Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

Кто же мог знать, что высокое академическое искусство понадобится Белке уже сейчас, сегодня, на уровне школы. И, вроде бы, сил чуток прибыло, пользоваться можно, а искусства нет. Белка сосредоточилась — хотела почувствовать тетерева. Нет, не получается. Куда-то он упал за окном, даже приблизительно нельзя понять, куда. Переориентировала силу мысли в другую сторону. Попробовала сдвинуть хоть на ноготь засов на двери. Не почувствовала и его. Опустила голову, опять чуть не потекло из носа. Краем глаза заметила за окном движение — мелькнул край шапки. Кто-то искал тетерева. И шапка у него была знакомая. Та самая, которую Белка подбирала у лога в снегу и вручала разнюнившемуся владельцу. Так вот чья это работа и чьи злодейства. Гаденыш Бури.

Глава 16

* * *

Злость, вскипевшая от появления в окне Бури, придала сил, но ненадолго. Преобразовать звучащие внутри слова во внешние действия у Белки не получалось. Она пробовала раз за разом, но, вместо эха от вложенной в рабочее слово силы, слышала в ответ лишь ватную глухую тишину. Мысленное слово уходило в никуда, и сила пропадала в пустом пространстве вместе с ним. Так можно очень быстро растратить и без того скудный запас, скопившийся зне нетзнала как пользоваться мыслью. Или резерва, разработанного за небольшое время обучения и практики, не хватало пока на энергоемкие задачи.

Или, самое вероятное, обида на инспектора и общинников, наболтавших сплетен и поверивших, будто Белка им враг, своим влиянием сводила на нет все усилия. Из-за обиды и злости не получалось толком сосредоточиться. Покорячившись на полу так и эдак, покатавшись с боку на бок, еще пару раз капнув слезами, Белка, наконец, поняла, что занимается не тем делом, пытается прыгнуть выше головы. Теряет на этом время и силы. Во-первых, нужно полностью успокоиться. Стать как поверхность пруда в безветреный вечер, не расплескивать впустую силы. Во-вторых, пока руки окончательно не задеревенели, а крепкая повязка не растянула рот до ушей, нужно освободиться от пут. А для этого попробовать переползти телом через связанные за спиной руки или перегрызть затыкающую рот тряпку. Или то и другое сразу.

Если руки смотали качественно, и даже с гибкостью и худосочностью Белки, провести их под собой и перевернуть вперед не получалось, то тряпка во рту начала поддаваться жеванию. Было противно до тошноты, набрался полный рот ниток, которые не сплюнуть и не протолкать никуда языком, но Белка чувствовала, что с этой задачей справится за несколько часов, если ей не помешают.

Ее, похоже, надолго оставили под замком и забыли в этом библиотечном закуте, хотя в самой школе что-то постоянно происходит. Какие-то люди шлялись мимо двери по коридору в другой, хозяйственный чулан, топали, грохотали, роняя и двигая что-то в соседнем классе, вначале гудели низкими мужскими голосами, потом поднялся ровный шум — в школу, похоже, набилось изрядно разного народу.

Один раз заглянули к Белке в комнатушку. Она не посмотрела, кто, низко склонила голову — чтоб не увидели, как она на одной стороне сжевала повязку. Но заглянувший сказал стоявшим за его спиной товарищам: «Нет здесь ни столов, ни лавок, ее вообще велели до завтра не открывать. Так что нечего сюда соваться! И вход в коридор полками задвиньте, чтоб по пьяни никто сюда не залез, а то мало ли…» Белка снова пыхнула внутренней злостью, кровь бросилась в лицо: это как — до завтра? Это ей сидеть в остывающей комнате, нельзя ни есть, ни пить, ни выйти по нужде? Вот гады. Это инспектор придумал — чтобы у нее силы ослабли. Слишком сильной ему показалась. Чтобы не отдыхала и для сопротивления ничего накопить не смогла. Вот же просчитал, сволочь… Белка едва смогла оставить голову опущенной и не зыркнуть на прощание бешеными глазами.

Дверь захлопнулась, повернулся засов. Белка не шевелилась. Думала.

Инспектор с утра одет был по-городскому. Он обещал деревне законника, за ним, скорее всего, и поехал. Или вовсе за солдатами. С надеждой, что стая теперь не полна, и с оставшимися волками он справится сам. Еще и старшин деревенских с собой захватил для охраны, они тоже кое-что действенное сказать могут при необходимости. До станции старшины его проводят, там он почтовые сани возьмет. Если в городе сразу поверят, что в деревне Школа большие проблемы, к завтрашнему утру инспектор вернется. Как эти дела делаются, Белка знала не очень точно. Но, если ее тут оставили без еды и питья, сил к утру у нее действительно не будет. Ни для сопротивления, ни, может быть, даже для того, чтобы настоящую правду убедительно донести и собственную невиновность отстоять.

Обидно-то как. Решил, значит, сам не разбираться в происходящем — слишком все оказалось сложно. Или, наоборот, все показалось просто. Белке так хотелось верить в то, что инспектор умный. А он оказался тупым, как дубина. Таким, как выглядел, точь в точь как Белка на первый взгляд его и оценила. Людоед с бородищей. Ну вот как можно поверить, будто Белка костяными волками загрызла Хрода? Зачем ей такое было надо? Вообще низачем, она и сама не могла придумать достойной причины. Инспектор Вернер тупица. Недоумок! Все понятно же уже! Спросите Белку, она догадалась, всех выведет на правду!..

Успокоиться помогло только воспоминание о том, что вязать Белку инспектор пришел не один, а прихватил с собой из деревни всех сильнейших, кого только смог найти. Сомнительная радость, но — эх! Неслабо же она его напугала! Да зачем ей живоволки, когда она и без них что угодно может! А вот если б она с инспектором один на один вышла? Кто кого тогда бы заборол? Белка бы не побоялась потягаться. Даже если не в шутку. Жаль, не выяснить этого уже никак…

Возня за стенкой возобновилась, таскали по полу парты и лавки, задвинули вход в библиотечный коридорчик тяжеленным шкафом — среди прочих шумов это действие выделилось особенным грохотом и бранью. Потом на несколько минут все стихло и внезапно и резко, раздражающе даже сквозь стены и двери, заголосили плакальщицы. Вот оно что! Прощание с Хродом решили проводить в школе. И поминки, наверняка, будут здесь же. Понятно — родня его огромная ни в один другой дом в деревне не поместится, не говоря уже об учениках и прочих односельчанах. И до Белки никому дела долгое время не будет не потому, что инспектор так велел, а просто по житейским обстоятельствам. Вот и хорошо, забудьте про нее. Она сейчас поднапряжется, тряпку догрызет и ка-ак скажет что-нибудь стенодробительное!..

И Белка продолжила стараться — попеременно грызть, дергать руками, ногами и напрягать мозги, чтобы проснулось волшебное умение работать одной мыслью.

Поэтому, на фоне визга и завываний за стеной, резкий скрип поддетой топором оконной рамы не привлек не только чье-то постороннее внимание, но сначала даже внимание самой Белки. За окном мелькнули руки, голова, опять руки и топор. «Осторожно, высадишь, зазвенит, сбегутся… — говорил кто-то сиплым шепотом из-за сдвинутого окна. — Давай уже, я не могу тебя держать…» И выставленная оконная рама пошла внутрь, повернулась на бок и была аккуратно вынута наружу. А топор с невнятным ругательством упал вслед за ней, но звона, стука или более громких ругательств, к счастью, не последовало. В чулан, тяжело цепляясь брюхом за подоконник, вполз сначала бледный Свит, и сразу сел рядом с Белкой на пол, потому что был в себе примерно наполовину — ни у Белки, ни у того, кто лечил его после, довести до конца дело лечения силенок так и не хватило. Так что Свитти все еще выглядел мертвецом, восставшим из гроба. Сине-зеленым и качающимся. Но все-таки восставшим. А за ним Кириак, которого, по словам инспектора, должны были еще вчера насмерть задрать живоволки. Этот действительно восстал и жив-живехонек. И вот кто бы объяснил…

— Ш-ш-ш, тихо! — скомандовал шепотом Кириак. — Сейчас развяжу, только громко не радуйся!

Где там радоваться, задергалась Белка. Со зла не убить бы кого…

Наконец руки, ноги и рот у нее были свободны, но ни заговорить, ни встать и подвигаться она еще какое-то время не могла. Все онемело, а рот правда растянулся едва не от уха до уха, местами пересох, местами, наоборот, наполнился слюнями, и отплевываться от жеваной тряпки ей предстояло еще долго. Ощущения в целом были отвратительные. Белка на десяток вдохов просто легла ничком на рассыпанные книги. Отдышаться, отплеваться, прийти в себя. Лежала, пережидала ломоту, молча разминала кисти рук.