Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна

— Быть обозы с прокнесий, — пояснил Ренх-сат, — для лагерь, что стоять на равнина. Но сейчас в твердыня полторы тысяча воин, а вмещать она девять тысяч. Мне, чтобы иметь грозный войско, нужно сорок тысяч воин. Они встать лагерь вокруг твердыня, а затем распределиться по города прокнесии. И умереть с голод, если я не найти, как кормить их. Дань с города недолго прокормить их. Я дам нашим крестьяне землю на равнина, пусть пахать и отдавать мне пятую часть. Я дам торговцы право торговать с вами, но они будут платить налог. Но наши злаки храниться плохо, а ваша пшеница хорошо.

— У меня нет зерна, — сухо сказал Люк. — Ты уничтожил все мое зерно, Ренх-сат. Но я спрошу у своих союзников. Вопрос, что можешь на обмен предложить из товаров ты?

— У меня пока ничего нет, — признал Ренх-сат.

— Кроме награбленного у нас, — кивнул Люк.

Ренх-сат вновь стерпел это. И от него даже не плеснуло яростью, будто он пропускал это мимо ушей.

«Или у него цель, из-за которой можно и не обращать внимание на провокации», — подумал Люк.

Он и провоцировал-то для того, чтобы понимать, способен его враг держать себя в руках или нет. Ренх-сат подтверждал то, что он понял во время боев с ним — нервы у него железные.

— Дать мне зерно в обмен на женщин, — сказал Ренх-сат после паузы. — Я обещать тебе женщин, я дать тебе их.

— Тех, кто пойдет к нам добровольно? Будут ли те, кто захочет в чужой мир, туда, где страшно? — полюбопытствовал Нории.

Иномирянский генерал поглядел на него с недоумением.

— Женщина пойдет туда, куда ей скажут, — пояснил он. — И лучше ей попасть туда, где она остаться в живых, чем попасть в рабство, где ее мочь убить.

Люк вздохнул.

— Я поговорю с тем, кто заинтересован в женщинах с Лортаха, — пообещал он и кинул взгляд на представителя Тидусса. — Поговорю и дам тебе ответ, сможет ли он помочь тебе с продовольствием.

Долго шли переговоры. Обсуждали тысячи мелочей, ждали, пока Арвехши перепишет договор на лорташском, подписывали его. Договор был подписан подробный и объемный. Договорились поставить у портала почтовые ящики для советников каждой из стран Туры, если Ренх-сат захочет налаживать связи с ними отдельно. Уже наступили сумерки, село солнце, когда наконец переговорщики вышли из шатра.

Висела над Тафией голубоватая луна и крошечная черная, к которой прикипел Ренх-сат взглядом. И сделал такое движение, будто хотел поклониться. Но отвернулся и взглянул на белые крыши Тафии и зеркало великой Неру, отражающей лунный свет.

— Ваш мир чист и красив, колдун, — сказал он, наконец. — Но я рад, что я жить обратно на Лортах. Я сделать свой мир такой же.

Он спустился к нейрам, так и ожидающим его внизу — и позвал их за собой. Туда же привели и одного из захваченных жрецов. А Люк в окружении Нории и Четери, советников и монахов стоял и смотрел, как течет в портал людская река. Пленные окидывали их очень разными взглядами, полными то благоговения, то страха, то ненависти.

На следующий день от Ренх-сата пришло долгожданное письмо.

«Жрец провести ритуал и не услышать никого из Тень, — написал он. — Но жрец сказать, что боги могли год не отвечать, потому что спать. Узнать это невозможно, пока не проснуться. Но пока, даже если Тень жив, наша задумка сработать. Написать мне, когда соберешь все жрецы с Туры, я передать вам настойку и забрать спящие жрецы. А пока вы мочь собирать те воины, кто полететь к горы, чтобы подготовить люди идти к порталу».

Вместе с этим письмом пришла и сопровождающая записка от Нории.

«Четери говорит, что отправит своего ученика к местной богине, — написал он. — Говорит, она должна знать, жива тень или нет. Надо подождать несколько дней, пока он вернется».

Собственно, ничего другого им не оставалось.

Глава 8

21 мая, Тафия, Четери

Четери нашел Юнеди тогда, когда дворец только-только просыпался. Он мог бы приказать ученику явиться к себе в кабинет или разделить утреннюю трапезу, но сейчас Чет использовал любую возможность потренироваться ориентированию в пространстве.

И эти тренировки были едва ли не сложнее, чем те, которыми он ранее закалял свои тело и дух. Окружающий мир благодаря им с каждым днем становился все глубже: мозг привыкал улавливать мельчайшие потоки стихий, обучался и творил для Чета новый, объемный мир, яркий и текучий. От этого к вечерам начинала болеть непривычная к нагрузкам голова, и не отменило стихийное зрение ни темноты, в которой текли потоки, ни отчаяния после пробуждения: когда Мастер утром открывал глаза, ему на мгновение казалось, что сейчас он все увидит, что тьма, в которую он погрузился — это сон.

Но истина была в том, что именно во снах он жил теперь в мире, к которому привык. А дни он переживал. Пережидал. И понимая, осознавая, что нужно выбираться из тоски, осознанно пестовал минуты радости — теплые объятья Светы, ощущение солнца на лице, нежное гуленье малыша Марка — то ли сын, то ли равновесник в нем приносил Чету такое успокоение, как никто и ничто другое.

Тьма была вокруг, тьма затапливала изнутри, и Четери не знал, удастся ли ему справиться с этим давлением. И не наступит ли время, когда ему не захочется справляться.

Чет слышал, что Мастера и их ученики занимаются в глубине парка, у большого пруда, дабы потом, разгорячившись, поклониться матушке-Воде, упасть в ее объятья как в руки любимой, искупаться, набраться сил. Тренировались они рано утром и поздно вечером, потому что дни были заняты насущными делами. Воины облетали поселения Тафийской ольче — области, центром которой был Город-у-реки, узнавали, не нужна ли жителям помощь и не замечали ли они инсектоидов.

Это было не лишним — единичные стрекозы и охонги все же ухитрились сбежать в леса и могли бы натворить бед, если бы их не выслеживали и не уничтожали. Иногда жители сами слали гонцов с известием, что в лесах по соседству замечена тварь или найдены растерзанные, перемолотые чудовищными челюстями останки крупных животных.

Заодно драконы восстанавливали русла ручьев, порванные трещинами, открывали источники. Тех жителей, кто потерял жилье, звали в Тафию, где пустых домов было довольно — и нередко случалось, что возвращались воины с многочисленными семьями на спинах.

Но все же большинство жителей деревень-корелей предпочитали оставаться на месте, пасти свои стада и возделывать землю.

Четери остановился меж деревьев, глядя, как слаженно двигаются силуэты бойцов под короткие команды Юнеди: теперь Чет замечал мельчайшие особенности в аурах окружающих его людей и мог отличить одного соплеменника от другого. Он смотрел и понимал то, что понимал и во время почти медитативных занятий с Алиной — сейчас он не способен учить. Он может показать движения, но не способен поправить и направить: не видит движения мышц под кожей, не видит, где жила напряжена, а где слишком расслаблена, не понимает, на своем пределе делает воин движение или нет. Он не сможет больше растить Мастеров.

Если только мозг не перестроится еще сильнее и Чет, будучи не в состоянии замечать одно, начнет замечать другое.

Юнеди, судя по почтительному движению головой, увидел его, увидели и другие драконы, но не остановились — все знали, что Четери против остановки занятий. Владыка сделал знак рукой, мол, продолжайте, и прислонился к стволу дерева.

Воины занимались, и ему было хорошо смотреть на них. В Юнеди чувствовалась еще скованность после заключения в горе, но как понять, что за мышца спазмирована, какие тут движения нужны для растяжения и разогрева? Только если проминать руками, как он сделал это с Алиной. Но Четери выбросил это из головы, любуясь движениями ученика и сына — самому Юнеди достаточно будет еще лет двадцать работы над телом и, возможно, он сможет достичь уровня Чета.

Чет любовался, но не напрягалось тело как прежде, когда он видел добрый бой или тренировки, не хотелось присоединиться и душа не загоралась веселым азартом в предвкушении того, как разогреется тело.