Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

Вдруг не найдёт?

Часы на ратуше пробили полночь. Должно быть, все в доме спят уже, и все двери закрыты. А вдруг Гарм остался на улице? Нет, малыша надо спасать.

Я решительно распахнула дверь и двинулась к лестнице парадного хода, с надеждой вслушиваясь в тишину. И внезапно услышала звуки клавесина и чей-то смех. И приглушённое пение. У нас гости? Так поздно?

— Гарм, — тихонько позвала я.

Но вряд ли пёсик был здесь. Вероятнее, он остался в хозяйственном флигеле, а то и вообще мёрз во дворе. Сердце сжалось от страха. Я спустилась на первый этаж, где находились парадные комнаты: зал для танцев, гостиная с клавесином и трапезная. Тут же была и оружейная — предмет гордости моих деда и отца. Раньше зала для танцев не было: если маме очень хотелось потанцевать, слуги просто расставляли мебель по краям трапезной, и гости танцевали прямо так, а старинные доспехи, мечи, алебарды, арбалеты и плюмбаты занимали обе залы. Но с появлением мачехи всё изменилось.

Сейчас из гостиной до меня доносился весёлый женский смех, чей-то низкий голос, музыка и какой-то топот. Танцуют? Но ведь далеко за полночь. И потом… отец же очень болен, ему же нельзя ложиться поздно.

Я осторожно подошла к неплотно закрытым дверям и тихонько заглянула в щель.

Зал был ярко освещён множеством свечей. Я увидела какую-то даму, которая активно прыгала вокруг невидимого мне кавалера и тонко, немного визгливо смеялась. Услышала голос маменьки, но не поняла, что та говорила. Всё это было странно, очень-очень странно. Но вряд ли там был Гарм.

Я попятилась, встав на цыпочки, чтобы меня точно не услышали. Напрасно вообще я сюда спустилась. А затем бросилась к чёрной лестнице. И с размаху вмазалась во что-то твёрдое. В кого-то. Твёрдого.

Меня придержали. А полотенце на моей голове — нет. И оно свалилось, выпуская мокрые пряди волос.

Ой, мамочки! Я врезалась в мужчину. Высокого, сильного, в какой-то странной одежде: в чёрном парчовом камзоле, сверкающем серебром, с широким поясом, зашнурованным на боку серебристыми лентами. В тёмных штанах, не шоссах. Неширокие, но и не узкие штанины, ничем не подвязанные, были без буфов. В сапогах, плотно обнимающих ногу, словно кожаные носки.

И тут я сообразила, что смотрю куда-то не туда, и подняла взгляд.

Сероватое в полутьме лицо, скуластое, с раскосыми глазами. Восточными глазами, словно приподнятыми к вискам. Тонкая полоска усов над резко очерченными губами, похожими на клюв. Тонкий прямой нос, словно сломанный горбинкой у самой переносицы. Широкие брови, похожие крылья лука. И волосы. Чёрные и длинные, до плеч.

Кочевник!

Я попятилась. Откуда в Родопсии кочевники из восточных степей? И вот этот конкретный… Полотенце предательски развязалось, но я успела схватить его края обеими руками и прижать к груди, с трудом удерживая в ней рвущийся наружу визг.

Гарм великолепный, отважный, злой и могучий, настоящий волчара

Глава 2

О толстушках и легендах

В мгновение ока в уме промелькнул десяток вариантов, от того, что Родопсия была захвачена варварами, пока ничего не подозревающая я наслаждалась уединением лесов, до начала вторжения диких орд прямо в эту ночь.

Варвар оглядел меня с головы до ног, задержался взглядом на месте, где заканчивалось полотенце, на груди, на ключице, прицокнул и ухмыльнулся. Блеснул оскал белоснежных зубов. Ну, знаете ли! Я вспыхнула. Вжалась в стенку. Сердце заколотилось о рёбра. Мне показалось, я слышу, как оно вопит: «выпустите меня отсюда!»

— Будь ты в моей спальне, — заметил мужчина, продолжая ухмыляться и чуть прицокивая, — я сцёл бы это очень милым подарком. Но или ты ошиблась дорогой, или…?

— Вряд ли такой подарок вас порадует! — брякнула я, чувствуя, как краснеют щёки.

Ой. Я что-то не то сказала, кажется. Пришлось добавить:

— Вы будете очень любезны, если дадите мне пройти.

Или варвары не понимают вежливости? У каждого народа ведь свои обычаи. Может, на кочевников надо орать и бить кастрюлями по ушам, например? Дикарь встал так, чтобы точно заслонить проход, расставил ноги пошире, а большие пальцы рук засунул под пояс. Наклонил голову набок.

— Поторгуемся?

Ну точно, не понимает. Новый взрыв смеха донёсся из дверей гостиной, а я поняла, что… Ох. Теперь есть человек, знающий, что Элис фон Бувэ, единственная наследница коменданта Маленького замка, вполне владеет связной речью и… и, мне кажется, или уже поздно изображать перед ним идиотку?

Печаль.

Но есть и хорошая новость: он явно не захватчик, а гость. Захватчик наверняка схватил бы меня за волосы и потащил. Куда-нибудь. Я оглянулась на высокие двери из красного дерева. Набрала в грудь побольше воздуха и предупредила:

— Завизжу.

— Давай. Там пятеро мужцин, им будет интересно увидеть твою красоту.

— Спасибо, конечно, за комплимент…

— Женская грудь прекрасна, а у тебя она есцё и имеется в достатке.

Мерзавец! Я почувствовала, как горят мои уши.

— Вообще-то, я в полоте…

Одним неуловимым движением он вдруг сдёрнул с меня защитную ткань. Я взвизгнула, попыталась перехватить, вцепиться в холстину и внезапно оказалась прижатой спиной к его телу. Кожаная перчатка легла мне на грудь. Я постаралась не думать о том, что там в перчатке и, чувствуя, как нежной кожи ягодиц коснулась грубая парча, попыталась отодвинуться, присев и прогнувшись.

— Всё даже лучше, цем я предполагал, — хрипло шепнул мужчина мне на ухо. — Так что, повизжим? Уверен, понравится всем.

— Что тебе нужно?

Это было очень невежливо, признаюсь. Но сам виноват. Тут бы и ангел рассердился.

— Ну вот и умница. Поцелуй, для нацала. А там посмотрим.

— Отпусти меня и верни полотенце, — медленно и чётко произнесла я.

Ну не совсем же варвар идиот? Мужчина тихо рассмеялся. За дверями завизжали скрипки.

— И зацем мне это делать, когда меня и так всё устраивает?

— Затем, — я вздохнула, — если я завизжу, то буду опозорена, здесь ты прав, ничего не могу сказать. Вот только по обычаям нашей страны тебе придётся на мне жениться. Ты готов к таким жертвам?

Его руки — одна, сжимающая мою грудь, другая расположившаяся чуть ниже — изрядно смущали меня, но… я ведь безмозглая идиотка, какой с меня-то спрос? И потом, что там маменька про свадьбу говорила? И если всё решено, то не всё ли мне равно — за кого замуж выходить? А вернее — не выходить. Мои щёки пылали, ушам тоже было жарко, но, как говорится: всегда лучше атаковать, чем защищаться. Не помню, правда, чьи это слова.

— Женитьца? — задумчиво переспросил кочевник. — Это интересно.

— Не думаю. Представляете, возвращаетесь вы со службы — ну или откуда там возвращаются дикари? — домой, а дома вас ждёт разгневанная жена со скалкой, в рваной юбке, с двумя кричащими младенцами на руках, с немытыми волосами и прокисшим говяжьим супом…

— А скалку цем она держит?

— Как чем? Рукой, ладонью, пальцами…

— Третьей рукой?

Что? А, в этом смысле… Меня несло. У меня вообще странная реакция на паршивые ситуации. При любом раскладе, смех — это святое… Мачеху эта моя особенность всегда бесила. А я, мне кажется, даже восходя на эшафот, буду умирать от смеха при виде красных колпаков.

— У каждой уважающей себя женщины должна быть третья рука, — уверенно заявила я, — иначе ей не справиться с бытом. Просто мы скрываем её от мужчин.

И осторожно потянула на себя спасительное полотенце. Кочевник внезапно разжал пальцы и выпустил и полотно, и меня. Я отскочила и живо завернулась. К моему счастью, это было очень-очень просторное полотенце. Почти платье. Ну или камиза: от подмышек и ниже колен.

— Пожалуй, вы правы. Женитца мне рановато, да и не люблю я толстушек, — съязвило варварское ничтожество.