Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Ринглэнд Холли

– Третья запись… – Эстер проглотила комок и провела рукой по груди. – Прочитала – и стало больно.

– Мне тоже стало больно, когда я в первый раз прочитала эти слова. – Эрин не сводила глаз с моря. – Меня утянуло в кроличью нору желания. Желания знать, желания думать, что я все понимаю. Она хотела нам что-то сказать? «Может быть, она выбрала глубину. Может быть, она свободна». Она хотела проститься? – Эрин прерывисто вздохнула. – Но я напоминаю себе: Аура написала эти слова больше года назад, когда жила на другом конце земли. Мы не знаем, что означали для нее в то время эти слова. Не знаем, имеют ли они отношение к тому, что произошло потом… – Эрин помолчала и продолжила, когда снова смогла говорить: – Нам остается искать утешения в словах, которые Аура вкладывала в эти рисунки и фотографии, в истории, стоящие за ними.

– Например?

– Не могу сказать. – Эрин грустно улыбнулась. – Я пыталась искать в интернете «статуя девушки на фоне деревьев», но пока безрезультатно.

Эстер зарыла пятки в песок.

– Я знаю, что для тебя и мамы с папой этот дневник – великое открытие, что вы из-за него места себе не находите, но меня это бесит, – тихо сказала она. – Я просто не понимаю. Ну да, Девушка из Биналонг-Бей, Агнете – я знаю эти истории, но не знаю, зачем Аура вклеила их в дурацкий подростковый дневничок, приписала что-то рядом, а потом еще и вытатуировала написанное на себе. – Эстер потерла бровь, пытаясь снять напряжение. – Мама с папой хотят, чтобы я тоже смотрела на этот дневник как на дело великой важности, чтобы я из-за него полетела в Данию на поиски своей умершей сестры, как будто я Фродо какой-нибудь, но мне так совершенно не кажется. – Она опустила голову. – Они хотят, чтобы я полетела в Данию, поскольку я якобы знала Ауру лучше всех, но читаю ее дневник, и мне кажется: я в последние годы вообще плохо представляла себе, что у нее на душе и в голове.

– Ах, Старри. – Эрин крепко обняла ее, словно стараясь обнадежить. – Тяжело это все.

Эстер привалилась к Эрин – напряжение начало было отпускать, но червячок внутри ожил. Она вновь села и посмотрела на тетку.

– Ты так и не сказала, давно ли ты знаешь про ее дневник. Похоже, ты его уже наизусть выучила.

Эрин выпрямилась.

– Я узнала про него не так давно. Фрейя нашла дневник в комнате Ауры через пару месяцев после того, как та исчезла, – после того, как ты уехала на западное побережье. А увидела я его всего недели две назад. И мысль о нем привязчивая, как дурацкая песенка. Не могу выгнать ее из головы.

– Две недели? Ты знаешь о дневнике уже две недели? – Эстер вскочила и заходила взад-вперед.

– Фрейя показала его мне до твоего приезда. Ей просто нужно было мое мнение специалиста о фотографиях и рисунках, об историях, которые за ними стоят, и о том, как с ними связаны строчки, написанные Аурой. С ними и с татуировками. Фрейя хотела, чтобы, когда она покажет дневник тебе, у нее были бы ответы, а не только вопросы.

– Но вопросов все еще хоть отбавляй. – Эстер остановилась перед теткой, спиной к океану и луне. – Например: почему я не знала про семь татуировок Ауры? Почему она сказала о них маме, а от меня скрыла?

На лице Эрин промелькнуло непонятное выражение.

– Могу задать вопрос иначе: случалось ли тебе проводить с Аурой так много времени, чтобы увидеть что-то, что она считала глубоко личным?

Эстер шагнула назад – слова Эрин ударили ее, как кулак.

– Она улетела на другой конец земли и закрылась от нас. Закрылась от меня. Я месяцами писала ей в Копенгаген, звонила, слала сообщения. И вот она внезапно является домой. От меня-то чего ждали? Что я вечно буду где-то поблизости на случай, если она решит сказать мне больше двух слов? Что я должна была сделать? – Эстер вскинула руки. – Не возвращаться в университет? Только потому, что Аура вдруг решила появиться, не объясняя ни где была, ни почему отгородилась от нас? Я должна была весь день сидеть у нее под дверью, на случай если она – может быть – откроет мне? Скажет мне, что с ней случились? Я и так отложила учебу на целый семестр. Я сидела под дверью. Упрашивала. Она мне не открывала. А потом я уехала… – Эстер прерывисто вздохнула. Она едва не сказала про записку, которую Аура оставила ей в последний день, но у нее перехватило горло, и слова остались невысказанными.

– Послушай, – твердо сказала Эрин, – ты пытаешься понять, почему ты не знала о татуировках Ауры. Я просто хочу тебе помочь. Если бы вы проводили больше времени вместе…

– Нечего, – резко перебила Эстер. – Нечего вешать все на меня. Я была здесь.

Повисло натянутое молчание. Эстер сжала зубы. Как же изменилась ее жизнь, а ведь времени прошло всего ничего. Чуть больше года назад она еще училась в университете, у нее были друзья, они в складчину снимали дом в Нипалуне, и она любила этот дом. А потом Аура вернулась домой, и все пошло прахом. Челюстям стало больно. Прежняя жизнь казалась Эстер сном. Сном, который не вернуть.

Помолчав, Эрин встала с эвкалипта и шагнула к Эстер.

– Прости.

От злости Эстер не чувствовала собственного тела.

– Прости, – повторила тетка. – Могу только догадываться, что ты чувствовала и чувствуешь сейчас, вспоминая, как Аура исключила тебя из своей жизни. – Она потянулась взять Эстер за руку. – То, что я тут наговорила, тебе никак не поможет. Прости. Иногда горе подкрадывается и ко мне.

Эстер с благодарностью сжала ей руки – и тут же выпустила. Подставила лицо поднявшемуся ветру. Холодный соленый воздух остудил ее гнев.

– Больше я этого не сделаю. Не брошу свою жизнь, чтобы отправиться на поиски Ауры. Потому только, что мама с папой решили, будто Аура зашифровала свою биографию в семи старых сказках и каких-то татуировках. Они не укажут, где ее искать. Ее ничто не вернет.

Эстер решила сменить тему и спросила:

– А помнишь, как ты учила ее ирландскому языку?

– Было дело. Когда Ауре в школе задали изобразить родословное древо. Помнишь? Тогда-то она и заинтересовалась кельтской ветвью нашего рода. А что?

Эстер пожала плечами:

– «Сестры Тюленья Шкура и Лебяжий Пух!» – Она взмахнула воображаемым мечом. – Аура так гордилась, что учит меня ирландскому: Шела и Ала. Тюлень и Лебедь. – Эстер вздохнула. – Это последнее, что она произнесла в тот день. «Ала. Ала». Она звала меня, а меня не было рядом.

– Не казни себя, почему ты так в этом уверена? Мы не знаем, кого она призывала. Не знаем, о чем она в тот момент думала или что с ней происходило. Даже если нам кажется, что знаем.

Что же еще там могло быть? Но Эстер слишком устала, чтобы спорить.

Тетка зашагала назад, к дому. Эстер, не отставая, шла рядом с ней. Где-то рядом захлопали крылья и прокричал по-ночному козодой.

– Я так и не решилась вам сказать. – Эрин смотрела вперед, на освещенном луной лице была грустная улыбка.

– Что сказать?

– Однажды, когда вы были маленькими, я присматривала за вами. Аура пристала ко мне: как по-ирландски будет «тюлень» и «лебедь». Я пыталась работать и слушала ее вполуха, но она не сдавалась. И я выдала ей ирландский словарь, чтобы она оставила меня в покое. А потом, когда я увидела, как вы играете у моря, в каком вы восторге от ее открытия, у меня не хватило духу вас разочаровать.

– В смысле – «разочаровать»?

– По-ирландски, – объяснила Эрин, – тюлень, про которого спрашивала Аура, – ròn. Вы должны были стать сестрами Тюленья Шкура и Лебяжий Пух, Рон и Ала. Но Аура прочитала не ту словарную статью. – Эрин усмехнулась. – Она прочитала séala [45] – пробка.

– Что? – Эстер фыркнула от неожиданности. Рассмеялась, покачала головой. – То есть мы носились по городу и орали, что мы – воины Лебедь с Пробкой?

– Или с Печатью. – Эрин сжала губы в ухмылке. – Аура была просто в восторге от того, как похоже звучат слова, и я не решилась ее исправить. – Тетка хохотнула.

Эстер рассмеялась, но гулкий смех оборвала печаль.