Неудержимый. Книга XXXV (СИ) - Боярский Андрей

Учёный предположил, что причина может крыться вовсе не в погоде, а в диверсии. И с этим докладом он пришёл просить об официальном расследовании.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — проговорил Соболев, взявшись за край трибуны и обведя взглядом зал. — Коллеги, сразу скажу: ситуация взрывоопасная!

Император едва заметно поморщился. Ну кто же так начинает? Прежде чем бросать в массы слово «взрывоопасная», стоило бы подготовить почву — хотя бы заверить присутствующих, что всё под контролем, что эксперты работают, и только затем аккуратно озвучить тревожные моменты. А теперь… теперь зал зашумел.

По рядам пробежались волнения, местами переросшими в панические настроения. Всем вдруг стало абсолютно плевать на министра. Каждый хотел высказать соседям про собственные опасения, которые являлись не менее взрывоопасными.

— Тишина! — рявкнул Великий князь Потёмкин, срываясь в полный голос.

В зале будто отключили звук. Кто-то осёкся на полуслове, другие лишь ошарашенно переглянулись. Потёмкин поднялся со своего кресла — высокий, широкоплечий, с лицом, похожим на гранитный утёс.

— Тишина! Я сказал! — повторил он уже тише, но с такой сталью в голосе, что никто не осмелился перечить.

Император не стал вмешиваться. Иногда позволить Потёмкину сыграть роль карающей длани, было куда удобнее. Внимание снова вернулось к трибуне, где Соболев, внезапно побледнев, судорожно сглотнул и выпрямился, готовясь продолжить с более осторожной формулировкой.

— Благодар… — министр просвещения и науки попытался поблагодарить князя, учтиво улыбаясь, но был сразу перебит.

— Павел Андреевич, давайте к делу, что стряслось? — Великий князь Потёмкин прищурился, глядя на учёного с тем выражением, которое мгновенно лишало уверенности даже самых прожжённых ораторов.

— Конечно… — министр сглотнул, сжал пальцами край папки, словно цеплялся за неё как за спасение, и, избегая взгляда Потёмкина, повернулся к императору. — Ваше Величество, как вам известно, два дня назад температура прибрежных вод поднялась на несколько градусов.

— Да, — кивнул император, откинувшись в кресле, — Я читал ваш доклад. С тех пор что-то изменилось? — Он чуть приподнял левую бровь, удерживая взгляд на министре.

— Так точно, Ваше Величество, — Соболев нервно провёл ладонью по лбу, стирая испарину. — В ходе расследования наши специалисты были направлены к обоим морям, чтобы выяснить природу происходящего и спрогнозировать последствия. — Он сделал паузу, раскрыл папку и расправил несколько сложенных вдвое листов. — И вот что нам удалось выяснить…

Доклад занял больше часа. Голос министра временами дрожал, временами обретал сухую уверенность, когда речь шла о замерах и научных терминах. Он зачитывал данные с приборов, установленных на разных участках побережья. Оказалось, что температура воды возрастала синхронно в Чёрном и Балтийском морях. Повышение составляло сначала три, затем пять, и, по последним данным, уже десять градусов. На берегу — ни единого признака жары, атмосферные показатели вслед за водными выбивались из нормы. А вот в глубине материка между этими морями никаких видимых колебаний температуры под землёй замечено не было…

— Десять градусов⁈ — вдруг не выдержал один из слушателей, человек в белом лабораторном халате поверх генеральского мундира. Он вскочил, вытянув шею, будто хотел заглянуть в бумаги министра. — Не может такого быть! Ни одно течение, ни один циклон…

— Валерий Арсенович, — строго оборвал его Потёмкин, даже не повернув головы, — Давайте дослушаем.

Генерал шумно выдохнул и опустился обратно в кресло.

— Всё, верно, — кивнул министр, чуть дрогнув, — Ни одно течение не объясняет такую скорость и синхронность изменений. Поэтому мы, рискуя людьми, отправили несколько специалистов с оборудованием к самому дну. — Он снова замолчал, на этот раз не для эффектной паузы, а чтобы взять себя в руки. — И смею вам доложить: там всё ещё хуже. Мы обнаружили разломы. Огромные, уходящие вглубь на километры разломы. Температура у самих трещин превышает все допустимые пределы. Это катастрофа, Ваше Величество! Такого в истории нашего мира никогда не было.

Голос министра сорвался, он закрыл папку, будто больше не хотел даже смотреть на её содержимое.

В зале снова поднялся шум. Генералы переговаривались, советники лихорадочно делали пометки, кто-то требовал карту, другие обсуждали вероятность землетрясений и подводных вулканов. Один из астрономов что-то шептал своему соседу, гадая, не влияет ли на это фаза луны. Кто-то в глубине зала даже пробормотал про «магическое вмешательство», но тут же осёкся, заметив, как Потёмкин повёл плечом.

Император молчал. Он сжал подлокотник кресла, и только слегка побелевшие костяшки пальцев выдали, что услышанное не прошло для него бесследно.

— Павел Андреевич, — император наклонился вперёд, соединив пальцы у подбородка, — каковы последствия для нас?

В зале тут же наступила гробовая тишина. Секунду назад ещё кто-то шептался, кто-то листал бумаги — но теперь все замерли, ожидая ответа министра. Даже Потёмкин молчал.

— Если ничего не изменится… — начал министр, медленно, словно подбирая слова, — … то все прибрежные земли, в скором времени превратятся в мёртвую зону.

Он нахмурился, наклонился над трибуной. В голосе появились усталость и холодная отчётливость.

— Сначала вымрет вся рыба. Представьте себе — не просто мелочь, а тысячи, а может, и миллионы тонн мёртвой рыбы, медуз, моллюсков… — он осёкся, — … и тех существ, которые даже не внесены в реестры. Тварей, что живут в глубинах и, возможно, до сего дня избегали человеческого взгляда.

Он замолчал, обвёл взглядом притихший зал.

— Всё это будет выброшено на берег. Масштабы… устрашающие. Берега превратятся в гниющий пояс смерти. Запах гнили и сероводорода сделают прибрежные поселения непригодными к жизни — совсем. Люди начнут бежать. Воздух станет ядовитым, непригодным для жизни.

Он вновь остановился, на этот раз — чтобы дать всем переварить услышанное.

— Начнутся вспышки заболеваний. Кишечные инфекции, болезни кожи и дыхания. Всё, что передаётся через воду, грязь, влажный туман… и даже через прикосновение к заражённым предметам.

— Всё это печально, — выдержанно кивнул император, с нотками тяжести в голосе, — Но поправимо, — тут же добавил он, с нажимом. — Как только мы одержим победу — займёмся восстановлением прибрежных зон. Думаю, жители нас поддержат.

По залу пробежал ропот одобрения. Кто-то хлопнул в ладони, кто-то согласно закивал. Но министр не улыбнулся.

— Ваше Величество, — сказал он тихо, почти с сожалением, — это ещё не всё.

Он выпрямился и посмотрел императору прямо в глаза.

— С таким количеством выделяемого тепла, с той мощью, которая поднимается из морских глубин… мы в скором времени столкнёмся со штормами невероятной силы. Они уже зарождаются, медленно, но неотвратимо. И поверьте, когда они пойдут — их не остановит ничто.

— Шторма — обычное дело, — буркнул Потёмкин, скрестив руки на груди. — Что здесь такого?

Министр не стал сразу отвечать. Он посмотрел на великого князя, и в уголках его губ дрогнула нервная, почти жалкая улыбка.

— Нет, — медленно произнёс он, — вы не понимаете. Это необычные шторма. Не ветер с дождём. Это чудовищные атмосферные волны. Они принесут с собой такие потопы, такие водяные массы, что смоют с лица земли всё на своём пути.

Он сделал шаг от кафедры, словно хотел говорить с каждым в зале лично.

— Ветра — с порывами более трёхсот километров в час. Грозы — беспрерывные, с молниями, которые будут бить часами. Ливни, которые зальют всё — от прибрежных равнин до центральных регионов. Воздух станет вязким от влаги и тепла. Люди будут задыхаться и умирать от сердечных болезней.

Министр замолчал, и в зале снова стало тихо. Только где-то сбоку послышался скрип пера — кто-то, несмотря на всё, продолжал делать пометки.

— Павел Андреевич, — император вновь повернулся к министру, голос его стал более жёстким, — скажите прямо. Подобные проявления природы могли быть вызваны искусственно?