Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

— Найму, вейра, не сомневайтесь, только вы бы и меня с Бертом оставили хотя на месяц-другой, — он кивнул на второго возчика. — Места тут глухие, боязно оставлять вас. А что случись с вами, вейра Арнош с меня голову снимет.

— Поместье замкнуто в магический периметр, — к собственному удивлению, невзирая на малый дар, я прекрасно чувствовала его силу и дальность. — Но можешь остаться на пару дней.

Последнее я добавила с теплом в голосе. Все живая душа рядом. Все же он поехал со мной хоть и по воле Арнош, но остаться предложил от себя. По доброй воле. А это совсем другое дело.

Отправив старшего возчика в деревню, а Берта пристроив расчищать снег, я неспешно обошла придомовую территорию.

Признаться, поместье поражало воображение. Сложенное из желтоватого камня на три этажа, оно подкупало простотой форм. Архитектурный симбиоз между неприступной крепостью и ледяным княжеским чертогом. Даже думать о том, что здесь могли поселиться практичные расчетливые Гроцы, было больно. Им было здесь не место.

У парадного крыльца оказался огороженный.… сад?

Сад, который плотно замело снегом, хотя вдоль забора стояли еще тлеющие артефакты, охраняющие и согревающие территорию. Тут даже яблони были! Удивительно. Здесь снег на несколько километров, а в саду плодово-ягодные, останки цветов и резные скамеечки.

За спиной дома в отдалении стояли заснеженные горы и располагались рабочий флигель и, кажется, военные казармы. Здесь явно когда-то жила крупная и небедная семья, способная содержать крепкое хозяйство, два десятка слуг и маленькую личную армию. Только в одной казарме я насчитала свыше сотни мест, а здесь целых четыре казармы. Семья Гроц велика, но опытные воины ей не по карману.

Сердце в груди растревожилось окончательно. Что-то ещё.… было что-то еще. Очевидная неправильность. Но недосып, нервотрепка, слишком много событий и информации за короткий срок не давали мне сосредоточится на мысли.

Надо будет просмотреть документы на дом еще раз. Обычно документы говорят больше людей.

Достав предусмотрительно спрятанный в корсет ключ, я двинулась к дому.

13. Почти спокойная жизнь

Ключ, конечно, подошёл. Просто дверь не открылась. Такая вот неловкость.

Украдкой оглянувшись, вытащила из волос шпильку и ловко вставила в отверстие от ключа. Но замок был открыт! А дверь не открывалась.

Мне же хотелось очевидную неправильность, и вот, пожалуйста. На блюдце с каемкой, как заказывала.

Призвав на помощь техническое образование и стаж малолетнего взломщика, обретенный в больнице, я дотошно исследовала несговорчивую дверь. Пилочка легко входила в проем, а шпилька не могла нащупать дверной язычок. Такое чувство, что замок испарился, но даже с дыркой, эта дверь не открывалась.

Я сдалась только когда от напряжения стали дрожать руки. Съехала по двери спиной прямо на заснеженное крыльцо, и уставилась в совершенно белое стеклянное от разлитого солнца небо. Вдали махал лопатой Берт. По уже расчищенной дорожке к дому ковыляли щеночки, каждый размером с медвежонка. Один из них навернулся в снег, и я неосознанно дернула рукой, словно собираясь поймать его, и вскрикнула от боли. Кровь хлынула из ладони на снег и… впиталась.

Я с недоумением копнула снежок, добираясь пальцами до неожиданно тёплого камня крыльца. Ладонь словно намертво прилипла к камню, растапливая снег, кровь текла по запястью, пожираемая невидимой силой.

В этом доме было много горя, много слез. Этот дом любил свою несчастную хозяйку и потерял, и возненавидел остальных, шумных и нахальных девиц, которые пытались его заставить служить себе. Однажды приезжал мужчина, от которого пахло ее кровью и желанием, но дом отказался ему подчиниться. Это из-за него она плакала, а потом умерла.

Прошло пятнадцать лет, а его сердце болит. Как у меня. Ему больно. Как мне.

Накатила знакомая дурнота. Я полностью осела в снег, чувствуя, как вместе с кровью утекает магия, изо всех сил цепляясь сознанием за точки бегущих ко мне щенков.

— Да разве ж такая утонченная вейра выживет тута? — бубнил над ухом чей-то голос. — Ишь беленькая какая, тонкая, аки веточка, неделю в горячке металась, а нынче похолодела. К вечеру, видать, отойдет.

— Не похолодела, а температура стабилизировалась, — возразил мальчишеский голос.

Послышался свист не то полотенца, не то покрывала, рассекающего воздух. Потом звук несильного удара.

— А ты не умничай, ирод, не умничай… Вот помрет вейра, еще прощения у меня просить будешь.

Стонать и подавать знаки было не в моих правилах, поэтому я собралась с силами и приподнялась на кровати, цепляясь за спинку.

Комната из светлого камня, одна из стен была укрыта расшитым гобеленом, два узких окна, бытовая тумба, на которой стоял разогревающий артефакт. Рядом с тазиком и кучей бинтов суетилась крепкая бабуля наподобие моей собственной, оставшейся в другом мире, и мальчишка лет шестнадцати.… Берт! Я его и не сразу узнала без громадной шапки и великоватого плаща.

— Берт, — позвала слабо, и юнец тут же резво вскочил.

— Ну слава отцу-дракону, вейра! Вы неделю без сознания в горячке лежали, только утром температура спала.

Берт, бухнувшийся на колени перед кроватью и зачем-то взялся бить поклоны, кляня себя на чем свет стоит.

— А я, дурак, не сразу заметил, что вы в снегу лежите, белая, как этот снег. Хорошо дом вы открыть успели!

У меня не хватило сил приподняться как следует, и я видела, как белобрысая макушка то взлетает над кроватью, то ныряет к полу.

— Да не мельтеши, ирод этакий, — бабуля огрела его полотенцем еще раз для острастки. — Ты по порядку, по порядку сказывай. А то помрет ведь, сердечная, всей правды не узнает.

Происходящее напоминало театр абсурда. Незнакомая комнатка, подросток, смешно закрывающийся руками и успевающий между полотенцами кланяться и речитативом выкладывать хронологию событий от моего обморока и дальше. Незнакомая бабуля. Суровая, как апач, морщинистая и как-то по-особенному надежная.

Но ум, взбодренный неделей обморока, неожиданно цепко складывал рассказываемую Бертом информацию и доходчиво раскладывал по полочкам.

Оказалось, после того, как я упала, дом открылся. К тому моменту как раз вернулся старик Бай с нанятой работницей и они дружной компанией занесли меня внутрь, обустроили ближайшую спальню, нашли артефакты, разгрузили продукты и даже успели прибрать в поместье. Что не удивительно. Все-таки неделя прошла.

Старик Бай поехал в ближайший город за лекарем для меня, поскольку бабкины настои мне не помогали, а пользоваться порталом он не умел. Для этого надо иметь хоть какой-то дар, а он обычный вей.

Неделя сна благотворно сказалась на моих мыслительных способностях.

— Принеси мне связной камень, Берт, — брезгливо отодвинула мокрые тряпки, которыми меня обкладывали и, видимо, лечили.

Волосы у меня промокли, как и сорочка, как и часть одеяла и даже простыни. Бабуля наверняка отличная женщина, но лекарь никакущий. Если поливать бессознательную вейру водой семь дней в неделю, она не прорастет, а вот от простуды умрет запросто.

— И плед! — повысила голос вдогонку Берту, умчавшемуся за картой. — И согревающий артефакт!

Пока Берт отсутствовал, Лоте, а именно так звали наемную работницу из деревни, едва не залечившую меня насмерть, успела мне поведать, что в доме было грязно. А также было наставлено всякого, а половина комнат не открывалась, так что не обессудьте, вейра, они немытые остались.

— Я завсегда рада полы за лишнюю копейку помыть, и пеку хорошо, и лечить могу, — бабка не хвасталась. Бабка истово верила в каждое сказанное слово. — Лучше меня все равно никого не найдете. Другие в ведьмино место не пойдут, а я образованная, в сказки не верю.

— Ведьмино место?

Словечко из моего мира. Как я сумела вычислить, появилось оно в словарях всего пару веков назад. В местных сказках в качестве антагонистов присутствовали перевертыши, ифриты, темные маги, полоумные нийцы и некие Темные девы, обольщающие золотоволосых принцев. Потом, правда, они изымали у этого принца сердце из груди и томили его в печи три дня, прежде чем разломить его и съесть на пару с прирученными животными. Положено так было по темнодевичьей инструкции. Ведьмы, не найдя толково объяснения в местных реалиях, ассоциировались с такими Темными девами.