Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Сколько мы еще проехали, я не определила, но конечности от почти неподвижного сидения стали мерзнуть, а зубы стучать. Я старалась не подавать вида, что ощущала дискомфорт, а соседки возмущенно перешептывались. Они недовольно морщили носики и бросали злые взгляды на сгорбленную спину отца.

— А давайте убежим? — вдруг еле слышно прошептала Веселинка, — Старик едет медленно, мы успеем спрыгнуть, да схорониться за сугробом. А там до соседней деревни к ночи доберемся.

Яра приободрилась, явно поддерживая бунтарку, а Тихослава нахмурилась.

— И навлечем беду на все деревни, — проронила я.

Веселина смерила меня презрительным взглядом и вздернула носик, а Яра засомневалась.

— Или вы считаете, что староста Вяземок не выдаст нас царю-батюшке? — продолжила я ядовито, — тогда нас ждет казнь, а так есть призрачный шанс на спасение. Вдруг, Черный бог пожалеет несчастных, да отпустит с миром?

— За двадцать лет он кого-нибудь отпускал? — в тон мне ответила Тихослава.

— Не известно, — пожала я плечами, внутренне соглашаясь с тем, что аргумент так себе.

Пока мы препирались, сани замедлили свой ход и вскоре остановились.

— Приехали, — раздался надтреснутый голос отца, он тяжело спрыгнул с саней и протянул руку нам, чтобы помочь спуститься.

Мы оказались на маленькой поляне, окруженной буреломом и скрюченными ветками кустарников, они напоминали клетку. Как раз для даров злому богу. Ствол одного из деревьев показался мне светлее остальных, как раз в районе наших поясниц.

Невольно сглотнула вязкую слюну, а в душе поселилось трусливое желание сбежать. Я отчаянно не желала оказаться прикованной к дереву. Девушки тоже переминались с ноги на ногу, прятали руки и кусали губы. Отец горько вздохнул и в молчании отвел нас к дереву.

— Я не буду вас привязывать, — сообщил он понуро, когда мы подошли вплотную к стволу, — но и отпустить не могу.

Веселинка, открывшая было радостно рот, посмотрела на отца исподлобья, я заметила, что она сжала руки в кулаки. Но, каким бы слабым не выглядел мой отец, я не обманывалась его внешним видом. Он, все же, работал всю жизнь руками — валил и обрабатывал деревья, создавал мебель исключительной красоты. Что ему три малолетние девчонки сделать могут?

Я грустно улыбнулась и нежно обняла отца за шею. Тот замер от удивления, но, спустя секунду, прижал так сильно к себе, что кости захрустели. Но, к сожалению, выпустил слишком быстро, отошел к саням, в глазах его сверкнули слезы. Молчаливо залез в сани и, развернув лошадь, отправился в обратную дорогу. А мы остались, окруженные стеной из льда и снега, без возможности согреться.

Сердце болезненно сжалось, а по щекам покатились слезы. Только они на половине пути оборачивались льдинками, так холодно вокруг стало.

— Давайте выбираться, — предложила Веселинка, когда сани отца скрылись за дальним поворотом.

Яра быстро на это закивала, приплясывая от холода, Тихослава поджала губы, но в ее глазах виделось согласие. Я же медлила, не хотелось проблем родной деревне. Если не останется никого, то бог может и осерчать, наслать на деревню погибель.

— Идите, — самоотверженно сообщила я, отходя ближе к ритуальному дереву, — я вас прикрою.

— Ты совсем шальная? — округлила глаза Яра, смотря на меня, как на сумасшедшую.

— Кто-то должен остаться, — вздохнула я горько, — иначе беде быть.

— Почему ты? — спросила вдруг Слава, пока Яра и Веселинка радовались про себя.

— Потому что жизни мне дома не будет, если я вернусь, а у вас есть шанс, — голос срывался от страха и тоски, но я говорила уверенно, с кривой ухмылкой на губах, — если, конечно, приглянусь я в виде дара, — добавила совсем тихо.

— Дуреха, — хохотнула Веселина, смерив меня оценивающим взглядом, — конечно, приглянешься, тебя все наши парни из виду не упускают, когда ты из дому выходишь.

Я недоуменно заморгала, как может от моей внешности зависеть: приглянусь я Черному богу или нет? Ведь он меня сожрет, его вкусовые качества интересовать должны, а не оболочка.

— Как скажешь, — пожала я плечами и махнула им рукой, — идите, а то не успеете спрятаться.

Тишина проникала скользкими червями под кожу, заставляя вздрагивать от незначительных шорохов. Девочки ушли, осторожно озираясь по сторонам, а я тут же ощутила всепоглощающее одиночество и липкий страх. Переживания захватили меня полностью, заставляя мысли путаться, а душу сжиматься где-то в желудке.

Но я стиснула зубы и обняла себя за плечи. Я сама приняла решение остаться, нечего сейчас идти на попятную. Вскоре я уже измерила всю поляну в шагах, посчитала, сколько деревьев ее окружает, проверила, что лишь одной дорогой с нее можно уйти. Холод стал пробираться под одежду, руки и ноги уже давно озябли, но тулуп держал тепло. Жаль, что его надолго не хватит. Права я оказалась в своих рассуждениях. Девушки тут просто замерзают, насмерть. Никто не приходит забирать дары.

Я вернулась к дереву и уселась на пень, оказавшийся рядом. В отличие от ледяного снега, он меньше морозил тело. Прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Из-за дрожи это удавалось плохо, но я продолжала пытаться.

За своими попытками согреться я не заметила, как свет вокруг померк, а небо вновь заволокли тяжелые серые тучи. Порыв ледяного ветра заставил съежиться и открыть глаза. Все воспринималось, как в замедленной съемке. Будто замерзло не только тело, но и мозги атрофировались от холода.

Слезящиеся глаза обнаружили у въезда на поляну чью-то фигуру. Сердце запоздало замерло от страха, но от холода я даже пошевелить пальцем не смогла.

Фигура приблизилась, неся с собой морозную стужу. Я подняла на нее свои глаза. Передо мной стоял незнакомый мужчина, одетый в темные одежды. Начавшийся снегопад скрывал черты его лица, они ускользали от меня, только взгляд светлых, почти прозрачных глаз проникал до самых потаенных глубин моей души. Вопреки всему сделалось жарко, а низ живота скрутила странная судорога.

— И это они отправили мне для развлечения? — донеслись до меня его слова, голос оказался грубым, холодным, выворачивал внутренности, — да ты кожа, да кости. Товарки твои и то сочнее были.

Вместе со странными чувствами, бередящими душу, меня вновь накрыл страх. Кажется, Черный бог явился за своей жертвой.

Глава 3. О том, что жизнь на честь не меняется

До меня не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел сердце чуть не остановилось от всепоглощающего страха. Он действительно сказал, что девочки БЫЛИ? Сглотнула скопившуюся слюну, она будто наждаком прошлась по горлу, и прошептала:

— Вы их уже съели?

Мужчина хмыкнул и присел передо мной на корточки, до этого я думала, что холоднее мне стать уже не может. Ошиблась, бывает. Встретившись с его замораживающим взглядом я поняла, что у меня могут замерзнуть даже волоски на пальцах ног. Примерно это я и ощутила, почти не дыша и боясь пошевелиться.

Он рассматривал меня пристально, будто заглядывал в самые потаенные глубины, и молчал. Я пугалась и нервничала от этого еще больше, хотя и так ощущала себя добычей в лапах хищного зверя.

— Нет, — от неожиданного ответа я вздрогнула, — я не питаюсь человечиной, вы отдаете гнилью.

Мужчина встал и посмотрел на меня сверху вниз с таким превосходством, что я ощутила себя этой самой гнилью. Несмотря на страх я не отвела взгляда, не моргнула, я пялилась в его светлые радужки глаз и внутренне кипела. Услышать такое от бога оказалось крайне неприятно.

— Идем, — не просьба — приказ, — ты совсем замерзла.

— Мне и здесь неплохо, — сорвались слова прежде, чем я успела осмыслить сказанное.

— Меня не волнует твое удобство, — в воздухе повисла угроза, а взгляд мужчины потяжелел, — я не хочу в своем лесу находить трупы и закапывать их.

Я, внутренне замерев, поднялась на неверные ноги, пошатнулась. Тело затекло от неподвижной позы, хоть сделать шаг удалось бы. Мужчина свел брови и, подойдя почти вплотную, схватил меня за подбородок. Щеки против воли покрыл румянец, захотелось спрятать глаза, сбежать. Но мужчина не дал мне такой возможности. Его губы скривились в ухмылке, а большой палец прошелся по нижней губе, вызывая дрожь во всем теле.