Огонечек для ледяного герцога (СИ) - Славина Элен

— Нужно поесть в дорогу, — практично заметила я, замечая, как у матери подкашиваются ноги от пережитого потрясения. — И тебе подкрепиться надо.

— Но, Сибилла… — испуганно произнесла мать.

— Мы успеем. Тем более, она не знает, что мы в городе, — самоуверенно ответила я и показала на первую попавшуюся хлебную лавку у самых ворот.

Воздух там был густым и тёплым, пах свежим хлебом, корицей и жареным луком. Я усадила матушку с ребёнком за дальний столик в углу, в тени, и направилась к прилавку.

И вот тогда я её увидела.

Она стояла у кондитерской витрины, разглядывая сладости с видом королевы, снизошедшей до плебейской забавы.

Высокая, ослепительная, в дорогом платье из серебристо-серого бархата, отороченного горностаем. Её пальцы, унизанные перстнями, лениво водили по стеклу. Сибилла.

Моё сердце замерло, а затем забилось с бешеной силой. Я резко отвернулась, натянув капюшон глубже на лицо, и сделала вид, что выбираю хлеб. Сквозь гул крови в ушах я услышала её голос — сладкий, как патока, и острый, как бритва.

— Эту безделицу, — сказала она продавцу, кивнув на самый дорогой торт. — И завершите получше. Это подарок для одной… милой семейки. У них сегодня такой радостный день. Появился новый член семьи.

Ледяная рука сжала моё сердце.

Она знала. Она всё знала.

Я осторожно посмотрела на неё. Она уже не сводила с меня глаз. Не на прилавок, не на продавца, а прямо на меня. В её глазах цвета зимнего неба горел холодный, торжествующий огонь. Она медленно, как кошка, играющая с мышкой, провела кончиком языка по губам.

Она знала, что я здесь. И знала, кто сидит за тем столиком в углу.

Мои ноги сами понесли меня назад к столу. Я схватила мать за локоть.

— Вставай. Немедленно. Мы уходим, — моё шипение было беззвучным, но полным такой неконтролируемой паники, что её глаза тут же расширились от страха.

— Что? Почему? Раэлла, что случилось?

— Она здесь.

Всего два слова.

Но Мелисса поняла всё. Кровь отлила от её лица. Мама инстинктивно прижала к себе спящего Кая ещё крепче и рванулась к выходу.

Мы почти выбежали на улицу, когда тот самый сладкий, ядовитый голос окликнул нас:

— Какая неожиданная и трогательная встреча!

Мы замерли как вкопанные.

Сибилла не спеша вышла из лавки следом за нами. В руках у неё была изящная коробка с тортом, перевязанная серебряной лентой.

— Герцогиня, — я вынудила себя выпрямиться и повернуться к ней, заслоняя собой мать и ребёнка. Моё сердце колотилось где-то в горле.

— Милая Раэлла, — она окинула меня насмешливым взглядом. — И… Мелисса, если не ошибаюсь? Как поживаете? Слышала, вы воссоединились с семьёй. Как мило.

Её взгляд скользнул по спящему Каю, и в её глазах вспыхнул неподдельный, жадный интерес.

— О! Это тот самый… мальчик? Поздравляю. Очаровательное дитя. Определённо… с характером. Чувствуется сильная ведьминская кровь.

Она сделала шаг вперёд, и её пальцы с длинными острыми ногтями потянулись, чтобы коснуться щёчки Кая.

Мелисса резко отшатнулась, прикрывая его своим телом.

Сибилла засмеялась — лёгкий, колкий, как иголки, смешок.

— О, не бойтесь. Я не причиню ему зла. Напротив. Я пришла сделать предложение.

Она обвела нас обоих своим холодным взглядом.

— Вы ведь понимаете, что Талориан никогда вам этого не позволит? Он найдёт вас. Он заберёт его. Он ненавидит всё, что связано с его дядей Алриком. А этот ребёнок — живое напоминание о том предательстве, о котором не забыть. Он будет видеть в нём только угрозу. Вы же это понимаете?

— О каком предательстве вы говорите, герцогиня? — тихо спросила я.

— Алрик предал свою семью, когда связался с лесной ведьмой. А когда она понесла от него, то его семья вообще решила отказаться от него. Но все разрешилось, когда Алрик одумался и бросил неугодную… — Сибилла замолчала, — девку.

— Я не девка, — вдруг возразила моя мать. — И никогда ею не была. Алрик Фростхарт обещал жениться на мне… но…

— Он вовремя одумался, — закончила Сибилла и усмехнулась.

Она сделала паузу, давая своим словам просочиться в наше сознание, как яд.

— Так вот… я… я могу защитить этого ребенка. Я могу дать ему всё. Имя, положение, богатство. Всё, чего он заслуживает. Отдайте его мне. Я буду ему самой любящей матерью. А вы… вы сможете спокойно вернуться в свою деревушку к своей жалкой жизни. Это ведь всё, чего вы хотите, не так ли?

В её голосе звучала такая уверенность, такое презрение, что у меня перехватило дыхание.

Эта мерзкая женщина не предлагала, она диктовала условия. Она считала, что мы сломаемся.

Я посмотрела на мать.

Слёзы на её щеках высохли. В её глазах, полных ужаса, теперь горел ещё и огонь. Огонь матери, защищающей своего детёныша.

— Никогда, — прошептала она, и её голос дрожал, но был твёрдым, как сталь. — Я уже однажды отдала его. Я не сделаю этого снова.

— Он не игрушка для ваших игр, герцогиня, — сказала я, вставая плечом к плечу с матерью. — Кай наш. И мы никуда его не отдадим.

Сибилла вздохнула с преувеличенной печалью и закатила глаза, а потом посмотрела на нас.

— Какая жалость. Вы выбираете трудный путь. — Её глаза сузились, и вся слащавая маска мгновенно спала, обнажив ледяную ярость. — Но не волнуйтесь. Я всё равно получу то, что хочу. Всегда получаю. Просто теперь это будет стоить вам дороже.

Она повернулась, чтобы уйти, но на прощание бросила через плечо:

— Передавайте привет Талориану. Скоро мы с ним… обсудим нашу новую семейную жизнь. Если, конечно, увидите его. Насколько я знаю, он больше не хочет видеть тебя… — посмотрела она на меня своим ледяным взглядом.

Мы стояли, прислонившись спинами к стене лавки, не в силах пошевелиться, пока её фигура не растворилась в уличной толпе.

Воздух снова стал можно вдыхать.

— Она придёт за ним, — с ужасом прошептала Мелисса, целуя в макушку спящего сына. — Она придёт за ним и за землёй.

— Пусть только попробует, — ответила я, и в моём голосе зазвучал тот самый стальной отзвук, который я слышала у Талориана. — Мы ждали её. А теперь мы готовы. У нас есть ради чего сражаться.

Глава 33

Дома нас ждал сюрприз

Лошади, выбившиеся из сил, наконец замедлили шаг у знакомой, покосившейся от времени калитки, сколоченной из грубых еловых жердей. Возвращение домой всегда пахло особо — едким дымком из потемневшей от сажи трубы, хвоей, разбросанной у порога, и влажным мхом, растущим на северной стороне крыши. А еще — густым, как сам лес, горячим ягодным напитком, который бережно и неторопливо готовила бабушка. Но сейчас к этому привычному, родному аромату примешивалось что-то новое, трепетное и волнующее — терпкий запах далёкой столицы, пыль больших дорог и… сладкий, молочный запах детского сна.

Кай, завёрнутый в мой походный плащ, мирно посапывал на руках у Мелиссы, утомлённый долгой и тревожной дорогой. Его рыжеватые ресницы, точь-в-точь как у матери, лежали на щеках, а крошечные кулачки были сжаты.

Мы вошли в дом, и тишина, встретившая нас в сенях, была не пустой, а какой-то… густой, напряжённой, словно само бревенчатое строение затаило дыхание. Воздух пах остывшей печью, сушеным чабрецом и воском. Бабушка вышла из кухни, вытирая натруженные, в веснушках и прожилках руки о потертый холщовый фартук. Её взгляд, острый и зоркий, несмотря на возраст, сразу упал на свёрток в руках дочери, и в её глазах блеснули слёзы, но не печали, а безмерного, щемящего облегчения.

— Нашли, — тихо сказала она, скорее утверждая, чем спрашивая. Голос её, обычно твёрдый сейчас дрожал. — Принесите его сюда. Давайте, давайте мне его. — Она с нетерпением протянула дрожащие, исчерченные морщинами руки к дочери, и на ее лице играла взволнованная улыбка.

Мелисса улыбнулась — устало, но светло — и посмотрела на меня, а потом также бережно, как взяла до этого сына, словно передавая хрустальную безделушку, отдала его своей матери. Как самое величайшее сокровище.