Ключ к счастью попаданки (СИ) - Машкина Светлана

Молоко и сыворотку разогреть до нужной температуры. Теперь осторожно, по стеночкам, вливать горячую сыворотку в молоко, отдвигая получившиеся хлопья плоской деревянной ложкой. Спешить на этом этапе, впрочем, как и на всех остальных, нельзя. Плотность творожного зерна проверяла пальцами — сыр не должен быть слишком сухой или слишком жидкий.

Получившуюся массу раскладывала в маленькие корзиночки из бересты, застеленные тканью. Дуршлаг здесь ещё не придумали, зато корзиночек, небольших, без ручек, по пол-литра, аккуратных и симпатичных, Феня принесла целую стопку.

— На-ка вот, под дары тебе, — объяснила она. — Каждому богу своя доля положена, как раз, когда поедем, сюда и разложишь им угощение.

— Откуда у тебя столько? — восхитилась я.

— Дык зимой чего делать? Плети и плети, они быстро делаются, чай, не вышивка. Правда, больше ни для чего не подходят — маленькие и хрупкие, зато дары есть в чём красиво принести, не в лопухи же, в самом деле, заворачивать.

Ого! Оказывается, основы маркетинга были в самые давние времена, и красиво упакованные лапти ценятся значительно выше, чем лапти в затрапезной обёртке.

В подполе у меня понемногу накапливались сыры и творог. Творог берегла для блинчиков — Феня сказала, что без них к богам никак нельзя, такой, мол, вкусной едой грех с великими не поделиться.

Чтобы разнообразить вкусы, в часть сырных головок добавила пряных трав. Взять решила у Данки, обменяю на что-нибудь из своих продуктов.

— Какой тебе травы? — удивилась Данка. — Для вкуса? Я такими глупостями не занимаюсь, делать больше нечего — траву приправную полоть. Надо будет — всегда соседи дадут, она у всех растёт.

Странный подход. Зачем просить, если можно посадить у себя? Тем более земли много, часть сорняками с весны заросла.

Вот ещё непонятный вопрос. Почему на своём огороде соседи сажают меньше половины, а мой засеяли весь?

— Чего тут непонятного-то, — усмехнулась Феня, дёргая для меня приправную травку на своей грядке. — У тебя земля лучше и чище, значит, а свою они занехаяли, запустили, вот и ленятся целиком обрабатывать. На ухоженной-то землице всяко легче овощи растить.

— У меня-то кто ухаживал? Дом же пустовал.

— Значит, сама по себе такая жирная да чистая. Бывает, Ульна, всякое бывает, не удивляйся. Вон, смотри — с этой стороны дома я каждую неделю сорняки дёргаю. А с той — за лето два-три раза загляну, потаскаю чуть, что выросло, и опять там благодать овощная. Вот как так?

За приправную траву я принесла Фене пару яиц. Она покачала головой, вздохнула и взяла. Знала, что мне нельзя нарушать условия.

Утро принесло прохладу, влажный ветер и мелкий, моросящий дождь. Правое колено Пекаса не подвело с прогнозом!

Сено мы успели вывезти, и теперь я, со спокойной душой, могу заняться своими делами. Да и к богам пора съездить — даров скопилось вполне достаточно.

Я поставила вариться следующую партию сыра. В этот раз сделаю с орехом. Вчера, возвращаясь с поля до темноты, заметила заросли орешника.

— Баловство одно, — отмахнулся дед. — Детишки собирают, щёлкают. Здесь мало, в лесу надо искать.

— Почему никто не ищет и не собирает? Господин запретил?

Феня рассмеялась и ласково потрепала меня по щеке. Как быстро она меняется! Где злобная, вечно всем недовольная тётка, почти старуха, которая ругала меня за каждый промах, а могла и по спине чем тяжёлым пройти?

Где впалые глаза, поджатые тонкие и бедные губы, недоверчивый взгляд? Сейчас рядом со мной сидела совсем другая Феня. Помолодевшая, счастливая, довольная проделанной работой.

Неужели это я так на неё действовала? Не стало рядом меня — раздражающего фактора, и жизнь повернулась к Фене солнечной стороной?

Я огорчённо вздохнула.

— Господину ореха не жалко, всё, что в его лесу растёт, можно собирать смело. Разве что на дрова разрешение надо. Только кому, Ульна, придёт в голову в конце лета баловаться орехом, если дел и без того невпроворот? Да и куда его много-то?

Тут я могу поспорить, но пока не буду.

— Деда, притормози, хоть горсточку попробую, — попросила жалостливо.

Я заметила, что переход на жалобно-детский тон влияет на Пекаса положительно. То ли сказывается нереализованное до конца отцовство (по здешним меркам один ребёнок и не ребёнок вовсе, а так, баловство для мамки с папкой. Вот пять-семь — уже нормально). То ли Пекас испытывает чувство вины, за то, что не долюбил меня в детстве.

Как всегда — сработало.

Вдвоём с Феней мы быстро набили мой фартук спелым орехом. Один я попробовала — похож на наш фундук, но значительно мельче. Ничего, я не ленивая и придумаю, как решить проблемы с этим важным продовольственным запасом.

У въезда в село нам встретился Савва. Остановился, широко расставив ноги, завёл руки за спину, и хмуро смотрел, как по дороге трясётся наша телега. Я напряглась.

— Феня, здороваться надо? — спросила тихо.

— Тебе да, а нам сейчас посмотрим, — так же шёпотом ответила Феня. — Мы с Пекасом его всяко постарше будем.

— Здрасте, — пискнула я и спряталась за Фенину спину.

Савва промолчал. Пекас укоризненно покачал головой. Феня поджала губы и отвернулась.

До самого поворота я чувствовала спиной злобный, тяжёлый взгляд.

Глава 32

Заниматься кухней под тихий шорох дождя было хорошо и приятно. Я очистила орешки, немного обжарила на сковороде. Ох и запах пошёл! Сразу есть захотелось. Теперь хорошенько измельчить и тонкими слоями добавить в будущий сыр. Представила, как вкусно получится, довольно зажмурилась.

А когда раскрыла глаза, увидела перед собой Данку. Как тихо она вошла, даже дверь моя не скрипнула!

— Ты чего без стука?

Данка тряхнула головой, с любопытством огляделась:

— Вот ещё! Не госпожа, чай, стучаться к тебе, — засмеялась она. — Чего делаешь-то? Рассказывай! Пахнет вкусно, аж до нашей избы.

Угу, учту. В другой раз закрою окна или кину в печь чего-нибудь пахучего, чтобы не привлекать незваных гостей. Помощники мне пока не нужны, а уж любопытные и подавно — я ещё сама на стадии разработки технологий.

— Чё это у тебя тута? — Данка заглянула в чугун с ещё не разогретым молоком и чуть не сунула в него палец, но я вовремя перехватила руку.

— Не трогай! Данка! Ты руки когда последний раз мыла?

— Ой-ёй, можно подумать, они у меня грязные. Чистые у меня руки, с утра два корыта постирухи сушить повесила!

В доказательства своих слов соседка протянула ко мне ладони. Грязные пальцы с обломанными ногтями, царапины. С таким руками к продуктам вообще близко подходить нельзя!

На всякий случай я быстро прикрыла крышками сыворотку и оставшееся в ведре молоко.

Данка бесцеремонно плюхнулась за стол:

— Давай взвару попьём, поболтаем по-соседски. А то скучно мне целый день с детьми да с детьми.

В деревенском доме? С тремя малыми детьми, огородом, скотиной, птицей, колодцем и условиями во дворе? Да что можно придумать веселее? Разве только на работу каждый день с утра вставать, как в моём мире.

— Иди скотине травы нарви, — посоветовала я.

— Так у нас нет никого, — Данка развела руками. — Откуда деньга-то на неё? Только птички у меня, и то мало, с дюжину наберётся. Это ты, как богачка, приехала — сразу с поросями.

— Почему не разведёшь?

— Когда за ней смотреть, если у меня дети — мал-мала-меньше.

— Степ пусть смотрит.

— Ой, ну что ты, он же хворый. Как что тяжёлое поднимет, так и всё — неделю, не меньше, спиной мается и с лавки не встаёт.

— А ты здоровая?

— Тоже больная вся, да что делать? Бабья доля — она такая, страдальческая. Да откуда тебе знать, ты бабой-то теперь не будешь никогда, так в девках, седая да безкосая, и помрёшь, — жалостливо вздохнула Данка.

Про косы я уже в курсе. Одну косу могли носить только незамужние девицы, им же, кстати, в редких случаях разрешалось походить с распущенными волосами. Два раза в году, по большим праздникам. В День летних солнц и в День зимних ночей проходили хороводы, гулянья, танцы-пляски и угощения. Работать в такой день считалось большой глупостью, потому что великие боги тоже любили повеселиться. И если кто-то веселиться не хотел, могли и наказать.