домой! — крикнула я в ужасе, когда мы уже мчались по сельской дороге.

Только бы матушка не услышала, только бы стук колёс заглушил!

Ну куда ты⁈ Куда? Ты же не догонишь! У тебя же такие короткие ножки… Гарм! Нет!

Он и правда отставал, всё сильнее и сильнее, но по решимости на его мордашке я понимала: Гарм так и продолжит бежать, даже когда мы уедем далеко-далеко, и где-то по дороге замёрзнет, упадёт на снег и… Слёзы побежали по моим щекам.

— Гарм! Фу! Гарм, нельзя!

Я орала, как сумасшедшая. Попыталась спрыгнуть, но верёвки не дали. Принялась биться в путах, заколотила в стенку кареты затылком. Экипаж замедлился, а потом остановился.

— Мадам?

Кучер неспешно подошёл, открыл дверцу.

— Посмотри, что там идиотка делает, — недовольно проговорила маменька. — Если дурит, дай ей попробовать кнута. Послал же Бог на мою голову…

Мужик захлопнул дверцу и прошёл ко мне.

— Не дури, слышь, ты!

Внимательно оглядел мои верёвки. Я задыхалась. Надо сказать, надо признаться. Да, они сейчас поймут, что я не немая идиотка, могу говорить, и всё равно я должна сказать, что… просить, если надо — умолять. Но горло внезапно пересохло, я захрипела, закашлялась морозным воздухом.

— Из-за тебя вон мадам гневается, — недовольно проворчал кучер. — Смотри у меня, будешь шалить… Я-те пошалю!

Дёрнувшись, я попыталась схватить его за руку, привлечь внимание, но тот вдруг размахнулся и ударил кнутом. Я вскрикнула. Больно не было: удар притушили шерстяные платки и шуба, только кончик кнута рассёк подбородок, но…

— Вот и не шали, — изрёк мужчина и пошёл вперёд.

Я открыла рот, чтобы окликнуть его, как вдруг кто-то маленький и пушистый прыгнул и ткнулся в меня чёрным носиком, а затем зарылся в мои бесчисленные тёплые платки, нырнул взмокшим дрожащим тельцем под шубу и свернулся на животе, дрожа.

Всё же догнал…

Мы ехали долго, несколько часов, и, мне кажется, я бы околела от холода, если бы горячий пёсик не согревал мой живот. Лес закончился и начались заснеженные горы. Их было видно хорошо даже тогда, когда землю укутал мрак ночи, упав с неба, словно занавес в театре. Но благодаря полной луне и снежному покрову было довольно светло. Вскоре я перестала чувствовать ноги, а вот верёвки с каждым часом ощущались всё сильнее, и это несмотря на свитер, шубу и шерстяной платок. Руки тоже занемели. От тряски меня начало тошнить.

Когда карета, наконец, остановилась, и кучер, развязав, снял меня и поставил на ноги, я упала, и меня тотчас вывернуло наизнанку. Ноги не держали совсем.

— Отдай её Маргарет, — велела маменька выходя. — Пусть умоют её и там… причешут, что ли. Не хочу опозориться завтра. Конечно, свадьба — дело решённое, но всё же… Что о нас подумают соседи? И гости?

Сва… что?

Кучер грубо сграбастал меня за шиворот и потащил в помещение, я едва успела подхватить под шубой Гарма.

Дом моего батюшки находился в славном городе, который назывался Маленьким замком. По сути, это был пригород Бремена, столицы Родопсии. Здесь были узкие улочки с затхлым воздухом, иногда разгоняемым ветром с гор, двухэтажные или даже трёхэтажные дома, порой ужасно узкие, в два-три окна и дверь шириной. Они смыкались стенами и кровлями нависали над брусчаткой (или просто утрамбованной каменистой землёй). В иных местах балки крыш соприкасались друг с другом. Но мой отец служил комендантом города, и наш дом фасадом выходил на круглую рыночную площадь. Он был сложен из разноцветного кирпича, и красивый ступенчатый щипец гордо вздымался над окрестными домами, словно ступенька на небо. Год назад мой отец был таким же: гордым, вельможным, разноцветным. А потом… Потом в город приехал принц Дезирэ с отрядом подонков. Младший сын короля устроил ночную облаву. Не знаю уж, кого он искал и о чём разговаривал с моим отцом, только после той беседы папа спал с лица, стал вянуть и заболел настолько сильно, что почти не выходил из комнаты. Новый король — Гильом — не лишил его звания коменданта, но… оно стало скорее почётным, чем реальным.

Меня протащили сразу в ванную комнату флигеля, с чёрного хода, через внутренний двор. Тут же располагалась и постирочная. Это был просторный зал, пол которого устлан каменными плитами, стены покрыты кафелем, а в низкие полукруглые окна даже днём с трудом попадал свет. Меня посадили на скамью вдоль стены и забыли почти на час. Очень быстро меня начало клонить в сон. Гарм выскользнул из-под шубы и куда-то убежал, а я сидела и таращилась, стараясь только держать глаза закрытыми и не уснуть. Мимо бегали служанки с вёдрами, наливали воду в баки на низкой печи, она дымилась, нагреваясь. От пара я кашляла. Было холодно, сыро и зябко. Наконец, когда всё было готово, и из баков воду перелили во вместительный деревянный таз, служанки вспомнили и обо мне.

Две из них — тощая Рози и крупная великанша Маргарет — подошли ко мне и принялись раздевать, не очень-то аккуратно. А я ведь помнила их такими, какие они были десять лет назад: добрыми и весёлыми. Мне было двенадцать, и комнатные девушки любили играть со мной в куклы, с удовольствием слушали, как я читаю сказки, заплетали мои волосы в косы, и даже покупали мне леденцы и ленточки. Но едва в доме появилась мачеха, всё изменилось. С каждым годом — да что там! — с каждым днём служанки становились всё злее и грубее. Я пыталась снова вызвать их любовь подарками и лакомствами, но они забирали их и продолжали зло подшучивать надо мной, дёргать волосы, расчёсывая, доносить обо всех моих оплошностях и резко огрызаться.

Вот и сейчас это были две незнакомые мне женщины. Они буквально срывали с меня одежду. Ногой отбросили шубку, сорвали платья, штаны, блузу и принялись расплетать косу, безжалостно дёргая волосы. Я терпела молча, зажмурившись, чтобы не заплакать.

— Да она облёваная! — вдруг взвизгнула Рози. — Фу, какая гадость! И за что нам такое наказание!

— Скажи спасибо, хоть не обоссанная, — густо расхохоталась Маргарет.

Она как раз стянула с меня кальсоны и грубо пихнула в плечо:

— Давай, забирайся, идиотка. Будем тебя мыть.

Вода была очень горячей, я невольно вскрикнула и отдёрнулась. Маргарет пихнула меня, нажала на голову, заставив погрузиться. Я забарахталась, вынырнула, закашляла.

— А вот бы и совсем утопла.

— Рози, ты чё несёшь⁈

Действительно. Я почувствовала невольную благодарность к великанше.

— Потом поди докажи, что не ты утопила. Нет уж. Пусть её женишок себе забирает и там хошь што, хошь топит, хошь душит.

Грязь с меня буквально отдирали мочалками. Хотя я и была почти чистой, но они всё равно тёрли с усилием. Потом кое-как вытерли, натянули длинную рубаху, замотали волосы в полотенце. Маргарет обула меня в деревянные башмаки, Рози схватила за руку и потащила через грязный двор, прямо по холоду в дом. Помоечная находилась во внутреннем флигеле, а моя комната — в главном здании. Но я почти не успела замёрзнуть — наш дворик не был велик.

Моя комната встретила меня холодом — никто заранее не растопил круглую изразцовую печку в углу, никто не просушил постель, не налил в кувшин воды, даже окно не вымыл.

— Спи и никому не мешай, — прошипела Рози.

— Мэ-э? — печально уточнила я.

«Дура, я целый день ничего не ела!» — значило грустное мычание.

— Стала совсем идиоткой, — фыркнула девица и захлопнула дверь.

Понятно. Поесть мне не дадут.

Я подошла к печке, положила на её округлый кирпичный бок ладони. Она только-только начинала нагреваться, и вскоре меня начала колотить дрожь. Я оглянулась на кровать. Интересно, если сейчас зарыться в одеяла, то станет теплее? Или, наоборот, мокрые волосы намочат постель, и потом… А ещё Гарм. Он сможет пробраться ко мне в комнату? И вообще, помнит ли мой дружок, где она? Ко мне малыш попал, когда был ещё совсем кутёнком, только-только открывшим глазки. Это было почти полтора года назад, а год назад я уже оставила отчий дом. Помнит ли Гарм где моя комната?