Дураки все - Руссо Ричард

И все-таки. Салли вновь посмотрел на свою квартирную хозяйку, а она на него. Казалось, она говорила: “Только честно”. Салли решил, что она имеет в виду давний вопрос о том, не жалеет ли он, что не сумел лучше распорядиться жизнью, дарованной ему Богом. Иными словами, не жалеет ли он, что не добился большего, а всего-навсего обшивал на морозе стены гипсокартоном, рыл под палящим солнцем канавы, снова и снова усаживался на табурет за стойкой и ввязывался в пьяные споры о том, существует или нет такая вещь, как сексуальная зависимость. Уж не сомнительная ли ценность подобного существования вынудила его на миг разувериться в реальности происходящего? Разве, если он убьет Роя или позволит ему убить себя, такое существование станет хоть малость осмысленнее?

– Слушай, – сказал Салли, – если ты хочешь, я от него отстану.

– Хочу? Чего я хочу, так чтобы этого яйцеголового прихлопнуло чем-то тяжелым. Почему Бог никогда не обрушивает кару на роев пурди мира сего?

Салли не ответил, решив, что Рут вряд ли спрашивает всерьез.

– В любом случае, – произнес он, – за меня не беспокойся. Я чего-то хандрю.

– У всякой хандры есть причина, – отрезала Рут. – Когда возвращается Питер?

Ах вот к чему она клонит. Ладно. Значит, скорее всего, не вытянет из него правду.

– Вроде во вторник. А что?

– Может, он все-таки передумает.

– Нет, он твердо решил уехать. – Рут впилась в Салли взглядом, и он спросил: – Что?

– Ты очень расстроишься, если я скажу, что так и не полюбила его?

– Ну, он все-таки мой сын.

– Может, мне хотелось бы, чтобы он и вел себя соответственно.

– А ему, может, хотелось бы, чтобы, когда он был маленьким, я вел себя как отец.

– И срока давности эта обида не имеет?

– Не знаю. А должна?

– Я тоже не знаю, – ответила Рут. – Впрочем, все мы лажаем. – Она кивнула на дверь дочкиной квартиры.

– Это точно, – согласился Салли. – Вообще-то я думаю, Питер меня почти простил. Обычно мы с ним нормально ладим.

И это была правда. Питера по-прежнему удивляло, что два таких разных человека связаны кровным родством, но в последние годы их с Салли отношения все-таки потеплели. Те полтора года или около того, что они проработали бок о бок, пока Салли не удалился от дел, явно пошли обоим на пользу. Возможно, Питер по-прежнему не понимал, что движет отцом, но, по крайней мере, он понял ритм дней Салли, не говоря уж о вечерах. А Салли, в свою очередь, приятно удивился, узнав, что Питер отнюдь не такой слабак, каким кажется, не чурается тяжелого физического труда, пусть даже тот не приносит ему удовлетворения и не откликается в его душе.

Уж конечно, Салли не удивился, когда Питер вернулся к преподаванию, и вполне естественно, что теперь почти все свободное время он проводил в Шуйлере с друзьями-преподавателями. Впрочем, иногда он все же заглядывал в “Лошадь”, заговорщически подмигивал Бёрди, садился за стойку рядом с Салли и оставался там (вроде как с удовольствием) до самого закрытия – Салли это было приятно. Отношения Питера с сыном-подростком порой складывались непросто, совета, как поступить с Уиллом, он никогда не просил (а Салли хватало ума не лезть с советами), но все-таки был благодарен отцу за готовность выслушать и посочувствовать. Время от времени Салли даже казалось, что они с Питером сблизились и тот намерен не только простить, но и забыть, – эта возможность, кажется, приходила на ум и Питеру, но стоило этой цели замаячить на горизонте, и он всякий раз отшатывался, как от раскаленной печи. Салли же, в свой черед, опасался, что в некотором смысле сын остается для него загадкой такой же глубокой, как прежде, – такой же загадкой, какою и Салли, должно быть, казался своему отцу, такой же головоломкой, какою Уилл порой представлялся Питеру. Может, так оно и устроено? Так и должно быть?

Вот что со временем понял Салли: сын его несчастлив, поскольку считает, будто не состоялся в жизни. Салли это казалось бессмыслицей: ведь Питер всего добился. Он, в конце-то концов, преподает в престижном гуманитарном колледже, а три года назад, когда редактор хиреющего глянцевого журнала для выпускников ушел на пенсию, Питер занял его должность и вдохнул в издание новую жизнь. Вдобавок его рецензии на книги, фильмы и музыку регулярно печатали в местной газете Олбани. И в свои зрелые годы Питер сохранил привлекательность, его непринужденное обаяние как магнитом притягивало женщин, причем в основном моложе его. Еще он вырастил сына, который окончил школу уже в январе, на полгода раньше одноклассников, а весной слушал лекции в колледже Шуйлера. Осенью Уилл поступает на первый курс Пенсильванского университета, да еще с полной стипендией [10], и начнет учебу сразу со второго семестра. Салли считал, тут есть чем гордиться.

Питер, конечно, смотрел на это другими глазами. Его некогда перспективная преподавательская карьера так и не выправилась после того, как его не приняли в штат государственного университета, куда он в ту пору устроился. И теперь он работал внештатно, то есть был сотрудником второго сорта, таким и останется: мир науки, увы, беспощаден. Получал он в разы меньше, чем его коллеги, состоявшие в штате и трудившиеся на полную ставку, и не имел уверенности, что завтра его не уволят. Да и писал он рецензии, а не книги и не сценарии. Брак его развалился, и со своим непутевым средним сыном Питер виделся редко – из-за Шарлотты, злопамятной бывшей жены. А женщины, появлявшиеся в его жизни, очень быстро понимали, что под беспечным очарованием он прячет досаду и ожесточение.

Одного Салли никак не мог взять в толк: почему Питер решил, будто отъезд из Бата это изменит? Салли осознавал, что теперь, когда Уилл поступил в университет, ситуация изменилась, и вполне естественно, что Питер хочет поселиться ближе к сыну. Да и возможностей трудоустройства в большом городе больше, но ведь если Питер переберется в Нью-Йорк – а он вроде бы планирует именно это, – то и конкуренция там выше, разве нет? И жизнь там дороже раза в три, если не больше. Но стоило Салли об этом заговорить, как Питер – и неудивительно – ощетинился. “Пап, – сказал он, – вот Уилл уедет, а мне здесь зачем оставаться? Чтобы заботиться о тебе в старости?” Хотя Салли имел в виду вовсе не это. Он всего лишь пытался объяснить, что если Питеру не так уж хочется уезжать, то ни к чему и спешить, и если Питер надумает остаться в просторных комнатах на первом этаже (некогда их занимала мисс Берил), то Салли и дальше спокойно поживет в трейлере. Тогда Уилл на каникулах сможет приезжать домой. Салли даже охотно переписал бы дом на Питера. Все равно дом и так достанется ему, и, возможно, скорее, чем кажется. “И что прикажешь с ним делать, пап?” Продашь, когда сочтешь нужным, ответил Салли, но Питер лишь расплылся в этой своей понимающей улыбке, которая всегда раздражала Салли до крайности, поскольку подразумевала, что Салли пытается его одурачить.

С другой стороны, можно ли винить Питера за то, что он заподозрил недоброе? Ведь если Карл Робак съедет из верхних комнат, где обитал сам Салли, когда его квартирная хозяйка была жива, вполне естественно, что Салли вновь займет их, и понятно, почему Питер этого опасается. Салли, может, и не хочет, чтобы Питер или кто-то другой за ним ухаживал, но сын-то этого не знает. Он, наверное, представляет, что однажды отец упадет и сломает бедро, или его хватит удар, или он окажется в инвалидной коляске. Салли не может винить Питера за то, что, когда случится такая хрень, тот хочет быть подальше от Бата.

Но если Питер переедет в Нью-Йорк, Салли будет жалеть, что уже не услышит ни его топот на крыльце мисс Берил, ни пощелкиванье двигателя его машины, когда та остывает на дорожке, будет жалеть, что сын не нагрянет в “Лошадь”, не усядется рядом за стойку. Да и по внуку, конечно же, будет скучать. Салли с Уиллом очень похожи, и Питер наверняка это чувствует. Пусть парень и унаследовал от отца интеллект, обаяние и внешность, но еще Уилл сильный и выносливый спортсмен, талантливый в трех основных школьных видах спорта [11]. В одиннадцатом классе был начинающим центральным полузащитником школьной футбольной команды, и Салли прятал улыбку, когда стало ясно, что драться Уиллу нравится так же, как ему самому. Блокировки Уилл всегда выполнял честно, никогда не пытался травмировать противника, и все равно силовые приемы закаляли его характер. Но больше всего Салли радовался физической крепости внука – ведь десять лет назад, когда Уилл только приехал в Бат, мальчик боялся собственной тени.