Ирина Котова
Королевская кровь-13. Часть 2
Глава 1
13 мая, Бермонт
С полуночи тих был замок Бермонт, насторожен и тревожен, как большой пес. Пахло в его коридорах хвойным дымом и травой, паром и кровью, а еще надеждой: то во внутреннем дворе варил шаман Тайкахе на большом костре темное варево, и к следующей ночи в котле должно было остаться зелья не больше плошки.
Варил он и выпевал наговоры на долгую жизнь, здоровье и плодовитость, и в нужное время подливал настоев — для пущей связи с землей, для огня в меру, ибо в той, для кого он варил зелье, и так огня было с лихвой, для равновесия и гармонии. Мешал он стихии, а маленькие духи кружились вокруг него в воздухе и на земле. И даже в пруду, в который выходила водяная жила, то и дело выныривали малыши-иктосы, выглядевшие как серебристые рыбки. Замковые варронты не желали спать спокойно и то и дело отделялись от стен замка и тяжело ступали ко двору, принося с собой запах мхов и старого камня. Да и сам замок слушал песни шамана и поддерживающе ворчал-вибрировал.
Демьян Бермонт не спешил окорачивать растревоженных духов, хотя мог вернуть их на место одним мысленным приказом. В полночь они с Полиной дали своей крови для зелья, и Тайкахе, уже разжегший большой костер, велел им ложиться спать. А чтоб заснули, налил королевской чете настоя из семидесяти семи трав, который вкупе с гортанным пением шамана и усыпил их.
Полина была взбудоражена, а ее глаза сверкали такой надеждой, что Демьян вновь ощутил, как вина вспарывает его сердце, заставляя сжиматься и каменеть. Он, обернувшись медведем и подождав, пока обернется супруга, грел ее, молясь об успехе предстоящего обряда и отцу своему, и всем богам, пока она не задремала. И только потом уже заснул сам.
— Что будет, если не сработает обряд? — спросил он шамана накануне утром. Демьян до пробуждения Полины в полдень успевал переделать множество дел — и неизменно приходил в шатер Тайкахе на площади, сам приносил ему еды и питья и смотрел, как шаман загоняет себе в руку иглы. За это, за то, что Тайкахе помог Поле, помог ему и взял на себя самую долгую боль, Демьян готов был до конца жизни носить ему дары и служить как сын. Но старик был чужд власти и ничего сверх нужного не просил.
— Эйх, эйх. Вспять все обернется, медвежий сын, — проскрипел Тайкахе неохотно, вытащив изо рта маленькую трубку. — Ежели нашей силы, силы якорей не достанет, то с каждым днем все дольше она будет оставаться медведицей, пока не вернется вновь в дикое состояние. Но не должно быть такого, медвежий сын, я свое дело знаю. А уж если и случится так, что рок ее окажется сильнее якорей, так снова игл, пришивающих ее к миру, сделаю, да всем сестрам ее раздам. Вон их сколько, они и так друг друга держат, а уж с иглами и подавно управятся. Эйх, эйх, — он вздохнул еще несколько раз. — Но недоброе то дело будет, медвежий сын, ой недоброе. Все они сейчас не готовы.
Демьян кивнул. Он это понимал. А Тайкахе продолжал неспешно перечислять, вдыхая и выдыхая дым из трубки колечками и арками.
— Старшая мужа держит, который страну питает, вторая сама своей стране огня отдает, третьей рожать через несколько месяцев, пятая слабая совсем, игла из нее дух выбьет, а шестая и вовсе дитя. Они-то конечно возьмут на себя этот груз, как и мы с тобой возьмем, медвежий сын, да и отец ее возьмет. Но вернее бы нам того не допустить. Посему все силы я в обряд слияния тела с душой волью, чтоб боль не преумножать.
Проснулся Демьян от касания Тайкахе на рассвете. Горел костер, парил котел, над которым виден был водоворот стихий, находились вокруг множество духов, легко проникающих сквозь погодный купол, а зелье в котле большим черпаком невозмутимо мешал медведь-варронт, по каменной шкуре которого стекали капельки конденсата.
— До того, как солнце взойдет, ты должен уйти отсюда, — тихо проговорил шаман. Он уже был вымотан, с блестящими от стимулирующих трав глазами и расширенными значками, побледневший, в испарине, а ведь предстояло ему мешать зелье еще много часов. — Вернись сразу после полуночи, король-медведь, и приведи с собой всю ее кровь. И сюда пусть никто не заходит. Она до полуночи не проснется, а после будить будем.
Демьян ласково лизнул Полину в торчащее над толстенькой щекой ухо, вдохнул ее звериный запах, разлившийся манкой нежностью по телу, и, отодвинувшись, обернулся. А затем, накинув гъелхт, подождал, пока Тайкахе, глядя на то, как высвечивает шпили замка поднимающееся солнце, всадил себе в руку последнюю иглу. Всадил и пошатнулся, да так, что Демьяну пришлось подхватить его.
А затем, когда шаман отдышался, король пошел на выход, туда, где за тяжелыми дверями ждали его гвардейцы и слуги. И замок ждал — вибрировал под ступнями, отзывался на одобрительные похлопывания по стенам, зелеными волнами родной стихии окутывал лодыжки. Замок был единственным существом, кроме самой Полины, которое видело и помнило все, что происходило в ту ночь — как и в тысячи ночей и дней с незапамятных времен. С того дня, когда Михаил Бермонт заложил первый камень замка на этой старой скале, уходящей корнем в недра, полив ее своей кровью и пробудив к жизни мощного духа, который и стал живой основой дома Бермонтов.
Демьян лишь после возвращения из Нижнего мира нашел в себе смелость попросить замкового духа показать ему то, что не помнил он сам из свадебной ночи и последующих дней, когда лежал в стазисе. И то, что он увидел — как Полина защищала его, как боролась, — наполнило его сердце не только болью, но и бесконечным восхищением.
Все же она была младше его и взбалмошней, и баловал он ее как ребенка, и любил, как прекрасную смелую женщину, но, пожалуй, только сейчас понял, что она с ее огнем вполне могла бы стать во главе страны, а при должном образовании — и повести за собой армию.
Увидел он и то, как Ангелина Рудлог яростно отговаривала Владыку Нории от проведения обряда, но эта сцена не вызвала в нем раздражения, только понимание. Будь его воля, он бы Полину к обряду тоже не подпустил.
Только вот когда ей можно было запретить делать что-то, что она считала важным и правильным?
Демьян ушел работать, оставив Полю спать рядом с сплетающим в котел стихии шаманом. Страна требовала восстановления, и король зарылся в отчеты с головой. Работа стала тем, что помогло пережить этот день, и он, сидя за бумагами, обедая с матушкой, принимая отчеты министра чрезвычайных ситуаций, слушал вибрации замка и едва удерживался, чтобы не посмотреть на происходящее во внутреннем дворе его глазами.
А вдруг Тайкахе не выдержит и рухнет без сил? А вдруг ему нужна помощь, но он не в состоянии позвать? Он стар и немощен, справится ли?
Демьян ощущал выступившие клыки и видел заострившиеся ногти, понимал, что подданные опускают головы под его звериным взглядом, и ничего не мог сделать. Кроме как пойти в часовню под замком и еще раз, встав на колени перед первопредком, просить его подсобить, приглядеть сегодня ночью, чтобы все прошло хорошо.
«Иногда твое упрямство вредно, сын мой, — услышал он рык-ответ после своей просьбы. — Но сейчас оно на пользу. Будь спокоен, на своей земле пригляжу за обрядом, да и Красный приглядит — попрошу его, ведь дочь его».
«Не надо меня просить, — услышал Демьян ворчливое. — Сын твой воинской доблестью заслужил мое внимание. Постою рядом с тобой сегодня, брат, и если только не вмешается судьба, вновь станет цельной нить жизни моей дочери».
— Благодарю, отец, — поклонился его величество. — И тебе спасибо, отец всех воинов.
Не сказать, чтобы спокойнее стало на душе у него. Но Демьян понимал, что он сделал все, что мог. Всех, кого надо, пригласил. Оставалось только ждать, вдыхать запах костра и хвои и слушать вибрации замка.
