Отец зло сузил глаза, но больше ничего не сказал.
Молчание повисло в комнате — тяжёлое, гнетущее. Я чувствовала, как ноги подкашиваются, но не могла позволить себе рухнуть сейчас.
Да, вела себя дерзко, как никогда в жизни, но… останавливаться не собиралась. У меня фактически не было выбора. Или я отвоюю себе место под солнцем, или этот мир с его обитателями сожрет меня…
— Хорошо, — проговорила я, подняв подбородок. — Вы можете не отдавать мне то, что мне принадлежит. Но я никуда не уйду!
Я произнесла эти слова так громко и твёрдо, что даже сама удивилась. Но внутри всё протестовало против этого заявления.
«Что ты несёшь, Делия? Ты даже до утра здесь не продержишься! Этот дом чужой, холодный, пропитанный презрением к тебе. Как ты собираешься терпеть их взгляды и эту удушающую атмосферу?»
Сердце колотилось так быстро, будто собиралось вырваться из груди. Ощутила, как от волнения вспотели ладони, но не позволила себе выдать ни одной эмоции. Весь мой разум кричал, что это безумие, что я должна уйти сейчас же, пока могу…
Но обида и затаённая горечь за всё, что я пережила, толкала меня вперёд. Она заставляла быть твёрдой, дерзкой, хотя внутри я чувствовала себя маленькой девочкой, которую вновь оставили одну в холодной монастырской комнате.
— Ты останешься здесь? — отец смотрел на меня, словно я сошла с ума. — В этом доме для тебя нет места!
— Это не только ваш дом, — повторила я, стараясь не дать голосу дрогнуть. — И я останусь здесь до тех пор, пока вы не передумаете!
Барон Лансер сузил глаза, его руки сжались в кулаки.
— Убирайся с глаз моих, — выдавил он из себя, резко махнув рукой, словно пытался избавиться от назойливой мухи.
Я встала на ноги, чувствуя, как дрожат колени.
Развернувшись, направилась к двери. Каждое движение давалось с трудом, но я заставила себя выйти, не оглядываясь.
Как только дверь закрылась за моей спиной, я почувствовала, как по щекам начинают катиться горячие слёзы.
«Господи! Чем я заслужила подобное отношение??? Лучше бы я вообще не рождалась…» — мелькнуло в голове отчаянное.
Но, поднявшись по лестнице и войдя в первую попавшуюся комнату, твёрдо решила: «Я останусь. Пусть даже это будет стоить мне всего…».
* * *
Лансер тяжело опустился в кресло, хватаясь за грудь. Его лицо налилось багровым цветом, а дыхание стало рваным.
— Проклятая девчонка… — прохрипел он, хватая ртом воздух.
Амелия бросилась к столику, где стоял графин с водой. Её дрожащие руки плеснули жидкость в стакан, несколько капель упали на скатерть.
— Лансер, пей, — проговорила она, осторожно протягивая ему стакан.
Он выхватил его из рук жены, сделал несколько глотков и, с раздражением отставив пустой сосуд в сторону, устало откинулся на спинку кресла.
— Она нас уничтожит, Амелия, — выдавил он, вглядываясь в пустоту перед собой. — Эта девчонка приносит только несчастья…
Амелия осторожно присела напротив, нервно теребя кружево на рукаве.
— Может… может быть, нам всё-таки стоит отдать ей приданое? — проговорила она с трудом.
Лансер резко повернулся к ней, его взгляд вспыхнул гневом.
— Ты спятила? — рявкнул он. — Она решит, что нами можно манипулировать!!!
Амелия тихо всхлипнула, её руки задрожали ещё сильнее.
— Но ведь это её право… Лансер, она не успокоится, пока не получит то, что хочет. Да и мы… действительно немного виновны…
Мужчина откинулся в кресле, провёл рукой по лицу и вдруг горько рассмеялся.
— Её право? — повторил он, презрительно усмехнувшись. — У неё нет никаких прав, потому что она не наша дочь.
Эти слова повисли в воздухе, гулко отдаваясь в стенах кабинета. Амелия замерла, её лицо побледнело, но она быстро овладела собой.
— Ты не должен так говорить, — прошептала она. — Ты дал слово своему брату.
Лансер тяжело вздохнул, затем поднялся и начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
— Да, я дал слово. Ты думаешь, я забыл, как он приполз сюда, умирающий, с этой девчонкой на руках? — Его голос стал резче. — Как умолял нас позаботиться о ней, воспитать, как родную? Я всё помню, но…
Амелия подняла на него глаза, полные слёз.
— Мы обещали, Лансер. Мы поклялись.
Он резко остановился и обернулся к ней.
— Да, мы поклялись. А потом что? — Его голос задрожал. — Ты забыла, как мы оказались на грани разорения? Как деньги закончились, как долги душили нас? И эта девчонка была нам как камень на шее!
Амелия опустила взгляд, сжимая руки так, что побелели пальцы.
— Мы думали, что делаем для неё лучшее, отправляя её в монастырь, — тихо произнесла она. — Мы думали, что там ей будет спокойнее.
Лансер горько усмехнулся.
— Когда ты забеременела, мы — наивные — решили, что всё изменится. Мы думали, что наконец-то жизнь повернётся к нам лицом. Как глупо было надеяться на что-то хорошее!
Амелия всхлипнула, прикрывая рот ладонью.
— Ты до сих пор думаешь, что… — прошептала она, — что наша дочь калека именно из-за какого-то проклятья, которое принес к нам брат?
— Не знаю! — резко перебил он. — Я ничего не знаю, но… все в нашей жизни разрушилось именно с того самого злополучного дня…
Женщина прижала руки к лицу, её плечи затряслись.
— Я думала, что если мы будем жертвовать монастырю… Если мы будем молиться, просить… что-то изменится. Надеялась, что Марисса исцелится…
Лансер отвернулся, глядя в окно. Его голос стал холодным, почти равнодушным.
— Ничего не изменилось. Наша дочь осталась калекой. А Делия… просто своим существованием она напоминает обо всём, что мы потеряли. Она символ наших несчастий!!!
— Может… расскажем ей правду о том, что мы не ее родители? — прошептала Амелия, с трудом подавляя рыдания.
Лансер резко обернулся к ней.
— Нет! А вдруг проклятья из-за этого только усилятся?
Амелия подняла на него глаза, полные отчаяния.
— Тогда давай просто отдадим ей то, что она просит, и избавимся от неё навсегда.
Мужчина долго молчал, затем опустился обратно в кресло, устало потерев виски.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Пусть берёт своё приданое и катится отсюда.
Амелия вытерла слёзы, но в её взгляде всё ещё читалась боль.
— Мы удачно выдали её замуж, — проворчала она с недовольством. — Пусть научится ценить то, что получила, ни пальцем не пошевелив.
Лансер кивнул, закрывая глаза.
В комнате повисла тяжёлая тишина…
Глава 19
Синеглазый незнакомец
Темнота ночи окутывала поместье, тишина была почти абсолютной. Только треск дров в камине внизу напоминал, что в этом доме кто-то ещё бодрствует. Я лежала на кровати, стараясь уснуть, но мысли не давали покоя. Гнев и обида разрывали меня на части, заставляя тысячу раз прокручивать в голове разговор с отцом.
Я выбрала эту комнату наобум: дерзить, так дерзить до конца. Она была приятной и сравнительно теплой.
Вдруг скрипнула дверь, и я вздрогнула. Мягкий свет лампы вырвал из тьмы тонкую, хрупкую фигуру. Мать.
— Не спишь? — тихо спросила она, прикрывая за собой дверь.
Я медленно села, стараясь держаться спокойно.
— Нет. Что вам нужно?
Она осторожно подошла ближе, поставила лампу на тумбочку и опустилась на край кровати. В её руках был небольшой мешочек, который она нерешительно протянула мне.
— Это твоё, — проговорила она, не глядя в глаза.
Я нахмурилась, взяла мешочек и почувствовала тяжесть монет внутри.
— Что это значит? — спросила я, стараясь сдержать голос.
Мать подняла на меня взгляд, полный усталости и скрытой боли.
— Отец согласился отдать тебе часть приданого завтра. Это всё, что ты получишь от нас официально, — её голос дрогнул. — А это… это остальное. Я даю тебе его тайно.
Я насторожилась.
— Почему тайно?
Мать замялась, словно собиралась сказать что-то важное, но потом прошептала:
