В звенящей тишине послышался громоздкий стук металла о камень: стоящий рядом капитан храмовой стражи выронил из дрожащих рук шлем…
— Но что же нам тогда делать? — медленно, неуверенно поднимая снаряжение, спросил храмовник, озвучивая всеобщий вопрос.
Он дважды промахнулся мимо петли на поясе, прежде чем повесил на неё шлем.
Этериас тяжело вздохнул, закашлявшись. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Но что-то сказать было надо…
— Смерть разоряет наши земли. — тихим, хриплым голосом произнёс иерарх. — Наши собственные братья восстали против нас. Я видел их лица: сегодня мы сражались с солдатами, что пали в прошлой битве. Мы должны остановить это безумие… Но в этот раз нам противостоит враг, которого ещё не знало человечество. Я знаю, что говорят слухи. Знаю, о чём судачит народ в тавернах… Соглядатаи тёмного лорда разносят молву, что он сражается за свободу. О том, что общество, которое мы давно знаем, давно устарело, и пришло время для нового порядка. Что догматы старой, слабой церкви сковывают нас…
Этериас сжал кулаки, стискивая зубы.
— Но я думаю, это ложь. Да, мы не идеальны. Лорды не всегда справедливы, а догмы, проверенные веками, не всегда подходят к каждой ситуации. Пусть не всё было идеально, но мы процветали… И несмотря ни на что, я искреннее верю: люди королевств — свободные люди! Некогда все люди до единого были под властью Ренегона! Некогда этот город был первым и единственным! Но те, кто хотели жить иначе, свободно покинули его, ушли в других земли, основали новые страны! Крестьяне, что стали рыцарями! Рыцари, что стали лордами и королями! Так родились королевства, какими мы их знаем: из свободной воли людей…
Верховный иерарх опустил и плечи и поник, снижая голос: эта вспышка праведного гнева, казалось, отняла у него последние силы.
— И как у свободных людей, у всех вас есть выбор. — тихо продолжил он. — Вы можете сдаться. Сдаться на волю архиврага, что хочет перекроить наш мир согласно своей воле. Сейчас, пожалуй, даже лучший момент для этого: побеждённый, отброшенный, он с радостью примет перебежчиков, ведь всем известна истина, что больше всего ценится верность, дарованная в самые тяжёлые времена. Но есть и другой выбор…
Голос главы церкви снизился до шёпота: прошедший бой, почти смерть и воскрешение, тяжёлые раны, долгая дорога и напряжённая речь изрядно вымотали его. Силы любого человека имеют свой предел. ..Ноги волшебника подкосились, и он зашатался, слепо зашарив рукой рядом в поисках опоры.
Верные солдаты дёрнулись в сторону своего господина, но, прежде чем они успели, рука, так и не нашедшая опору, сжалась в кулак. Превозмогая слабость, усталый, едва стоящий на ногах слепой, израненный человек выпрямил спину, вскидывая подбородок.
— Я выбираю сражаться. — негромким, но твёрдым голосом произнёс Этериас.
С этими словами глава церкви медленным, но уверенным шагом покинул помост и направился домой: следовало отдохнуть перед следующей битвой.
Возможно, кому-то бы показалось, что он выглядел жалко: какого боя можно ожидать от истощённого, раненого и разочаровавшегося человека, что утратил свою веру?
Но всё же, что-то было в его словах. Своя, особенная сила… И она эхом разнесла их по королевствам.
Глава 52. Сброшенные маски.
Я возвращался медленным, неспешным шагом: каждое мгновение ожидая удара в спину. Но его не было: даже не обернувшись, я чувствовал, как проклятые гарпии, проводив меня долгими взглядами, принялись собирать тела павших соратниц.
В душе была лишь сосущая, ноющая пустота и апатия. Думать не хотелось.
Лес встретил меня тишиной, а наспех разбитый лагерь в его глубине — молчанием.
— Собрать военный совет. — коротко бросил я одному из культистов.
Что же, по крайней мере, мне не пришлось говорить немедленно…
Ближайшие ко мне люди уцелели, выполнив изначальный приказ: в эту мясорубку из света и молний они соваться не стали. Правильно, конечно…
Я скользнул взглядом по соратникам: Элдрих застыл неподвижной фигурой, и лишь слегка мерцающие багровые провалы его шлема выдавали движение. Улос молчаливо стоял в глубоком капюшоне, сцепив руки за спиной. Эскилион нервно перебирал пальцы, не зная, куда себя деть. Грицелиус тем временем задумчиво изучал карту Ренегона, водя по ней пальцем.
— Где Итем? — внезапно заметил отсутствие молодого магистра я.
— Мальчишка собрал отряд и ударил по одной из крылатых пламенем, пока вы сражались. Не убил, но ранил: ты затем добил её. — дёрнул щекой Грицелиус. — Но ответным ударом в лес их снесли: никакая защита не выдержала, хотя там были неплохие мастера и магистры.
Возможно, стоило бы ощутить вспышку признательности… Но я не почувствовал ничего.
— Потери? — коротко поднял я взгляд на древнего короля.
— Потеряли всех, кроме мастеров культа, моих людей, и волшебников круга. — проскрипел скелет, меняя позу. — Твои культисты бросили в бой всю свободную нежить и даже твоих теней: но тех быстро перебили, хотя это и стоило им ещё пары трупов. Из людей Грицелиуса погибло семь магистров и восемь мастеров от того удара. Парень вместе с остальными выжил: его сейчас латают в лазарете. Крепкий малый. Хотя лицо ему подпортили, конечно.
Я тяжело упёр руки в стол, на котором раскинулась карта Ренегона, невидящим взглядом уставился на неё. Здесь, в лагере, мне стало чуть легче: несмотря на потери, здесь всё ещё находилось немало нежити. Бирюзовая гвардия Элдриха, связанная со мной нерушимыми узами. Культисты, присягнувшие на верность, их личные слуги в виде разнообразных мертвецов, что уцелели лишь потому, что не были подняты для боя…
Частицы их силы наполняли воздух, образуя лёгкий, почти незаметный флёр смерти: достаточно, чтобы иногда его сумел ощутить даже простой человек, чувствуя тревогу, но недостаточно, чтобы кому-то навредить. Что-то подобное, пожалуй, витает на любом поле боя после битвы.
Я втягивал в себя эту силу на автомате, даже без участия сознания, словно голодная пиявка. Но эффекта это не давало почти никакого: слишком мало её было на фоне того океана смерти, что недавно наполнял мою душу.
Не знаю, сколько я стоял так, в апатии, уперев руки в стол. В голове была пустота. Возможно прошли часы: но никто не посмел меня потревожить. Невесомый туман смерти нашего лагеря стягивался в меня тонкими ручейками…
Думать не хотелось. Решать что-то не хотелось. Но здесь я был королём, и никогда, ни за что, я бы не отказался от власти, которой всегда так жаждал, которую завоевал. Никогда… Вялая, слабая искра шевельнулась где-то глубоко внутри, зажигая потухшие огни воли. И спустя очень, очень долгую паузу, я, наконец, взял себя в руки.
Неважно, кто эти создания. Неважно, насколько они могущественны. Я повелитель смерти! Тёмный властелин, погибель всего живого! Они должны бояться меня. И если они хотят войны, они её получат. И пусть в тёмном пламени смерти сгорят все королевства, пусть здесь не останется ничего живого: сами тени былых битв восстанут по моей воле, чтобы убить их.
