Демон Жадности. Книга 4 (СИ) - Розин Юрий

Я видел, как сжимаются их кулаки, как кто-то опускает взгляд, кто-то, наоборот, впивается в меня взором, полным боли и гнева.

— И я не буду вам врать и обещать, что это больше не повторится. Наоборот. Судьба может завести нас в такие дебри, где потеря четверти состава покажется нам счастливым исходом. Где мы будем тонуть в крови по щиколотку. И если среди вас есть те, кого это пугает, кто не готов платить такую цену — это нормально. Это по-человечески. Подойдите после построения к Силару или Хамрону. Я лично обеспечу вам перевод в любую другую часть Коалиции. Без осуждения. Без проблем. Вы уже заплатили достаточно.

Я сделал паузу, давая словам осесть, просочиться сквозь броню усталости и горя.

— Но, — я повысил голос, и в нем впервые зазвучала та самая сталь, что вела их до этого. — Но тем, кто останется… тем, кто сможет перешагнуть через эту злобу и страх… Я буду не просто готов. Я буду рад стать для вас тем командиром, который ведет за собой, а не просто отдает приказы. И который в любой момент, без тени сомнения, отдаст свою жизнь, чтобы выжили вы.

Я видел, как меняются их лица. Угольки в глазах разгорались в искры.

— А если кого-то из вас не зацепили высокие слова о долге и чести… — я позволил себе кривую, почти пиратскую ухмылку. — Если вы пришли сюда, ко мне, за силой, славой и деньгами — и в этом нет ни капли стыда! — то я могу пообещать вам и это. После того, что мы прошли, и того, что нас ждет… даже те деньги, что вы получили после Бала Невинности, покажутся вам жалкой подачкой. Рутиной. Я сделаю вас не просто богатыми. Я сделаю вас легендами. Богатыми легендами. Так что я спрошу один раз: ВЫ СО МНОЙ⁈

И тогда тишина взорвалась.

Сто сорок три горла выдали единый, оглушительный, животный рев. Рвотный крик ярости, боли, одобрения и готовности идти хоть в ад. Они кричали, хлопали, топали ногами. Сто сорок три израненных, истекающих горечью бойца, которые только что были на грани, теперь смотрели на меня с такой яростной преданностью, что воздух затрещал от энергии.

Я стоял перед ними, принимая этот рев, этот ураган эмоций. Это был не триумф. Это была клятва. Кровавая, выстраданная, дорого купленная. И я знал — назад дороги нет.

— Слова — это лишь воздух, — произнес я, когда рев утих. — Горячий воздух, который быстро остывает. И я готов доказать серьезность своих слов прямо здесь. Сейчас. Но для этого мне нужно ваше разрешение.

Строй замер в недоумении. Разрешение? Какое еще разрешение нужно капитану?

— То, что я собираюсь сделать, коснется каждого из вас лично. Это будет больно. Это изменит вас. И я не сделаю этого без вашего согласия. — Я обвел их взглядом. — Я спрашиваю вас: разрешаете?

Сначала — задержка дыхания. Потом, из середины строя, кто-то хрипло крикнул:

— Делай что хочешь, капитан! Мы с тобой!

Вслед за первым голосом раздался второй, третий, и вскоре уже весь остаток роты гудел теплым одобрением. Они отдавали себя в мои руки. Добровольно.

— Хорошо, — кивнул я, и холодная решимость наполнила меня. — Тогда стойте. И терпите.

Я подошел к первому бойцу в шеренге — молодому артефактору с перевязанным предплечьем. Его звали Шервиг. В его глазах читался страх и решимость. Я положил ладонь ему на грудь. Золотые нити на моей коже вспыхнули под рубашкой, и я ощутил, как знакомый, леденящий холод потянулся из глубины моего существа.

Сначала малая толика энергии для того, чтобы создать метку. А затем уже куда больший сгусток, поднявший Шервига с Пролога на Завязку Сказания, насильно формируя в нем ядро маны.

Он вздрогнул всем телом, глаза закатились, изо рта вырвался сдавленный стон. По его коже пробежали судороги, жилы на шее надулись. Он не упал, упираясь ногами в землю, стиснув зубы.

Когда я убрал руку, он стоял, тяжело дыша, а из его пор сочился едва заметный золотистый пар. В его глазах плавало шоковое непонимание, смешанное с зарождающейся лихорадочной силой.

Я двинулся дальше. Ко второму. К третьему. К каждому я прикасался, и каждый раз внутри меня что-то сжималось, отдавая кусочек моего времени, моей жизни. Я видел, как они корчатся от боли, как их тела выгибаются, принимая неестественный для них уровень маны.

Я поднимал Историй до Завязки Сказания, а тех, кто уже был на Сказании, продвигал на одну стадию вперед. Воздух на плацу вскоре зарядился электричеством преобразования, пах озоном и жженым железом. Стоны, сдавленные крики, хруст костяшек сжатых кулаков — это был звук моего искупления.

Когда последний боец, шатаясь, остался на ногах, я медленно вернулся на свое место перед строем. Мои ноги едва слушались меня. В глазах стояла серая пелена. Я поднял голову, заставляя себя выпрямиться.

— Способность, которую я только что использовал, — мой голос прозвучал хрипло и тихо, но в гробовой тишине его было слышно каждому, — забирает мою жизнь. Каждый из вас… стоил кусочка моего времени. Теперь… теперь мне осталось меньше полумесяца.

По строю прошел немой шок. Их лица, еще секунду назад искаженные болью и экстазом обретения силы, застыли в ужасе и непонимании.

— Так что у нас с вами осталось полмесяца, — я сделал паузу, давая им осознать. — Если план, ради которого вы клали головы в Желтом Драконе, провалится… у меня не будет ни единого шанса это исправить. Никакого другого способа продлить себе жизнь. Это мой выбор. Моя солидарность с погибшими. И мое уважение к вам, выжившим. Мы связаны теперь не просто присягой. Мы связаны временем. Моим временем.

Тишина стала абсолютной. И тогда ее разорвал сдавленный рык. Хамрон, с лицом, искаженным бурей эмоций, сорвался с места и, не в силах вынести тяжесть подарка и цены за него, бросился ко мне и сжал в объятиях так, что у меня хрустнули ребра. В прошлый раз, когда использовал эту способность на нем, я не рассказывал ему об ее истинной цене.

Он не говорил ничего. Просто держал, дрожа.

За ним, стирая слезы тыльной стороной ладони, подскочила Бьянка. Потом — Карина, ее хватка была тише, но в ней читалась та же преданность.

А потом это стало лавиной. Они шли ко мне — все сто сорок три человека. Они окружали меня, обнимали, хлопали по плечу, по спине. Их руки, грубые, сильные, в мозолях и шрамах, ложились на меня, на Хамрона, на Бьянку, на Карину, на плечи впередистоящих. Они смыкались вокруг меня, формируя живой, дышащий круг единства.

Я стоял в эпицентре этого человеческого шторма, и сквозь физическую усталость и боль я вдруг ощутил нечто новое.

От каждой прикоснувшейся ко мне руки, от каждого плеча, на которое легла чья-то ладонь, ко мне потянулись тончайшие, едва заметные нити… нет, даже не нити — струйки. Струйки теплой, живой, неистовой энергии.

Она была грубой, необтесанной, пропитанной их болью, их гневом, их волей к жизни. Она впитывалась в меня через кожу, через золотые узоры Маски, которые вдруг зажглись на моей груди тусклым, ответным золотым светом.

Я поднял голову и увидел их глаза. В глубине зрачков каждого из ста сорока трех бойцов мерцал тот же самый тусклый золотой огонек. Единство. Преданность. Жизнь, отданная в мои руки и теперь… теперь возвращавшаяся мне.

Мир поплыл. Звуки стали приглушенными, очертания лиц расплылись.

Я снова стоял в абсолютной, беззвучной пустоте. А передо мной, холодная и безмолвная, парила в темноте Маска Золотого Демона.

— Интересно, — прозвучал голос.

Он был не похож на тот безличный, вселенский гул, что я слышал от Маски раньше. В нем была текстура, тембр, почти что возраст — мудрый, усталый, с легкой, едва уловимой ноткой любопытства и… одобрения? А еще, разумеется, в нем были слова. В отличие от самой Маски, общавшейся лишь образами, этот собеседник изъяснялся понятными мне терминами.

— Очень интересно, — повторил голос, и в нем послышалось нечто, напоминающее улыбку. — Новый носитель не просто жаден. Он… понятлив. Пусть и запоздало, через боль и потерю, но он узрел самую суть. Главная ценность — не мертвый блеск камней и металла. Она — в них. В этих хрупких, яростных, преданных существах. В людях.