Ключ к счастью попаданки (СИ) - Машкина Светлана

Какие сложности чтобы всего лишь продать продукт своего труда! Куда же без жреца — он тоже хочет кушать. Не принесём подношений, то, того гляди, придётся самому огород сажать.

— Главное — никого не обидеть, — продолжала Феня. — Великих богов много, всем сразу не угодишь, только жрец знает, с кого начинать. В другой раз другим богам принесёшь — так, глядишь, за год каждого и порадуешь.

Угу. Только уже торговать нечем будет, между прочим.

Глава 30

Обедать сели в тени. Феня достала кувшины с холодным взваром и молоком. Молоко — для меня. Хлеб, яйца, зелёный лук, печёные овощи и какая-то травка, на вкус похожая на нашу петрушку. Пирожки с разными начинками, маленькие, круглые, на два укуса. Всю ночь, что ли, пекла? Она, конечно, всегда была заботливой и хозяйственной, но сейчас превзошла саму себя.

Я выложила рядом блины с творогом. Попробую уговорить Феню продегустировать, она же молоко пьёт.

— Пекас, тебя ждём! — позвала Феня.

— Ешьте, телегу догружу и приду, — отозвался дед.

Я, как самая голодная, ела сразу и всё. Мамочки мои, как же вкусно! Мягкие овощи таяли во рту, травка придавала яйцам пикантность и остринку. От хлебной горбушки шёл тёплый, сытный, упоительный запах.

— Феня, вдруг я за год забуду и кого-нибудь из богов пропущу? — набив полный рот едой, спросила я.

— Никак нельзя. Не переживай, жрец всегда подскажет. Ты, главное, слово глупое не сболтни про богов. Ты ляпнешь и забудешь, а боги — они памятливые.

Ещё и мстительные, наверное. Впрочем, за языком следить надо в любом случае. Ни в каком мире боги не любят, когда их обижают либо насмехаются. Впрочем, люди тоже не любят — в этом мы похожи.

Подошёл Пекас, принял у Фени кружку с взваром:

— Помнишь, как сосед Никол богиню Страду обидел? — спросил он Феню.

— Ой, Пекас, да разве такое забудешь? — засмеялась она.

Я приготовилась слушать занимательную историю.

Богиня СтрАда отвечала за погоду. Надо тебе дождя, солнца и ясных дней, или ветра, чтобы крутило лопасти мельницы — обращайся к ней. Уговаривай, молись, напоминай, в особо трудных случаях проси жреца о содействии.

Считалась СтрАда не вредной, но капризной и переменчивой. Ещё бы — погода!

Сосед Никол к ней особо никогда не обращался, в тот раз получилось случайно. Никол отправился на рыбалку. Всё было отлично, рыба бойко клевала, Никол радовался будущей вечерней ухе. Пока не пошёл дождь. К перемене погоды сосед не подготовился и вскоре промок до нитки. Ему бы уйти — но рыба всё ещё продолжала клевать, хоть и похуже.

Пришлось дрожать, стучать зубами и тягать туда-сюда тяжёлую мокрую удочку.

Наконец, Никол не выдержал. Поругивая сквозь зубы богиню Страду, взялся за вёсла и поплыл к берегу.

Сильный, мощный ливень, который догнал Никола у берега, оказался первым предупреждением.

— Дальше — больше, — рассказывал Пекас, уплетая Фенины пирожки. — Пришла осень, у всех листопад, а у Никола — листозасыпалка! К ночи, как поднимется ветер, со всех дворов к нему лист несёт. Мало того, ещё и из леса иголками колючими да длинными присыпает. Никол приношение пожадничал, возле дома Страду попросил его не мучить. И, значит, чтобы радовалась она, ведро молока под дерево вылил.

— Почему молока и почему под дерево?

— Дык говорю же — скряга, — засмеялся Пекас. — Детей малых у Никола нет, молока не жалко, вот и плеснул куда попало. Только Страда ещё больше рассердилась.

Та зима для Никола была самой трудной. После метелей и снегопада деревенские брали лопаты, откапывали двери, тропинки к постройкам и калитки, и только потом шли завтракать.

Никол завтракал раньше всех, с первыми лучами солнца. Ему, в отличии от остальных, копать приходилось до вечера. Бывали дни, когда у Фени и Пекаса едва заносило дорожки к дому, а у Никола из огромного снежного сугроба торчала печная труба.

Да, осторожнее надо с богами, а то попадёшь в немилость — и делай весь сезон пустую работу.

— Она его всё-таки простила?

— Простила, — кивнул Пекас и взял блинчик с творогом.

Я замерла, боясь отвлечь деда от процесса.

— Никол тогда полтелеги даров насобирал, всё отвёз в храм. Долго там был, молился со жрецом и просил прощения. Вернулся весёлый.

Дед с аппетитом доел блинчик, запил взваром и взял второй:

— С чем у тебя пирожки, Феня? Сегодня больно вкусные.

Трепетная Феня побледнела, потом покраснела, а потом и вовсе отползла от мужа в сторону, вероятно, опасаясь получить оплеуху.

— Ульна делала, — прошептала она.

Пекас посмотрел на надкусанный блинчик, на меня, и изменился в лице.

Отскочил в сторону, выплюнул то, что не успел проглотить, закинул остаток блинчика в кусты.

— Ульна, бедовая девка! — взревел дед. — Ты чем меня накормить решилась? Есть там молоко, да? Есть? Признавайся, полохало этакое!

— Будешь обзываться — пожалуюсь господину, — обиделась я. — Меня обзывать — его унижать. Забыл, деда?

Такого поворота Пекас точно не ожидал. Он открыл рот. Закрыл. Посмотрел на Феню.

— Не виновата она! Я, вообще-то, принесла себе и ей, а ты случайно попробовал, — заметила я.

— Боги даров не видели, благословления не дали! — схватился за голову Пекас. — С ума ты меня сведёшь, девка, своими причудами. Ну чего тебе просто так-то не сидится дома? Еда есть, крыша над головой есть, чего не хватит — всегда у нас можешь взять. Зачем тебе эти причуды глупые? Додуматься же надо — взрослым людям молоко скармливать, как поросятам каким.

— Не молоко, а то, что я из него сделаю. Хотя и молоко само по себе очень полезно.

— Ага, были у нас такие умники. «Всё полезно, что в рот полезло», — процитировал дед. — Песок тоже в рот лезет, вполне себе помещается. Или, вона, червяк, который после дождика по огороду ползает. Азын-траву ещё можно скушать на болоте. Не помрёшь, но животом маяться долго будешь. Слышь, Ульна, ты сама-то поедушку твою ела? Я не слягу? Сено, сено же пропадёт, если я разболеться надумаю! — взвыл расстроенный Пекас.

Ой, ну до чего он у меня, всё-таки, нервный! Не старый ещё и по-своему красивый, а переживает, как соискатель на собеседовании. Дадут оклад — не дадут? Или опять скажут — мы вам позвоним?

— Деда, но ведь у меня не продажа, у меня — угощение, — объяснила я существенную разницу. — Для продажи всё, как положено, проведу, ты проконтролируешь.

Я похлопала ресницами, сделала самое невинное лицо и голосом воспитанной подлизы пропела:

— Не сляжешь и всё уже хорошо, я вчера ела. Феня, ну попробуй хоть, покажи деду, что я его не отравила!

Феня решительно придвинулась ближе ко мне, взяла один блинчик, развернула, разглядывая содержимое.

— Надо же! Пахнет молоком и белое, а вона какое густое, как каша, — заметила Феня, удивлённо качая головой.

Завернула начинку и, зажмурив глаза, откусила. Прожевала, проглотила, откусила ещё. Запила взваром.

— Пекас, — сказала Феня, откусывая от второго блинчика. — Можешь ругать меня как хочешь, можешь кричать, что я курица и дура-баба, но только я такой вкусноты никогда ещё не ела!

Дед сердито топнул ногой, подхватил грабли и пошёл в поле.

Глава 31

Три дня мы трудились в поле, сгребая сено. До темноты дед успевал сделать несколько рейсов в село, разгрузиться и приехать назад. Я набила мозоли на ладонях и подпалила на солнцах нос. Он покраснел, некрасиво шелушился, но я терпела.

Вечерами, при лучине и дедовом фонаре, который он мне щедро пожертвовал в приданое, делала адыгейский сыр — на что-то большее пока не было сил. На адыгейский тоже не было, хотелось упасть на лавку и спать до завтрашнего обеда, но меня останавливала жадность.

Не использую молоко сегодня — завтра оно или перекиснет, что существенно испортит вкус продукта, или Феня решит, что раз тара всё ещё занята, значит, мне пока больше молока не надо, и выльет его свиньям.

Поэтому вечерами я, сполоснувшись для бодрости в бане чуть тёплой водой, бралась за дело.