Император Пограничья 6 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

В моих руках появлялся верный вассал и дополнительные отряды для будущих битв, которые, несомненно, предстояли. Такова была естественная структура власти в феодальном обществе: сильный берёт под защиту слабого, тот присягает на верность, и оба выигрывают.

Это была та самая система, на которой я когда-то построил свою северную империю. И теперь, спустя столетия, я начинал выстраивать новую сеть власти — моё новое общество, где центром притяжения и силы становился Угрюм.

От маленькой деревушки к острогу, от острога — к Марке, а дальше… дальше я пока предпочитал не загадывать, хотя давно забытое чувство, знакомое лишь настоящим правителям, уже поднималось где-то в глубине души.

— Я предлагаю не просто обучить твои войска, — произнёс я, наклоняясь ближе к собеседнику. — Я направлю к тебе свой гарнизон. Гон надвигается, и потому мы разместим в Иванищах и других твоих деревнях отряды опытных бойцов. А ты пришлёшь ко мне часть своих людей, которых мы обучим по моей системе.

Глаза Руслана загорелись с каждым моим словом. Он подался вперёд, жадно ловя каждое слово.

— То есть, — медленно начал он, словно боясь не понять, — Владимирский князь мне Стрельцов не отправит, а ты свой отряд на усиление пришлёшь в помощь?

— Именно так, — кивнул я. — За это ты будешь платить мне разумную подать — меньше той, что требует князь, и отправлять рекрутов взамен гарнизонных. Такой вот обмен. Мы создадим настоящее войско, отлично обученное и одинаково оснащённое.

Я намеренно не стал раскрывать все карты. Пусть союз выглядит как простой обмен ресурсами, но на самом деле я планировал нечто большее. В моём представлении Угрюм должен был стать не просто оплотом против Бездушных, но учебным тренировочным центром для всего региона.

А разрозненные отряды постепенно сформируются в единое войско, организованное по одному образцу и с определённой степенью единоначалия. Молодой боярин ещё не понимал, что я закладываю фундамент чего-то гораздо более масштабного, чем простая взаимопомощь соседей.

Ракитин вдруг встрепенулся и посмотрел на меня с неожиданной проницательностью, которая казалась несовместимой с его образом наивного рубаки.

— Но это же ослабит тебя, — нахмурился Ракитин, и я мысленно отметил, что молодой воевода не так прост, как кажется. — Если ты отправишь мне часть своих бойцов, Угрюм станет уязвимее. Зачем тебе это?

— Две причины. Первая, потому что кто-то должен взять на себя ответственность, от которой де факто отказались князья, — ответил я, отставив кружку. — Сегодня мы помогаем друг другу выжить, а завтра… завтра мы сможем напомнить всем этим дворцовым бездельникам и салонным шаркунам, что настоящая власть принадлежит тем, кто защищает свой народ с оружием в руках, а не тем, кто только собирает подати. Я строю не просто военный союз, Руслан. Я закладываю основы нового порядка в Содружестве, где каждая деревня и каждый человек могут рассчитывать на защиту. Где вассал, как называют это франки, может полагаться, что сюзерен не бросит его на съедение волкам.

Собеседник слушал, и с каждым моим словом его глаза расширялись всё больше. Он поставил рюмку на стол и подался вперёд, словно боялся пропустить хоть слово. На его лице отражалась целая буря эмоций — от недоверия и опаски до восхищения и надежды.

— А ведь верно, мать-перемать! — выдохнул он. — Давно пора кому-то показать этим холёным павлинам, как надо дела делать! А про этих, как ты говоришь… вассалов и сюзеренов… хрен с ними, с французскими словечками, по-простому я тебе так скажу: рано или поздно настоящим воякам действительно придётся выбивать пыль из этих надушенных вельмож!

Дождавшись, пока он слегка успокоится, я продолжил:

— Вторая, можешь считать это моей причудой, — я криво улыбнулся, — но я не оставляю своих. Никогда. Я знаю, каково это, когда гибнут твои соратники. Знаю, каково это — стоять одному против превосходящих сил противника. Больше я не допущу, чтобы это происходило — ни с моими людьми, ни с теми, кто готов сражаться рядом с нами.

Конечно, я не стал озвучивать третью, самую прагматичную причину — расширить сферу влияния Угрюма, получить под контроль, или, по крайней мере, под присмотр новые территории.

Всё большое начинается с малого. Каждая защищённая деревня, каждый преданный соратник, каждый обученный боец — это не просто тактическое преимущество, но и кирпичик в фундаменте того, что со временем может стать настоящей основной безопасности для всего региона.

Размещая своих людей в деревнях Ракитина, я, безусловно, получаю дополнительные глаза и уши, раннюю систему оповещения о приближающейся опасности. И да, это даёт определённый контроль над ситуацией. Ценой большой крови в прошлой жизни я усвоил урок, что даже самые верные могут поколебаться под давлением обстоятельств, жадности, страха или зависти. Мне доводилось терять людей из-за слепого доверия тем, кто истово клялся в верности. Теперь я знаю: доверяй, но проверяй. Не из жестокости, а из ответственности перед теми, кто полагается на мою защиту.

Молодой воевода долго молчал, обдумывая моё предложение. Я не торопил, давая ему время всё взвесить. Он сидел, уставившись в одну точку, будто видел там что-то своё. Когда он наконец заговорил, голос его был тихим, почти шепчущим:

— Когда мне было десять лет, мой дед — он был Стрелецким десятником и любил читать — рассказывал о временах Империи, которую мы не застали, — глаза Руслана затуманились воспоминанием. — Он говорил, что когда-то правители были воинами, что они сами вели людей в бой и делили с ними тяготы похода. Что подати собирались не ради балов, а ради крепких стен и обученного войска.

Он поднял на меня взгляд, полный какой-то детской надежды.

— Я думал, всё это сказки. Думал, таких людей больше не бывает, — он криво усмехнулся. — А сегодня я встретил тебя и теперь я вижу, что дед был прав. Ещё не всё потеряно для нашей земли. Если ты мне поможешь и действительно, как ты говоришь, пробьёшься наверх, — произнёс он торжественно, поднимая кружку, — я тебе присягну. Как воевода князю клянётся, так и я тебе поклянусь.

Мы скрепили его слова сильным рукопожатием — не обычным, каким приветствуют друг друга торговцы или чиновники, а древним воинским хватом за предплечья. Этот способ приветствия, пришедший из глубины веков, когда мужчины проверяли силу друг друга и отсутствие скрытого оружия в рукаве, теперь скреплял нашу договорённость надёжнее любых письменных соглашений.

— Я, это… следил за тобой, — признался он, глядя в сторону. — Не в смысле шпионил, а в Эфирнете читал. Про то, как ты Мещёрское капище зачистил, банду уничтожил и людей, захваченных Муромским князем, освободил, Елецкого на дуэли… Думал, вот бы мне такую же славу и почёт…

Его откровенность была неожиданной, но подкупающей. Он чем-то неуловимо напомнил мне младшего брата Синеуса — такой же искренний и бесхитростный.

— Самое главное у тебя уже есть, — сказал я. — Отвага и готовность драться и умереть за своих людей. Этому нельзя научить. А всему остальному я тебя научу.

Глаза Ракитина загорелись ещё ярче.

— Значит, ты и правда поможешь с вооружением моих бойцов? — спросил он с неподдельным энтузиазмом. — А то у нас, к стыду моему, только старые винтовки да ружья некоторые даже с луками ходят…

Мне вспомнился сегодняшний осмотр отряда Руслана — потрёпанные, разномастно вооружённые люди, больше похожие на ватагу разбойников, чем на регулярную дружину. И всё же они были смелыми и верными своему командиру, что делало их прекрасной основой для настоящего войска.

— С Бздыхами старыми винтовками и луками воевать — дохлое дело, — ответил я. — Нужно автоматическое оружие, хорошая броня, дисциплина и чёткая тактика боя. Этим и займёмся.

Собеседник заметно сконфузился, опустил глаза.

— Стыдно, знаю… Такое старьё… — пробормотал он.

Я хлопнул его по плечу, проливая немного настойки на стол.

— Стыдно не старое оружие иметь, — усмехнулся я, — а не уметь им пользоваться. А оснащение мы твоё поправим. Для начала нужно понять, сколько людей у тебя живёт, сколько боеспособных, как организована связь между деревнями…