Винляндия - Пинчон Томас Рагглз

Конверт она узнала тут же. То был чек с содержанием, которого она дожидалась, как запаздывающих месячных, с прошлой недели. В почте его не было вообще, он был в лапе этого матерого правоохранника, обтянутой кожаной перчаткой, коей она подчеркнуто, приближаясь в эти дни к Большому Четыре-О и пока не отступившись, коснулась, беря чек.

Он сдвинул наверх очки от солнца, улыбнулся.

– Вы еще не были в конторе, правда? – Федеральные маршалы США управляли Защитой Свидетелей и обслуживали ее, и в большинстве ее заданий за много лет вставал этот вопрос визита вежливости, будто в родное посольство в каждой новой загранице.

– Мы только что въехали, – поставив на «мы» ударение – поглядеть, что произойдет.

– Ну а мы не видели, эхым, – сверившись с каким-то журналом полевых наблюдений, переплетенным в кожу, – и Блейза.

Одна рука на дверном косяке, он подавался к ней и разговаривал как мальчишки в ее средней школе. Она не забыла по пути к двери застегнуть штаны, а вот рубашку – всего на одну-две пуговицы, никакого лифчика, само собой. Выгнула шею глянуть на время у него на загорелом запястье, всего в дюймах от ее лица.

– Должен вернуться с минуты на минуту.

Он снова опустил очки, хмыкнул.

– Как насчет завтрева, сразу после восьми утра сможете? – В другой комнате зазвонил телефон. – Может, как раз он. Может, звонит сказать, что задерживается, вы б сняли?

– Приятно было поговорить. Наверное, до завтра.

– Могу подождать.

Она уже была на полпути к телефону, обернулась к нему через плечо, но войти не пригласила. В то же время ему ведь никак и не прикажешь уйти, разве нет?

То был Блиц, звонил из периферийного отделения, в котором работал, но не сказать, что задерживается, так он никогда не делал, просто приходил, когда придет.

– Ток' не волнуйся, но это – сегодня у тебя никаких гостей не было?

– Только что маршал пришел лично вручить чек, действительно показалось как-то необычно.

– Прибыл? Великолепно! Слушай, ты б не могла выйти, как сможешь, его обналичить, киса, нам, пожалуйста?

– Блиц, что такое?

– Не знаю. Заглянул тут в кроссировочную, с Грейс разговорился, ну знаешь, мексиканочка та, я тебе еще тогда ее показывал?

С большими сиськами.

– У-гу.

– Говорит, хотела мне кой-чего забавного показать. Но ток' забавного там не оч' много. Выясняется, многие, кого мы знаем, – их больше нет в компьютере. Просто – исчезли.

Как именно он это говорил, с этой лишь полуконтролируемой запинкой, как у Джонни Кэша, или тремором, на который она уже научилась настраиваться, 100-процентно надежная примета. Она означала то, что ему нравилось называть основательными фекалиями, всякий раз.

– Ну, Николас вот-вот придет. Мне собираться?

– Эмм, сначала срасти наличку, если сможешь, сладенькая моя, а я буду как только, так сразу.

– Старый ты чаровник змей, – вешая трубку.

Маршалы уже свинтили, пес бы их задрал, но тут, с топотом по наружной лестнице, до звона в трубчатых перилах, уже несся Николас со своим другом Уоллесом, и Уоллесова мамочка, Барби, браво пыхтела следом. Френези успела кратко схватить своего пацана, прослюнявив частью поцелуя ему голое предплечье, когда он пронесся мимо с Уоллесом, и прямо в тот уголок, где устроил себе комнату.

– Туча саранчи, – вздохнула Барби.

Френези стояла у самокапающей машинки.

– Надеюсь, ты не против, что так долго в кофейнике простоял.

– Чем дольше просидит, тем лучше. – Барби на полставки работала в суде, а муж ее на полной в федеральном здании, на разные ветви закона, и они с Френези иногда приглядывали за детишками друг дружки, хоть и жили на разных концах города. – Ты по-прежнему в понедельник можешь, да?

– Ой конечно, – ой конечно, – слушай, Барб, очень просить не хочется, но у меня карточку банкомат все время выплевывает, никто не понимает, в чем дело, со счетом-то у меня порядок, но банк закрыт, а мне только вот чек пришел, эм-м ты б, наверное, не могла…

– На той неделе было б лучше, мы рассчитывали, что пара платежек пройдет, а теперь нам говорят, угадай что, в компьютере потерялись, сюрприз.

– Компьютеры, – начала Френези, но затем, в паранойе, решила не повторять того, что услышала от Блица. Вместо этого сочинила что-то про чек, и, пока мальчишки смотрели мультики, женщины сидели на сквозняке через сетчатую дверь, пили кофе и рассказывали ужастики про компьютеры.

– Совсем как старперы, бухтим о погоде, – сказала Барби.

Блиц вошел, как раз когда они с Уоллесом выходили.

– Барби! Ууии! Дай-ка поглядим! – Он взял ее левую руку, крутнул всю ее, затем притворно всмотрелся в ладонь. – По-прежнему замужем, поди ж ты.

– Ага, а Дж. Эдгар Хувер по-прежнему не воскрес, Блейз.

– Пока, мистер Блейз! – проверещал Уоллес.

– Скажи-ка, Уоллес, ты матч глядел вчера? Что я тебе говорил?

– Все равно хорошо, что ничего не поставили, – то были мои деньги на обед.

– Блиц? – взвыли обе женщины в один голос. Блиц стоял на площадке снаружи, смотрел, пока они не загрузятся в машину и не отъедут. Еще маша вслед:

– Она как-то чудила вообще?

– Нет, не-а, а что?

– Ее старик какая-то шишка в Региональном отделении, так?

– Блиц, это кабинетная работа, он в административной поддержке.

– Хмм. Я тебе дерганым кажусь? А – чек, уже обналичила? Канеш' нет – чего я даже спрашиваю? Тут история всей моей жизни. Ну так могу я, пожалуйста, на него взглянуть? – Он прищурился, повертел под разными углами. – Странновато он смотрится. А? Не считаешь?

– Я им займусь, – пообещала она, – как только поедим. Теперь расскажи мне, кого там нет в компьютере, отчего ты прям с ума сходишь.

Он принес домой спешно составленный список, сплошь независимые подрядчики вроде них самих. Френези вынула пару замороженных, сиречь при состоянии холодильника на деле отмороженных, пицц с пепперони, поставила печку на подогрев и нарубила быстрый салат, пока Блиц открывал пива' и зачитывал фамилии. Там были выпускники тюрьмы Лонгбинь [96], старые полупрофи больших жюри, сборщики займов и дамы на ниточках, коих убеждали помочь с завлечением в ловушки вскорости будущих бывшими клиентов, доносчики с фотографической памятью, девственники мокрых дел, отбиватели чеков, нюхтари рассыпухи и жопоцапы, у каждого больше чем обильно причин стремиться под тень федерального крылышка, а кое-кто, если повезет, и обретет в них объятья и пристанище.

Ну или они в это верили, должно быть. Сейчас же, больше не в компьютере, насколько хоть кому-то из них безопасно?

– Ты теперь уверен, – гнула она, – точно знаешь, что эта как-ее-там все проверила.

– Сам проверял, впечатываю имя, в ответ «Такого Досье Нет», ага? Хочешь, чтоб я пошел ее побил, это поможет?

– Так серьезно?

– Блядь, на ять.

Примерно тут в комнату забрел Николас, мультики у него кончились, и родители теперь стали наименее нежелательной программой в окру́ге, на полчасика, во всяком случае – ну и прекрасно, вообще-то, поскольку меньше всего на свете кому-либо из родителей сейчас требовались ссоры, или то, что за них сходило, некая игра во вторжение пришельцев, при которой Блиц пулялся жалобами разных калибров и с разными скоростями, а Френези пыталась их отражать или обезвреживать, пока не рухнет ее система защиты.

– Скажи-ка, Нидворас, как там у Трансформеров дела, ничё?

– А как у Уоллеса было?

Пацан натянул доброжелательную улыбку, помахал, приложил ладонь к уху, как Рейган, выдающий: «Еще разок?»

– Несколько вопросов, пожалуй, – Николас, делая вид, будто оглядывает комнату, – ма? Ты руку поднимала?

– Это мы тебе мстим за все те вопросы, которыми ты нас раньше заваливал, – (Блиц, вставив: «Аминь»), – не так давно.

– Я такого не помню, – стараясь не расхохотаться, поскольку на деле он помнил и хотел, чтоб его подразнили.

– Должно быть, старость, дядя, – сказала Френези.