Жрец Хаоса. Книга I (СИ) - Борзых М.

— Я вас услышал, ваше сиятельство, — ответил он, ещё раз взглянул на мою ногу и добавил: — Простите, но по долгу службы я обязан попросить вас и ваших наследников дать показания и пройти медицинское освидетельствование.

— Я всё понимаю. Григорий Павлович, делайте, что должны.

Затем адъютант проводил нас в отдельный кабинет с кушеткой, куда к нам вышел военный лекарь, насколько я понял по виду и цвету костюма, а также по очкам на носу. Он явно удивился, когда начал сканировать меня на предмет повреждений.

Видимо, он надеялся быстро уладить дело, получив соответствующие указания. Но фокус не удался. Лекарь водил руками надо мной, и я наблюдал, как изумрудно-зелёная магия окутывает моё тело, что интересно, совершенно без неприятных ощущений. Ещё я сделал вывод, что этот лекарь был явно сильнее Лемонса, судя по насыщенности цвета силы. У Лемонса он был бледно-зелёный. Впрочем, диагностика — это не лечение. А на лечение Лемонса у меня реакция была вполне положительной.

Интересен мне был момент с проклятиями-благословениями. Что, как и на кого действует? Почему на саму княгиню якобы наложили благословение, а она страдает? Не из-за принадлежности же к спектру тёмных, в конце концов. Разделение ведь искусственное.

Между тем брови лекаря медленно сошлись на переносице, он явно не понимал, что со мной. А когда дело дошло до ноги, он тихо выругался.

Через полчаса безуспешных попыток что-то исправить, лекарь сдался и выписал замысловатый диагноз для следствия, который в упрощённом виде звучал так: «Магическое ранение с проникновением и нарушением энергетической структуры организма».

Затем мы дали показания, рассказав всё, что знали о нападавших: их число, ездовых тварей, используемые техники. Ещё через два часа нам выдали документ с отметкой о принятии заявления.

Уже перед уходом я уточнил у княгини, какой дар у Савельева.

— Он определяет откровенную ложь. Она для него воняет.

С учётом заезда в Гильдию Магов в Химерово мы вернулись к пяти вечера. И если вы думаете, что нам дали отдохнуть, то как бы не так. У нас был аншлаг. Нас уже дожидался гувернёр, готовый проверить наши знания, с докладом прибыл Алексей Угаров, тут же захотев поговорить с княгиней наедине, и как вишенка на торте, к нам подошёл старый слуга и сообщил:

— Ваше Сиятельство, звонил Резван Эраго, сообщил, что прибудет ближе к полуночи.

Судя по фамилии, речь шла об учителе для Эльзы из рода энергомантов. Но порадовало меня даже не это, а наличие связи, технической или магической — не суть важно какой. Не в колокол же он звонил. Столь скорое прибытие учителя было ещё одним подтверждением лояльности дружеского рода.

Заметив, что княгиня уже собралась уходить, махнув тростью Алексею в сторону кабинета, я попросил:

— Елизавета Ольгердовна, если вопрос касается меня, я бы тоже хотел присутствовать на разговоре.

Не знаю, у кого было более удивлённо лицо: у княгини или у её подчинённого. Я ведь впервые заговорил при Алексее.

— Алексей, у тебя на сегодня ещё дела есть?

— Нет, Ваше Сиятельство. Ночую в поместье, — в недоумении отозвался тот.

— Тогда отложим разговор до ужина, отдохни пока, — приняла она решение, — а тебе, Юрий, неплохо бы успеть пройти тестирование с Кондратием Ивановичем до ужина, если хочешь успеть на разговор.

Намёк был предельно ясен. Княгиня готова вводить меня в курс дел рода, но подстраивать своё время под моё расписание не собирается. Нужно успевать крутиться самому.

— Благодарю, Елизавета Ольгердовна, — кивнул я бабушке и отправился к Эльзе, до того стоявшей в стороне и уже о чём-то беседовавшей с длинным как жердь худым мужчиной, который, видимо, и был нашим будущим преподавателем.

Кондратий Иванович Брылев оказался бывшим наставником княжны Виктории Николаевны Угаровой, биологической матери Юрия. Брылев занимался её подготовкой к поступлению в коллегиум. Тоже самое планировалось сделать с нами. Он всего лишь посмотрел на нас уставшим взглядом и сказал: «Вот учишь, учишь их, а через двадцать пять лет приходит новая копия, и нужно начинать всё заново».

Кстати, сам Кондратий Иванович выглядел вполне модно, и я бы даже сказал с некоторым лоском в светлом костюме-тройке с шейным платком, запонками с полудрагоценными камнями и начищенными до блеска туфлями. Брылев был магом пусть и не магистерского звания, но, как сказала сама Елизавета Ольгердовна, «в районе четвёртого уровня». Надо бы ещё с этими уровнями разобраться.

Магия его была пассивной и относилась, в общем-то, к условно светлому спектру: ораторское искусство, риторика и умение работать с людьми. Собственно, благодаря этому его ученики несколько лучше внимали знаниям, усваивали их и могли в дальнейшем качественно воспроизвести. Нам же оставалось только с Эльзой порадоваться удаче заполучить такого преподавателя.

Но это было до того, как перед нами на стол легли стопки листов с тестами по самым разнообразным вопросам. Я перелистал пачку до конца, чтобы увидеть порядковый номер на последнем вопросе «300». А до ужина оставалось всего два часа.

После короткого знакомства Кондратий Иванович обозначил условия нашего взаимодействия:

— Сегодня мы проверим ваши знания по общественным наукам, завтра — естественные, точные науки, этикет и основы магии. Риторику и ораторское искусство оставим на закуску либо вставим в процессе в качестве перерыва и разгрузки для мозга. Вопросы по общественным наукам разбиты условно на шесть блоков по пятьдесят вопросов. В гимназиуме на выпускной экзамен отводится два часа. В коллегиуме при вступлении срок сокращается до полутора часов. Мы с вами будем ориентироваться на это время.

«Ну хоть одна хорошая новость, на ужин я точно успею», — мысленно хмыкнул я, взяв в руки карандаш и заметив, как Кондратий Иванович поставил на стол самые обычные песочные часы.

— Начали!

Что ж… Эльза управилась за час и пятнадцать минут. Брылев только успевал ставить галочки напротив её ответов. На взгляд Кондратия Ивановича, ей нужно было подтянуть всего лишь несколько тем, и те в основном касались глобальных политических и экономических вопросов. Общее же образование у неё было на уровне, что говорило о том, что интернат для детей-сирот в роду Угаровых работал достаточно качественно и готовил специалистов там на совесть.

Другой вопрос, что я не понимал, куда девались выпускники этих интернатов. Где люди, верные роду и работающие на него на совесть? Об этом я, собственно, и поинтересовался у Кондратия Ивановича: в курсе ли он данной ситуации? Он, конечно, слегка смутился, но всё же ответил:

— Понимаете, Юрий, дело вот в чём. Её Сиятельство — человек старой закалки. А потому в связи с некоторыми событиями, произошедшими в семье, очень подозрительно относится к представителям серого и светлого спектра и с большой неохотой берёт их на работу. Хотя многие из них с удовольствием бы трудились, чувствуя благодарность и ответственность за то, что род дал им путёвку в жизнь.

Переводя на русский язык, это означало, что у княгини выработалась (или развилась) некоторая паранойя. И хотя она сама относилась ещё к тем людям из черносотенцев, которые светлых и тёмных не особо разделяли, но как-то так вышло, что за последние полвека к светлым у неё выработалась стойкая неприязнь. К тому же, со светлыми она почему-то ассоциировала не только Орден, но ещё и всех, кто когда-либо вдруг решил сменить спектр — то есть с тёмного на серый и на белый.

Из чего у меня возник закономерный вопрос: пока нас ознакомили с основными врагами и союзниками, относящимися к черносотенцам. Мне же был интересен ещё и список фамилий, не уничтоженных силами Ордена, а сменивших спектр на, допустим, серый. То есть процесс династических браков и прочего в принципе неизбежен, а потому и смешение спектров тоже было неизбежно. Другой вопрос, что это же могла быть и политика рода, к которой со временем пришла и сама Елизавета Ольгердовна, которая хотела, чтобы мы не сближались ни с тёмными, ни со светлыми в коллегиуме.