Посылать к ним причину их общего уныния жестоко, но мне хотелось отдохнуть от ощущения опасности рядом с собой. Призрак исчез, стоило покинуть комнату, но близкое присутствие герцога не давало расслабиться даже на минуту.
Он совершенно не показывал желания наладить наше общение и перейти к обоюдно уважительным строго деловым взаимоотношениям. Несомненно, ему нравилось выводить меня из себя. Его галантность отличалась от оскорблений так же мало, как бочка чистого дёгтя от той же бочки, но с добавлением ложечки мёда.
— Как бы вы ни мечтали избавиться от меня, я сам решу, где мне приятней сидеть, — сообщил он, встряхивая белой салфеткой. Уложил её себе на колени и повернулся ко мне. — Вы так откровенны в проявлениях неприязни и злости.
Фраза показалась мне незаконченной.
— Да, я злюсь на вас. Разве у меня для этого не причин? Если не помните, о чём мы не так давно говорили, могу повторить.
— Мне нравятся откровенные люди, жаль, общаться с ними доводится редко. — Он усмехнулся. — Вы удивитесь, наверное, но на свете живёт не так много глупцов, отваживающихся проверять границы моего терпения.
— Вы намекаете на меня? То есть я дура, по-вашему?
Его чёрные глаза ярко блеснули. Как у мальчишки, получившего возможность поиграть с понравившейся игрушкой. Сломать её, раскрутить и полюбопытствовать: а что там внутри.
— Ну что вы. Вы ведь необыкновенно сообразительны, дражайшая Лина. Ваша искренняя речь — прямо глоток свежего воздуха. А ваши пылкие взгляды стоят тех сапфиров, которые вы взяли без спросу у дочери. И, знаете, — он прищурился, оскалив зубы в широкой улыбке, — чем больше мы с вами общаемся, тем яснее становится, что вы бы вляпались в неприятности в любом случае, что с лунными сапфирами, что без них.
— Благодарю за то, что поделились своим ценным наблюдением, — ответила я ровным тоном. — Проблема ведь не в сапфирах, и даже не в том проклятии. Вы — самая моя большая проблема. Вам так нравится выводить меня из себя?
— И опять вы совершенно правы, моя прекрасная леди.
Он кивнул, когда слуга предложил ему первую перемену блюд.
Пауза продлилась недолго. Герцог не считал нужным понижать голос или как-то скрывать от окружающих наш разговор:
— Ваше присутствие в моей жизни поначалу я посчитал неудобным. Но с вами определённо веселей, чем без вас.
— То есть я для вас развлечение?
Он ответил улыбкой. Взял меня за руку, прикоснулся губами к кончикам пальцев.
— Надеюсь, наше дальнейшее общение останется таким же приятным, бодрящим, разбавляющим скуку.
Он задержал мою руку, хотя я пыталась освободиться. Глядя мне в глаза, сказал громко и чётко:
— А ещё я надеюсь, что однажды вы будете развлекать меня не только днём, но и ночью.
Герцог Валентайн уставился на моё декольте с таким явным намёком, что мне немедленно захотелось прикрыться.
Всё обнажённое, что он мог видеть, заканчивалось на пять сантиметров ниже ключиц. Но это не избавило меня от того, чтобы под его наглым взглядом ощутить себя голой. И опозоренной, ведь скандальный разговор слушали все находящиеся в столовой. Включая невесту и её малолетних сестёр.
— Вы специально пытаетесь шокировать всех своим поведением?
— Каким именно? — Он и правда наслаждался происходящим.
Я взглянула на чету Андерсонов, сидящих в паре метров от нас. И Август, и Олимпия притворялись глухими. Как и их дочери, как и Аделаида. Как и слуги, суетящиеся вокруг.
В отличие от добровольно немых и глухих, я молчать не собиралась:
— Мощь магии, талант, богатство, высокое положение ударили вам в голову как хмельное вино. Сейчас вы как в пьяном угаре забрались повыше, чтобы помочиться на чужие головы. Унизить всех, кого вы считаете хуже себя. Вам весело, вы будто держите бога за бороду.
Его улыбка исчезла, взгляд потемнел.
— Крайне плохая стратегия, — спокойно продолжила я. — Вместо уважения вы так приобретёте врагов. Между нами ничего нет, но вы всеми способами пытаетесь создать неверное впечатление у окружающих. Заодно причинить боль юной избраннице и её родителям. Зачем это делать — спросите себя сами.
— Я спрошу вас. Мне интересна ваша точка зрения, Лина.
Он сам напросился — и я ударила наотмашь:
— Вы ещё не заключили брачный союз, а уже разрушаете ростки доверия и близости в создаваемой семье. Похоже, вы до крайности боитесь близких отношений, раз заранее всё выжигаете. Если страх так силён, может быть, вам не нужен этот брак? Может, вы откажетесь от того, чтобы ломать судьбу невинной девочки?
Я обвела всех взглядом. Большинство сидело, опустив головы.
— Вам нечего не хочется сказать?
Со своего места встала Макария — взволнованная до невозможности, вся бледная, при этом с яркими пятнами румянца на щеках. Сказать она ничего не успела. Одна из сестёр дёрнула её за платье, а барон приказал:
— Макария, выйди отсюда немедленно.
— Но папа! Не хочешь слушать меня, выслушай Аду!
Последние слова девушки я домыслила, так как её голос, хотя она открывала рот, внезапно затих. Барон кивнул одному из слуг, и Макарию немедленно вывели.
40
Я вышла из зала, не желая оставаться среди этих людей даже лишней секунды. Андерсоны меня страшно разозлили, намного сильнее, чем герцог.
Давно я не испытывала такого разочарования в людях. Они отдавали герцогу дочь, закрывая глаза на всё — от её вконец несчастного вида до его попытки выставить меня своей любовницей.
Только добравшись до комнаты, я поняла, что весь путь прошла не одна. За мной следовала девушка, которая утром приносила завтрак.
Когда мы вошли внутрь комнаты, незваная гостья без приказа отправилась разжигать камин. Я села в кресло, и Люська немедленно забралась ко мне на колени. Пушистая девочка всегда чувствовала моё настроение и пыталась помочь в меру сил. Урчала, лезла под руку.
У служанки оказался свой способ меня развлечь.
— За Аделаиду не дают приданного, наоборот, герцог, говорят, закрывает долги нашего хозяина на большую сумму. Этот брак — спасение для семьи.
— Я догадалась, — призналась я. — Август Андерсон — такой привлекательный мужчина. Обходительный, вежливый, настоящий красавец, прямо мечта любой женщины, если не знать, насколько он жесток к своей дочери. Аделаиде не справиться с герцогом Валентайном. Он погубит её. И что она делает? Не борется за себя! Как рыба молчит!
— Вам что-нибудь принести? — спросила служанка.
— Горячего чаю.
Я потёрла шею. Проклятье выбрало это время, чтобы напомнить: на мне герцогский поводок. Будь я свободна собой распоряжаться, даже на мгновение тут бы не задержалась. Схватила бы Люську и отправилась назад. Не на лошадях, так пешком.
Девушка неожиданно вернулась от двери.
— Вы такая смелая, — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Вы единственная, кто высказал им всё в лицо. Пусть другие молчат, но знайте, вам все благодарны. Мы все вами так восхищаемся.
Смелая, да уж. Глупая, не думающая наперёд, лезущая в чужие дела — вот я какая! Дура, как он и сказал.
Я прикрыла шею ладонью.
— Пожалуйста, найди герцога. Скажи ему, что мне нужна его помощь. Скажи, это срочно. Помощь нужна прямо сейчас.
Змея всё-таки выползла на поверхность, я не смогла её скрыть. Глаза служанки расширились. Ойкнув, она бросилась к двери.
Шея горела огнём, змея кусала изнутри и снаружи. Люська мяукала, звала на помощь. Комнату вновь затянуло серебристым туманом, из которого на меня смотрели невидимые, но, знаю, ненавидящие, полные лютой злобы глаза.
Я чувствовала себя отвратительно, но находилась в сознании. Тот случай, когда мечтаешь об обмороке, а он не спешит избавить ни от боли, ни от унижения.
Когда тёмная с головы до пят фигура показалась в дверях, я поняла, что и в этот раз выживу. Вот только цена помощи окажется слишком большой, судя по злости в тоне его голоса и выражении лица.
— Вот женщина, насквозь пропитанная ядом, отравляющая собой всё вокруг, — сообщил герцог с порога и пересёк комнату быстрым шагом. — Что, теперь вы молчите?
