Ее волосы были растрепанные, полушубок был небрежно накинут на домашнее платье — сестренка явно собиралась впопыхах. В руках у нее был увесистый сверток.
Я с радостью обняла сестру, которая ответила тем же.
— Что там у вас случилось? — тут же спросила она, — К нам твой жених как приехал полчаса назад, так такую истерику закатил, обалдеть просто. Они там с отцом до сих пор ругаются. Я только так и смогла улизнуть под шумок.
— А что говорит Матиас, по какому поводу они ругаются? — осторожно спросила я.
— Говорит, что ты его обманула и как-то подставила перед лицом императора. И теперь отец одними только виноградниками не отделается.
Сердце в который раз за день пронзило болью.
— А отец? Что он говорит? — с надеждой спросила я, надеясь, что он не поверит во все эти бредни Матиаса.
— Он говорит, что его девочка не могла сделать такого. И вообще, настаивает на том, чтобы дождаться тебя и все обсудить троем. Но, мой тебе совет, сестренка, пересиди где-нибудь. Тебе нельзя сейчас возвращаться. Этот, жених твой, совсем бешеный и уезжать в ближайшее время не собирается.
— Но у меня с собой ничего нет. Куда я поеду? — закрыв глаза, спросила я.
— Не переживай, я все собрала. Вот, принесла тебе и одежду и немного денег. Даже вина прихватила, которого ты просила, хоть и не понимаю что ты праздновать собралась.
— Ты ж мое солнце, — обняла сестру я, — Огромное спасибо тебе. И я обязательно все тебе верну, честно.
— Да, можешь не переживать, я все равно деньги у тебя стащила. Одежду тоже твою взяла. Так что, давай, береги себя, а я пойду пока меня не хватились.
— Хорошо… — сглотнула я застрявший в горле ком, — …как будет возможность, пожалуйста, шепни отцу, что все было не так. Это Матиас меня обманул и хотел обманом взять меня в жены. Поэтому, пусть ему не доверяет.
— Обязательно скажу, — открыла дверь Аурелия.
— И еще… скажи ему, что я очень его люблю. Люблю вас всех и наши виноградники.
Сестренка спрыгнула в снег, подала знак кучеру и, уже закрывая дверь, подмигнула мне.
— Мы с ним это и так знаем. Береги себя, Каролина.
Когда дверь за сестрой закрылась и мы отъехали настолько, что ее крошечная фигурка окончательно растворилась в снежной пелене, я почувствовала в груди зияющую пустоту.
Теперь я окончательно осталась одна.
— Я так понимаю, вам опять некуда податься? — осторожно спросил кучер.
— Боюсь, что нет, — обреченно отозвалась я.
Кучер шумно вздохнул и недоверчиво переспросил:
— Что, неужели нет ни единого места, где вы могли бы укрыться?
— Нет, — пробормотала я. От его неожиданной доброты ком в горле стал горячим, — у меня…
И умолкла. Потому что вспомнила то, о чём так старательно пыталась забыть.
Глава 20
Каролина
Все-таки одно место было. О нём не знал никто, кроме нас с Антэро. Место наших тайных свиданий, когда мы только-только познакомились, и наши семьи были не в курсе наших отношений.
— Вспомнили чего? — оживился кучер.
— Да, — поспешно сказала я, — Думаю, одно место найдется и оно как раз по пути. Заехать туда не займет много времени. Давайте только отъедем, и я покажу путь.
Кучер понятливо угукнул и закрыл окошечко. До меня донесся щелчок поводьев, причмокивание и его бодрый голос:
— Н-но! Быстрей!
Карета ускорилась, и я в изнеможении откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза.
Антэро
Каролина. Она передо мной. Милая, светлая, чистая, доверчивая… моя. При воспоминании о нашем поцелуе внутри разгорается пламя, а руки сжимаются, чтобы обнять… пустоту.
Всё тонет в чёрном мраке, раздираемым яркими вспышками разрозненных картинок.
Вызов от Отто, он настойчиво просит меня прибыть во дворец. Что-то там случилось с Паулиной. Он считает, что меня должен волновать каждый обморок этой раскрашенной куклы. Я не тороплюсь.
Сейчас, когда мы встретились с Каролиной, мне стало окончательно всё равно.
Поездка сквозь ночь. Карета едет не спеша, дорога знакомая до боли, тысячу раз выученная…
Мы заезжаем в лес. Провал. Вместо воспоминаний — иссиня-чёрное пятно. Что-то случилось там, нечто плохое, о чём я не могу вспомнить, как ни силюсь.
Голову пронзила отчаянная боль, когда в памяти всплыла последняя картинка.
Я лежу навзничь на снегу, а моя грудь в крови. Боли нет, но левая рука почему-то не слушается, а перед глазами взрываются огненно-алые фейерверки.
Кто-то напал на меня. Кто-то, у кого хватило глупости поднять руку на Лазурного Дракона!
— Найду и убью, — глухо прорычал я и скривился от резкой боли в груди.
— Ты что-то сказал, милый? — прощебетал сладкий, как ванильное безе, голосок.
Чёрт. Что она тут делает?
Я открыл глаза, волевым усилием выдернув себя из оцепенения. Увидел над собой давно знакомый потолок собственной спальни и не удержался от удивлённого:
— Что за чёрт? Как я опять оказался во дворце?
Что-то белокурое, приторно пахнущее малиной и почему-то взбитыми сливками, бросилось ко мне.
Паулина.
— Ох, милый, ты очнулся! — воскликнула она, — Я так рада!
Я поморщился и отодвинулся, приподнявшись на правом локте. Паулина всхлипывала рядом, но меня это мало тронуло. Я бегло осмотрел себя.
Грудь стягивала широкая белая полоса перевязи, но из-под неё просачивалась пульсирующая боль. Левая рука тоже была забинтована, и при попытке пошевелить ей, тоже отозвалась острым приступом боли.
— Хватит рыдать, — сухо приказал я Паулине, и она послушно замолчала, недоумевающе глядя на меня, — что произошло? Кто меня принёс сюда и почему ты здесь? Отто сказал, что ты заболела.
Её глаза расширились.
— Ох, милый, — запричитала она, — да какая разница, болею я или нет, если с тобой случилось такое! Конечно же, узнав о том, что тебя принесли во дворец, я тут же кинулась к тебе!
— Стоп, — оборвал я её, подняв руку. Она умолкла, поперхнувшись на полуслове, — а теперь ещё раз, с этого места и поподробнее.
— О моей любви к тебе? — вкрадчиво переспросила Паулина. Я скрипнул зубами.
— О том, что со мной случилось и кто притащил меня сюда.
— Ой, да разве это так важно? — продолжала она щебетатать, бессмысленно бегая вокруг меня, то приподнимая подушку, то подтыкая одеяло, — Гораздо важнее, что ты жив-здоров. А тех, кто это сделал, герр советник обещал лично найти и наказать.
— Кто сделал что? — я не смог сдержать раздраженного рыка
Но Паулина словно и не слышала меня или старательно игнорировала, умудряясь выводить меня из себя даже в несколько раз больше, чем обычно.
Подумать только, и с этой женщиной я должен буду связать свою жизнь? Если бы только у меня был выбор, я бы даже не взглянул на нее. Но суровая правда такова, что от этой до тошноты пахнущей малиной фифы зависит благополучие моей страны.
Сжав руки в кулаки, я откинул край одеяла и свесил ноги с кровати. Грудь тут же пронзила такая острая боль, что я согнулся пополам.
— Куда? — тут же кинулась ко мне Паулина, — Куда ты собрался? Лекарь сказал, что у тебя сильная рана и тебе нужно приходить в себя как минимум пару дней.
Она требовательно уперлась своими ручками в мои плечи, тщетно пытаясь уложить меня обратно в кровать. Но я молча отодвинул ее в сторону и поднялся на ноги.
Перед глазами моментально все поплыло и, чтобы остаться на ногах, я вынужден был схватиться за комод возле кровати. От моего веса он резко покачнулся и, глубокая фарфоровая ваза, стоявшая на ней, неуклюже упала, разлетевшись на мелкие осколки.
— Ну вот, я же говорила… — в голосе Паулины прорезалось отчаянная грусть, — …я же говорила, что тебе еще рано вставать. Умоляю тебя, ложись и восстанавливай силы.
Я отстраненно смотрел на Паулину, которая прыгала вокруг, подбирая осколки и не мог отделаться от ощущения, что это похоже на какую-то пытку. Ощущения только усилились, когда Паулина снова попыталась вернуть меня обратно в кровать.
