Леденцы босоногой графини (СИ) - Семина Дия

И снова мой резкий разворот, попытка сбежать не увенчались успехом. Муж ловко подхватил под руку, легонько дёрнул на себя, и я, запнувшись о подол юбки, начала падать в его объятия. А ему только этого и надо, подхватил на руки, прижал и очень строго приказал:

— После разговора с тёткой, приказываю тебе, как глава рода, пойти в своей комнате и полежать, хоть несколько минут отдохнуть, ты прежде всего моя жена, а потом всё остальное. И отжимать солод я тебе помогу!

Только хотела что-то проворчать с сарказмом, но не успела, его настойчивые губы заткнули мой рот поцелуем. Кажется, я рано отдала ему все бразды правления.

— Лия! Лия! Там карета примчалась, княгиню требуют! — слышу вопль Мишани у бани, вздрагиваю, и мы с мужем спешим к парадному крыльцу.

— Кажется, мы опоздали с разговором, — констатирую очевидный факт. На крыльце стоит сердитая княгиня, а из кареты выгружается молодой мужчина и его секретарь, а может быть, и юрист. И суток не прошло, а ястребы уже тут как тут. — Помянули чёрта, он и нарисовался…

Глава 24

Перья ястребов

За домом мы бежали, чтобы успеть к началу представления, а из-за угла вышли чинно, да только к чему и перед кем тут чиниться. Во-первых, на нас простые рабочие одежды. Во-вторых, мужчина, что вышел из кареты, показался настолько противным, что появилось навязчивое желание выпроводить его и побыстрее.

Но мы решили не вмешиваться.

У пасынка и мачехи уже завязалась не самая приятная беседа.

— А что же вы сбежали, Пелагея Карповна? Мы вас ждём-ждём с новостями, вчера места себе не находили, а вас нет и нет. Неужели решили прихватить к своим ручкам это имение? Вы же знаете, что мы одна, дружная, любящая семья, у нас всё общее. Мы с Аркадием во всём вам помогаем и с этим хозяйством поможем. Естественно, после подписания бумаг.

И в этот момент он заметил нас. А точнее, меня.

Уставился и очень жадным взглядом осмотрел, словно прицениваясь. Посчитал, что я местная служанка?

Но нет, незнакомец не такой глупый, как бы хотелось.

Он улыбнулся, и, не обращая внимание на моего мужа, стоящего чуть поодаль, подошёл и за подбородок поднял моё лицо, как это делают господа с горничными. И в этот же момент ему в челюсть прилетел кулак.

Кажется, я даже искры заметила!

И что тут началось!

Визг вперемежку с матом, проклятия и прочие гнусности.

Пелагея Карповна неожиданно быстро слетела со ступеней и так огрела тростью по руке лежащего «недокнязя», что тот взвыл с новой силой.

— Это моя жена, графиня, ещё раз протянешь руки к её лицу — вырву не только руки, но и ноги! — Петрович наклонился, и, схватив скулящего «гостя» за шкирку рывком, поднял на ноги! — А теперь проваливай, и не смей возвращаться. Княгине здесь ничего не принадлежит! Это поместье моё. Все документы в порядке, сунешься — пожалеешь.

Княжеский бастард сделал неуверенный шаг, держась за щёку. Кажется, это первый его опыт, получения затрещины или леща. Он даже не знает, как реагировать. Броситься в драку, нереально, белая рубашка моего мужа не скрывает его рельефной мускулатуры, а уж кулак…

— Убирайся, Прошка! Проклятые бастарды, сыны кухарки, ни образования, ни манер, проклинаю тот день, когда поддалась на уговоры вашего отца и позволила записать себя законной матерью. Вы никогда не были моими — вы дети змеи.

Очень неприятно было слышать эти слова, если тётка реально так всегда думала, то и не удивительно, почему Прохор и Аркадий выросли подлецами.

— Я этого так не оставлю!

— Насколько помню закон о бастардах, если княгиня пожелает, то напишет прошение и вас лишат официального статуса, лишат чина и наследия. Похоже, что нам пора начать именно этот процесс, и после развенчания, вы уже не сможете ни в каком суде даже рот открыть. Так что, удар в челюсть — только начало. Зря вы, голубчик, примчались. Зря!

Петрович медленно наступает на Прохора, заставляя того пятиться к карете.

В общем, недокнязь, даже чая не попил и с дороги не умылся. Влез в карету, за ним его лакей и умчались, подняв дорожную пыль.

— Скатертью дорога! — проворчала княгиня и собралась, было уйти.

— А вам не кажется, что у нас назрел очень серьёзный разговор? — начинаю настойчиво и издалека.

— Нет, не кажется. Все вы бастарды одинаковые.

— Ой, нет! Все да не все! Они вам вообще не родные, они дети вашей лютой соперницы, они родились с ненавистью к вам.

Стоило мне выпалить эти непростые слова, как Пелагея замерла, кажется, что у неё нервный тик начался, веко дёргается.

— Много ты понимаешь! — она всё ещё держит оборону, но я уже знаю, куда давить.

— Много! Очень много. И вот что я вам скажу: мы с Мишей, единственные ваши кровные родственники, племянники. Дети вашего пусть двоюродного, но брата. А это много значит. Вам бы подумать, на чьей вы стороне, на нашей или на стороне этих прохиндеев. Они и нам крови попортят и вам жизни не дадут. Надо решиться и закончить дело у Звягина.

— Я и без вас прекрасно справляюсь, вот где у меня эти два прощелыги, скоро им вручат, то самое письмо об отказе в родственных связях.

Пелагея, не стесняясь, очень громко выкрикнула свои угрозы и потрясла кулаком, грозя невидимым врагам, видимо, забыла, что Прошка умчался.

М-да, она оказалась непробиваемой. Вообще, не понимает опасности сложившихся обстоятельств. И пока она не ушла, решаюсь выдать ей последний довод.

— Если вы продолжите упираться, то останетесь в гордом одиночестве, а на старости лет это, я вам скажу, очень тяжко. Без денег, без сил, и без крыши над головой. Потому что эти двое вас растопчут, пусть не сейчас, пока вы ещё можете огрызаться и биться за себя. Но как долго эти сражения будут продолжаться? Насколько вам хватит сил?

Перед домом повисла вязкая тишина. Все наши домашние сейчас собрались, как свидетели и смотрят, открыв рты, на меня и на княгиню.

Шмель пролетел и выдернул нас из оцепенения.

Княгиня поджала губы, а глаза блестят от слёз.

Молчит.

И мы все видим, как ей сейчас невыносимо больно.

Все оскорбления, все подлости, какие она вытерпела от мужа и его второй семьи, — всё это держалось под семью замками.

Держалось, держалось да сорвалось.

Она вдруг взвыла…

Да так, что и мы не выдержали.

Я медленно подошла, как к чужой собаке, способной укусить, протянула руки и обняла её.

А она меня приобняла одной рукой и зарыдала…

— Прости меня, дочка. Прости. Кабы знала, что ты такая хорошая… Прости. Скажи своему мужу, пусть все бумаги готовит и на Мишу, и на дом. Всё подпишу.

— Вот и хорошо, в доме без тётушки-то, как жить? Вы нам нужны…

Шепчу… а у самой тоже слёзы.

Тося спохватилась и помогла своей хозяйке пройти в дом, дала ей капли и уложила в постель.

Неспешно все разошлись по своим делам, Миша убежал на запруду купаться, да щуку на уху словить, а мы с мужем стоим на крыльце, пытаясь осознать, что сейчас произошло и как с этим теперь быть.

— Лия, милая моя, ты сейчас такую свирепую змею приласкала и приручила, думал, что уже ничему не удивлюсь, но ты продолжаешь меня удивлять.

— А ты меня удивил, как этому в челюсть…

— Прости, сразу не мог, это было бы нападение, а то, что он коснулся рукой твоего лица и за это получил — тут я тысячу раз прав, защищал честь жены. Даже можно было руку сломать, Пелагея бы сама с удовольствием это сделала.

— Мне нравится, что ты такой правильный, и одновременно буйный, горячий…

— Ты ещё не знаешь, насколько я горячий, а временами буйный.

Улыбаюсь, подталкиваю его пальчиком и киваю на колодец: «Так поди и остудись!»

Разворачиваюсь и спешу в дом, наконец, пора обед собирать на стол, а то скоро солнце сядет, а мы всё воюем…