Не открывайте глаза, профессор! (СИ) - Болейн Лея

— Ну отчего же, — миролюбиво заявил профессор. — Наши расы совместимы, так что могут быть и внуки.

— А совесть, профессор, жать не будет? Готовы плодить незаконнорожденных детишек и навещать их раз в квартал, тайком от жены-дуплишихи? Вы дуплиш, вам не нужны человеческие дети. Выберите кого-нибудь другого из очереди, раз кандидаток там хоть ложкой ешь. Ладно, отставим бредовые разговоры. Что у вас с семьёй?

— Что?

Кажется, Мортенгейн так глубоко задумался, что не услышал моих последних слов. Я хотела съязвить про снижающийся к старости слух — но не стала.

— Продолжаю думать о том, кто же пытается отравить вам жизнь. Итак, ваше семейное положение?

— Холост, если ты об этом.

— Брошенная разъярённая любовница в анамнезе?

— Собираешь историю болезни? Клинический диагноз? Брошенных любовниц пару десятков за последний год наскребу, но всё же не думаю… Расставались вполне мирно, деньги смягчают душевную боль, как масло — то самое удовольствие, что ты с негодованием отвергла. Впрочем, при определенной подготовке…

— Выхухоль небесная, перестаньте пошлить! Братья или сёстры у вас имеются? Лучше младшие. Племянники?

— Я единственный ребёнок у своих родителей, брат отца и сестра матери проживают не в Виснее, но, насколько я знаю, неплохо обеспечены и не нуждаются. При чём тут это?!

— Самые частые причины для заказного убийства — ревность, месть или наследство, — с умным видом заявила я, стараясь делать вид, что сижу рядом со своим научным руководителем во время обсуждения диплома, а вовсе не рядом с любовником на грани расставания. — С наследством, я так понимаю, не вариант, значит, ищите среди пары десятков обиженных и ревнующих ту, кто могла бы пригласить к вам таких гостей. А знаете что?

— Что? — Мортенгейн неожиданно ловко потянул меня за руку и усадил к себе на колени. Я попыталась сползти, но держал он крепко, и я не стала вырываться, сделав вид, что мне безразлично — стоять или сидеть.

— Гарпия, конечно, опасная тварь, да и пикси, и друдары… Но вы же такой здоровенный мощный волчара! Как-то для вас это слишком мелко, что ли.

— Приятно, что ты меня так высоко оцениваешь, — ухмыльнулся Мортенгейн, а потом посерьёзнел. — Не убить, просто напакостить?

— Именно. Напугать, отвлечь, ранить…

— Вообще-то, насчёт убийства я ничего и не говорил. Это ты, моя поганочка, страдаешь криминальными фантазиями.

Ладони Мортенгейна легли мне на грудь, и я возмутилась:

— Мы с вами вроде как думаем о деле!

— Думаем, думаем. И так мне легче, м-м-м, сосредоточиться. Особенно после твоего жестокого отказа

— Что общего у пикси, гарпии и дрударов? — вслух подумала я и заёрзала: дразняще-ласкающие прикосновения к груди отвлекали от мыслей о деле. Губы Мортенгейна коснулись моего уха.

— Они ужасно мерзкие. А ещё — очень-очень редко встречающиеся. В Виснее они вне закона, их положено отлавливать и уничтожать.

От его хриплого шёпота волоски по всему телу встали дыбом, и я заёрзала ещё сильнее.

— С другой стороны, если вам хотели просто испортить настроение — слишком много усилий для этого приложили.

— Именно, — ещё глуше и тише пробормотал профессор. Одна ладонь с груди соскользнула на моё бедро и принялась мягко, почти невинно поглаживать, то опускаясь до колена, то даже ниже, то середины голени.

Сохранять способность здраво соображать стало ещё труднее.

— Как так вышло, что вы ещё не женаты? Вы ведь уже… ну… почти старый.

Я была уверена, что профессор мне не ответит, но он сказал довольно буднично, продолжая тискать мою ногу:

— На самом деле, скучная история. Жениться и терять статус холостяка, а вкупе к нему свободу, я не хотел, тянул до последнего всеми силами. «Последнее» наступило пару лет назад, моя строгая матушка прижала меня к ногтю, как щенка, и потребовала внуков, свадьбы и тем для бесед с другими достойными…

Я затаила дыхание: ну, ну, ну! Дуплишихами? Дуплишицами?! Но Мортенгейн ловко обошёл лингвистический казус, после небольшой паузы продолжив:

— Дамами. Одним словом, у неё примерно те же критерии удавшейся жизни, что и у тебя, это даже забавно. Потерпев поражение в попытках усовестить непутёвого сына, матушка стала сама искать мне достойную спутницу жизни — и, наконец, нашла. Но…

— Но потенциальную спутницу отпугнула ваша репутация развратника? — подсказала я. — Или всё-таки возраст?

— У меня прекрасная репутация! — возмущенно перебил профессор. — И я нисколько не старый, я в расцвете жизненных сил!

— Тогда невеста не устроила жениха? — предположила я, стараясь не обращать на кончики пальцев дуплиша, от коленей двинувшиеся выше. — Не отдалась вам в первую минуту знакомства на сырой листве, как вы любите? Ой!

Он ущипнул меня за тонкую кожу на внутренней стороне бедра.

— Невесту я вообще ни разу не видел, предоставил все хлопоты матушке, раз уж ей приспичило, пусть выбирает себе невестку по душе…

— Но внуков-то делать с ней будете вы! — буркнула я. Мортенгейн передёрнул плечами, пальцы заскользили по моим сжатым бёдрам — и я стиснула зубы. Сколько можно, неугомонный какой!

— Законные наследники у рода Мортенгейнов в любом случае должны появиться. Я счастливо избегал молоденьких дурочек в ночь болотника… до этой проклятой ночи, ладно, пары дурочек всё же не избежал, но не важно.

— Подождите, отчего же не важно? Наоборот, я жажду подробностей. И про дурочек особо.

— Это лишнее. У нас браки заключаются в несколько ступеней, собственно, консумация в постели — финальная ступень, но не единственная. Мы с устроившей мамочку девицей подали соответствующие заявления в наш магистрат, а вот дальше возникли кое-какие… непредвиденные обстоятельства, по которым заключение брака оказалось, гм, проблематичным. В общем, я передумал жениться на той особе, о чём не преминул уведомить её и её семью.

— И что же, ваша матушка так огорчилась данному обстоятельству, что махнула на вас хвостом?! — поразилась я. — Какая экспрессивная и непоследовательная дама!

— Матушка одобрила мои контраргументы, вот только процесс бракозаключения был уже запущен. В отличие от человеческого общества у дуплишей не приняты разводы. Точнее, неконсумированный брак может быть расторгнут добровольно по согласию обеих сторон.

— А ваша невеста была не согласна с разрывом…

— А она была не согласна, — хмыкнул Мортенгейн и мягко поцеловал меня в шею. — Можно было бы устроить публичный скандал, но мне не захотелось. Поэтому мы… как бы это сказать… застряли на первой ступеньке, и вялотекущие переговоры длятся уже два года. Будь проклят этот Болотник, я не чувствовал ничего подобного даже в юности. Хочу увидеть тебя. Хочу тебя, как мальчишка.

Это внезапное безыскусное признание так меня обезоружило, что я повернулась к профессору, забыв на мгновение, что посмотреть ему в глаза не смогу. Мортенгейн тут же воспользовался моей оплошностью — его рука скользнула мне между ног, а язык толкнулся в рот.

— Без извращений, профессор, — шепнула я. — Экий вы затейник…

— Чтобы адепты… — его голос сорвался, но заметила я это только потому, что ловила каждое его слово, — чтобы адепты усвоили материал, полезно повторять пройденное с разных точек зрения.

— Поклянитесь не искать меня по истечению этого лунного цикла, и я, возможно, даже соглашусь на эту вашу экзекуцию.

— Вот ещё. Найду другую согласную. С десяток других. Одновременно. Ой!

Теперь уже я ущипнула его, за предплечье.

— Я тоже найду. Нормального мужчину найду, который будет меня уважать и любить, замуж меня возьмёт безо всяких условий, а вам надерёт тощий хвостатый зад!

Мортенгейн выдохнул мне в рот, сминая мои ягодицы.

— Всех убью.

— Потерпите. Вам же всего через два дня меня уже не захочется! Полнолуние…

— Не захочется? Ты не первый раз намекаешь, что лунный цикл имеет к нам какое-то отношение. С чего это ты взяла, какой ерунды ты начиталась?!

Я так поразилась, что попыталась отодвинуться, впрочем — безуспешно.