Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна

Ему доложили, что к вечеру под стенами замка стали собираться те линдморы, кто участвовал тогда, в декабре, в мятеже, были обращены в медведей и кровью заплатили за право доказать свою верность короне.

Был среди них и Ольрен Ровент, который вернулся из Дармоншира на побывку с другими берманами несколько дней назад. Демьян, занятый делами страны, дал ему сутки на отдых, а затем приказал доложить о положении в Инляндии.

— Позволишь ли ты мне принести дары моей королеве? — спросил его тогда Ровент, и Бермонт позволил. Берманы не любили копить долги, а Ровент Полине действительно многое задолжал.

К вечеру того же дня телепорт-почта была полна писем от бывших опальных линдморов с просьбами присоединиться к Ровенту и тоже возложить к ногам королевы свои дары.

Демьян не стал отказывать.

— Тебе будет и полезно, и приятно узнать, какую мощь ты можешь поднять одним велением, — сказал он Полине, когда она зачитала письма. — Так одно решение может превратить врагов в союзников, Поля.

Дело было уже около полуночи, и за окнами было тепло и темно, а они сидели в большом кресле в общих покоях, столько видевших — и их первую встречу, и все, что происходило дальше. Поля разместилась у супруга на коленях, задрав длинную юбку платья, поджав ноги, и он мерно поглаживал ее по спине, наслаждаясь покоем и мягкостью этого вечера.

— Но ведь это ты наказал, а потом простил их, — сказала Полина. И пояснила: — Сила-то в твоих руках. Или лапах, — и она взяла его ладонь и потерлась об нее щекой.

Он усмехнулся.

— Они знают, что я никогда бы не простил их, потому что это означало бы слабость, Поля, — супруга целовала его пальцы, и тело вновь, как всегда, когда она играла с ним, стало наливаться желанием. — Но в то же время у нас не считается слабостью исполнить просьбу супруги, потому что жена важнее силы. Так что ты была их единственной надеждой. Ну еще матушка, но матушка строга и против моего слова бы не пошла.

На следующий день прошла большая аудиенция в том самом зале, где состоялись свадебные бои. Линдморы в присутствии своих семей кланялись королеве дарами и благодарили за милость. Полина, одетая в зеленое платье, с короткими волосами, едва позволившими наметить две косы вокруг головы (все знали, что она пожертвовала их медведице-Статье и дала ей силы биться с богом-чужаком, и это сделало образ королевы еще более легендарным), величественно принимала и подарки, и благодарности, и в свою очередь благодарила за службу.

Демьян, восседающий рядом с Полиной на троне, в основном молчал — не его это было чествование — и гордился ею. А Полина, как положено, рассматривала дары, перебрасывалась с линдморами одобрительными фразами и возвращалась на тронный помост.

Ровент был последним. Он тоже в присутствии своих сыновей и дочерей торжественно поклонился королеве. Полина смотрела на него с любопытством ребенка, которому показывают представление.

— Мой долг перед тобой неоплатен, моя королева, — проговорил линдмор. — Благодаря твоей милости род Ровент смог послужить Бермонту. И я подтверждаю, что не будет у тебя вернее бермана и линдморского дома, и дети мои, и дети детей будут служить тебе. А в знак моего почтения и верности прими, прошу, дары моей земли.

И в заполненный уже подарками зал по его знаку стали вносить драгоценности и ткани, ковры и гобелены. Остальные линдморы, во главе семей стоявшие по кругу, ревниво наблюдали за подношениями — не переплюнул ли кто-то другого.

Демьян смотрел на это с каменным лицом — Ровент, будучи тем еще гордецом, как и другие линдморы, так отдавал виру Полине, признавая, что она имеет на нее право. И Полина, конечно, не понимала этого — но откажись сейчас, и баронам пришлось бы придумывать что-то еще.

Но Полина и не собиралась отказываться.

— Красиво, — сказала она, спускаясь с тронного помоста. Обошла слуг, держащих дары, полюбовалась серебряным традиционным женским поясом из круглых блях, украшенных орнаментом и крупными изумрудами, погладила ковры, рассмотрела искусные гобелены со сценками из жизни простых берманов.

— Всем ли ты довольна, моя королева? — с заметным облегчением, что легко отделался, спросил Ровент.

— Всем, — подтвердила Полина. — И тем, что ты несешь службу в войске мужа моей сестры, тоже. Я не забуду этого, — пообещала она, и Ровент склонил голову. — Но знаешь, Ольрен Ровент, мы сейчас планируем для женских отрядов со всего Бермонта первые учения после трех месяцев обучения. И думаем, в каком бы из линдов эти учения провести…

Демьян удержал улыбку только потому, что его с детства учили этому. Остальные линдморы едва заметно выдохнули — что не им выпала такая радость. А вот Ровент скрипнул зубами.

— Линд Ровент с радостью и благодарностью примет первые учения, — прорычал он через силу. И воздел глаза к небу: мол, видишь, отец, на что мне приходится идти? — Ты знаешь, что я меньше, чем через неделю возвращаюсь в Инляндию, но все распоряжения оставлю моему наследнику.

— Вот и славно, — благосклонно проговорила Полина. — Рада, что ты так ратуешь за прогресс, барон Ровент. А еще, я слышала, что в линде Ровент производят лучшие в Бермонте винтовки? Что же ты не привез мне их в дар?

Лицо Ровента приняло непередаваемое выражение. Зал затих.

— Как же не привез? Привез, моя королева, памятуя о твоей меткости, — почти по-отечески прорычал он и торжествующе обвел зал взглядом: мол, ну что? Вы не угадали, а я угадал! — Хотел порадовать тебя в конце встречи.

В зал внесли с десяток винтовок в футлярах — которые удостоились куда более пристального, длительного и восхищенного внимания королевы, чем драгоценности. И ревнивых переглядываний других линдморов, не догадавшихся, что по-настоящему порадует ее величество.

В какой-то момент Демьян поймал взгляд бывшего опального барона. И было в том взгляде настоящее мужское сочувствие, впрочем, быстро сменившееся на почтение. Ровент давно научился видеть берега и несмотря на то, что сполна заслужил вхождение в ближний круг Демьяна, знал, куда совать медвежий нос не стоит.

После окончания аудиенции Ровент явился на отчет в кабинет к Бермонту. И там, стоя посреди кабинета, уже по-военному четко и быстро доложил о положении дел в Инляндии, о том, какие силы нужно туда прислать и какого вооружения добавить.

— Ты можешь не идти туда больше, — напомнил ему Демьян. — Ты сполна отработал свой проступок, Ровент. Я доволен тобой. Ты будешь награжден.

— Ты запрещаешь, мой король? — буркнул барон.

— Нет, — усмехнулся Демьян. — Если ты хочешь вернуться.

— Хочу, — ответил Ровент. — Много там чего требует моего внимания, не хочу… оставлять без присмотра.

— А кто же будет работать на благо Бермонта? — строго вопросил его величество. Впрочем, в его голосе было достаточно благосклонности, чтобы барон не принял это за чистую монету.

— Пусть сын мой и дальше работает, — проворчал он. — Не зря ж в университете учился, не зря я его натаскивал столько лет. Я уж двадцать лет на посту, мой король. В кои-то века появилась возможность размяться по-настоящему. Закончится война и вновь вернусь сюда. А там… есть ради чего биться.

Его величество заминку заметил.

— Есть что-то, что ты хочешь сообщить мне, Ровент? — поинтересовался он.

И барон помотал головой.

— Не хочу спугнуть болтовней птицу судьбы, — ответил он и едва заметно усмехнулся каким-то своим мыслям.

— Что же, — проговорил Демьян, не став настаивать. — Вернуться я тебе дозволяю. И все, что запросил, получишь.

— Спасибо, мой король, — в голосе Ровента скользило облегчение.

— И еще, — сказал Бермонт. — Ты не забыл, что должен виру не только моей жене?

— Дела чести Ровенты не забывают, — проворчал барон. — И этот вопрос решу. Сейчас же рад, что королева в добром здравии. Прости за вопрос, мой король, но оправилась ли она окончательно? Моя дочь говорит, что ее величество по-прежнему спит до полудня медведицей.