Пауки и иерархи (СИ) - Веден

У меня промелькнуло искушение сказать что-то вроде: «Ну еще бы! Ведь вам не приходили видения его будущей смерти, к которой приведут его собственные решения. Видения о том, как он будет умирать в луже своей крови в центре этого самого зала, и как его кровь превратит Обитель в руины».

Хотя нет, искушение не просто промелькнуло! Я поймал себя уже в последний момент, когда открыл рот, чтобы высказать именно это!

Что за…

Это была такая магия? Но на ментальное давление странное искушение нисколько не походило.

— Мы говорили о главных заповедях, — сказал я, с усилием перенаправляя свои слова в другое русло. — О выживании и процветании человечества. И о том, что именно для этих целей надо использовать жизни преступников.

— О заповедях, значит, — Таллис покивал. — Ну да, и моего да-вира сразу проняло. Конечно-конечно.

Что ж он такой недоверчивый-то!

Так, нужно было отвести его подозрения. Но как это сделать?

— Вы сами упомянули, что носитель дара этера уровня иртос не рождался несколько поколений — так почему вы оцениваете мою способность убеждать будто принадлежащую обычному человеку? — сказал я своим самым уверенным тоном.

— А ты больше, чем обычный человек? — Таллис прищурился.

— Подождите и сами увидите.

— М-да, — протянул Таллис непонятным тоном. — Ну давай тогда подождем и увидим.

Глава 17

Краем глаза я уловил какой-то блеск и повернул голову. К выходу из зала скользила Благая Сестра — не та, которая участвовала в суде, а одна из свиты Данты — а блик давало что-то, что она сжимала в руке.

Я перевел взгляд на Данту, задавшись вопросом, куда и зачем она отправила свою прислужницу…

А потом неожиданно осознал то, что должен был осознать уже давно, и резко развернулся к Таллису.

— Все время, пока мы говорили — что если кто-то использовал магию, чтобы нас подслушать?

— Поздно же ты спохватился, — отозвался Таллис невозмутимо и постучал указательным пальцем правой руки по крупному синему камню перстня на левой. — Я активировал защиту едва мы сюда зашли. Уже на расстоянии двух футов никто не только ничего не услышит, но даже не сможет прочитать наши слова по движению губ.

Я кивнул, про себя поражаясь тому, что действительно спохватился настолько поздно. Это было совсем на меня не похоже… Как не похоже было искушение сломать все планы и бездумно ляпнуть о своем видении…

Хм…

А с другой стороны, чего еще я ожидал от верховного иерарха Церкви? Что он никак не попытается на меня надавить? Меня проверить? Тут надо сказать спасибо, что не отправил в гости к братьям Вопрошающим… Хотя нет, так поступить он не мог — ему нужна была моя лояльность Теагану, а допрос под ментальным воздействием ее развитию не сильно способствует.

Дверь открылась.

Я наблюдал, как Сантори ввели в зал, как усадили, как на его запястьях защелкнулись зажимы. О неудавшейся попытке самоубийства напоминали только ярко-красный шрам на его шее и нездоровая бледность лица. Похоже, он пытался перерезать себе горло, но немного не успел.

Теаган заговорил не сразу. Сперва какое-то время разглядывал Сантори с презрением, которое пробивалось даже сквозь маску бесстрастного судьи.

— Сын людей Сантори, ты знаешь свою вину. Признаешь ли ты, что намеренно осквернил храм Пресветлой Хеймы грехом похоти и исказил образ богини?

— Признаю, — ответил тот едва слышно, глядя в пол. От холеной самоуверенности, которую я видел всего несколько дней назад, ничего не осталось.

— Есть ли у тебя оправдание своим поступкам?

Сантори покачал головой.

— Есть ли у тебя хотя бы объяснение?

Сантори молчал.

Теаган повернулся к человеку в алой мантии.

— Брат Вопрошающий?

Странно, подумалось мне, жрецы ведь не поддаются ментальному допросу, это я хорошо помнил. Так к чему он тут?

Вопрошающий поклонился.

— Следуя уложениям, я допросил под ментальным давлением всех слуг и домочадцев сына людей Сантори. Никто из них не участвовал в его преступлениях и не знал о них, однако из их отрывистых наблюдений мне удалось составить портрет душевной порчи, его постигшей. Сыном людей Сантори овладела гордыня, достойная владыки демонов — он мечтал о бессмертии и о том, чтобы стать равным Пресветлой Хейме. Моим собратьям Вопрошающим удалось найти записи ритуала, который сын людей Сантори разработал и который якобы должен был привести его к его цели. Осквернение храма и искажение образа богини являлись лишь первыми шагами. Следующие же, в числе прочего, включали в себя призыв и порабощение монстров, пораженных демонической скверной, а также многочисленные человеческие жертвоприношения.

По залу прокатился ропот — такого откровения никто из иерархов явно не ожидал. Даже Таллис выглядел пораженным.

По лицу Теагана ничего сказать было нельзя, разве что презрение, с которым он смотрел на Сантори, проявилось сильнее.

Сантори между тем поднял голову.

— Неправда! Я делал все это не из гордыни, а из любви!

— Объясни, сын людей Сантори, — приказал Теаган.

— Из любви! — повторил тот. — Я люблю Пресветлую Хейму! Рядом с ней нет равного, нет того, кто ее достоин! Я бы стал именно таким — ее бессмертным мужем! — сейчас его глаза горели яростным огнем фанатика.

Я откинулся на спинку стула, внимательно изучая бывшего иерарха.

Была ли это еще одна нить, подобная той, что прежде опутывала Теагана? Кто-то нашел слабину Сантори, эту его влюбленность в божество будто в смертную женщину, и за несколько лет превратил достойного в прошлом человека в одержимого безумной идеей и готового ради ее воплощения на любые преступления?

— К списку твоих преступлений, сын людей Сантори, добавляется святотатственная гордыня, — проговорил Теаган и повернулся к целительнице, которая вошла следом за Вопрошающем.

— Сестра Дея, верно ли, что ты умеешь лечить не только тела, но и души?

— Да, светлейший, — та поклонилась.

— Определи, в здравом ли рассудке находится сын людей Сантори.

Несколько минут прошло в молчании, пока целительница выплетала нужные руны, а потом те сливались одна в другую, меняя форму. Картина напомнила мне руническую ретрографию, хотя сами руны отличались.

Наконец она опустила руки и все знаки истаяли в воздухе.

— Дух сына людей Сантори взбудоражен и болезненно напряжен, но до безумия его состояние не дошло.

— Хорошо, сестра. Теперь определи, какое время пребывания в Залах Покаяния Бьяра потребуется, чтобы дух сына людей Сантори оказался сломлен.

Сантори вздрогнул, развернулся, насколько мог, к Теагану, уставившись на него с ужасом и гневом.

— Нет! Нет, ты не посмеешь! Нет-нет-нет…

Теаган сделал знак одному из Достойных Братьев и тот моментально накинул на подсудимого звуковой щит. Теперь можно было лишь видеть, как тот трясет головой и как шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово.

Вновь в воздухе начали вспыхивать многочисленные руны.

— Исходя из теперешнего состояния сына людей Сантори, через три месяца пребывания в залах Бьяра в его духе появятся неизлечимые надломы, а еще через две недели его дух будет сломлен.

— А какой срок способны будут выдержать там его тело и разум?

В этот раз проверка оказалась куда короче.

— Тело сына людей Сантори здорово, а разум, несмотря на напряжение духа, ясный и острый. По моей оценке, первые пять месяцев в залах Бьяра вреда им либо не будет вовсе, либо будет незначительный. Заметный вред проявится через восемь-двенадцать месяцев. Через тринадцать — пятнадцать месяцев он умрет.

— Благодарю, сестра, — Теаган жестом отпустил целительницу и повернулся к подсудимому. — Сын людей Сантори, ты знаешь свои преступления. Ты продолжаешь упорствовать в своей кощунственной гордыне. Ты не раскаялся. Ты будешь привязан к Залам Покаяний Бьяра до конца жизни. Но когда-то ты, сын людей Сантори, был талантливым магом-артефактником, когда-то твоя жизнь приносила пользу… Ты проведешь в залах Бьяра четыре месяца — или больше, если это потребуется, чтобы полностью сломить твой дух и свести на нет ту опасность, которую ты представляешь для человечества. Когда это случится и будет засвидетельствовано целителями, ты получишь позволение переселиться в малую мастерскую. Ты будешь создавать те артефакты, которые тебе прикажут. За каждую испорченную заготовку тебя будет ждать один день в залах Бьяра. За каждую попытку саботажа — попытку сделать артефакт с иными свойствами, чем приказано, попытку сделать артефакт для себя, попытку скрыть что-либо от надзирателей — тебя будут ждать тридцать дней в залах Бьяра.