Драконьи булочки (СИ) - Петровичева Лариса

Я заглянула на кухню: чарную печь ещё не привезли, но сверкающие столы уже стояли. Скоро Оран будет готовить здесь свои удивительные заварные пирожные и круассаны, а вон там Большой Джон займётся хлебом.

И повар, нам ведь ещё повар нужен! Ладно, какое-то время я могу поработать: мама научила меня стряпать, и я смогу накормить орков мясным рагу, а остальных - пышным столичным омлетом, который качается, словно бело-золотое облако. Но до серьёзного уровня мне далеко.

Длинная палочка мела с остро заточенным носиком уже лежала на подставке: я взяла её и написала на доске: "Пекарня Джины: работаем для вашей радости". Пусть дракон сжёг её - она возродилась на новом месте. Уже в воскресенье сюда придут люди за свежим хлебом и выпечкой. Все начнётся заново, все всегда так и начинается.

- Готовишься к открытию?

Я обернулась и увидела Женевьеву. Она вошла в пекарню и замерла, рассматривая интерьер с таким лицом, словно её изящная туфелька угодила в коровью плюху.

- Ну да, чистенько, - снисходительно заметила Женевьева. - На сельский непритязательный вкус сойдёт. Но люди выберут меня в итоге, сама увидишь.

Я усмехнулась.

- Не помню, чтобы приглашала тебя войти, Женевьева. Но раз уж ты здесь, у меня к тебе есть дело.

Женевьева склонила головку к плечу, в ее взгляде скользнуло пренебрежение с нитью злости: ни дать, ни взять, змейка, которая готовится к броску.

Она приехала, чтобы победить. Чтобы уничтожить меня в моем родном краю. Возможно, Кевин спал с ней, а не просто приятельствовал.

- Хочешь, чтобы я уехала? - медовым голоском спросила она. - Я не уеду.

Я улыбнулась. Да понятное дело, тебя отсюда палкой не выбьешь. И нет, я не поддамся: понимаю, что ты хочешь, чтобы я вышла из себя и начала новый скандал – но нет. По-твоему тут не будет.

– Хочу предложить тебе пари, – сказала я таким же медовым тоном светской дамы. – Кулинарный конкурс, в три этапа. Хлеб, горячее блюдо и десерт. Моя команда против твоей. Кто победит, закрывает дело и уезжает из Шина навсегда.

Между нами искрились маленькие молнии, таким было нарастающее напряжение. Я почти видела их сияние. Напомаженные губы Женевьевы сжались в нить.

– Кевин говорил, что ты безумна, – проворковала она. – Отказаться от брака с таким мужчиной может только сумасшедшая, теперь я четко это вижу. Но ты еще глупее, чем я думала. Как твоя деревенская стряпня может сравниться со столичной кулинарией?

Точно, они с Кевином спят. Впрочем, если ей нравится грязь, пусть плещется в ней, сколько душеньке угодно. Я все равно не поддамся на провокации.

– Вот и посмотрим. Решать будут жители Шина. Если твоя столичная кулинария понравится им больше – я закрою пекарню навсегда. Даю слово.

Женевьева посерьезнела. Кокетливый налет светской стервы растаял: теперь передо мной была ушлая и бойкая девица, которая никогда не упускала ни своего, ни чужого.

– Я тебя уничтожу, – усмехнулась она. – Неужели ты думаешь, что твое хрючево, которым ты кормишь орков, сравнится с гранд-котлетками?

Как-то в столице я попробовала эти гранд-котлетки. Да, вкусно – но никогда не сравнится с хорошим карбонадом.

– Вот и проверим. Или ты боишься? Боишься, что вся эта франшизная шелуха окажется бессильной перед хорошей кухней?

Женевьева посмотрела по сторонам.

– А эта хорошая кухня, о которой ты говоришь… она сейчас здесь, с нами, в этом здании?

– Боишься, – сладко улыбнулась я. – И стараешься спрятать свой страх за язвительностью. Меня этим не пробьешь, даже не пытайся.

– Было бы, кого бояться. Деревенскую девку, которую отмыли и вывезли в столицу. А та упустила все шансы. Куда тебе конкурировать со мной? – Женевьева посмотрела по сторонам и добавила: – А это здание я, пожалуй, выкуплю, когда ты разоришься. Устрою здесь склад.

– Нет проблем! – улыбнулась я. – Для этого остались сущие пустяки: победить мою команду в конкурсе. Или твоя франшиза для этого слишком слаба?

Теперь во взгляде Женевьевы была ничем не прикрытая ненависть, и она не собиралась маскировать своих искренних чувств.

– Кевин всегда говорил, что ты дура. И бревно, – сказала Женевьева, и это было тем номером программы, за которым всегда наступает таскание соперницы за волосы. – Ему пришлось завести любовниц. Ты никогда не умела его удовлетворить. Какой же стылой жабой надо быть, чтобы не откликнуться на страсть такого мужчины?

Я вздохнула. Несколько дней назад эти слова задели бы меня – но сейчас я нашла своего истинного, и все прошлое не имело ни малейшего значения.

Да, Кевин изменял мне все время нашего брака. Каким же человеческим дном надо быть, чтобы идти к шлюхам от жены и поливать эту жену грязью?

Впрочем, ничего нового. Я успела убедиться в его высоких моральных качествах. Осталось дождаться документов из суда о расторжении брака.

– Я была его законной женой, – сказала я. – А все остальные шлюхами, которые добирали мои объедки. Не знаю, может, тебе и правда нравится собирать крошки с чужого стола, но… ты все-таки боишься. Потому что знаешь, что проиграешь.

– Хорошо, – кивнула Женевьева. – Пари так пари. Если ты проиграешь, то закрываешь пекарню навсегда. И не возродишь ее ни в каком виде.

– Договорились, – улыбнулась я и протянула ей руку.

Глава 10

Когда я рассказала товарищам о том, что нам предстоит сразиться в Женевьевой на поле кулинарной брани, они, мягко говоря, не обрадовались.

– Я, конечно, любой хлеб испеку, – заявил Большой Джон, с деловым видом передавая покупательнице последний батон. – Но у меня что, деревенские рецепты от прабабки и ингредиенты простецкие. А там столичное! Там, наверно, каждый батон такой, будто для него муку в экипаже на мягком диванчике привезли.

Я недоумевающе посмотрела на гнома.

– Слышу голос поражения. Неужели ты готов сдаться, даже не начиная?

Большой Джон пожал плечами.

– Сдаваться я не собираюсь. Гномы не сдаются, – с достоинством ответил он. – И есть там у прабабки пара таких рецептов, что эта столичная фифа подавится от зависти. Но дело трудное, я сразу говорю. Дело гиблое.

Он махнул рукой.

– Я-то что! Мое дело готовить. А вот народишко может и повестись на яркое да модное. Оно по глазам бьет, руки сами тянутся купить да нахваливать.

– Это точно, – поддержал его Алпин, который как раз закончил подсчет денег в кассе. – Я слышал, что в столице каждую булку упаковывают в особый пакет.

– У нас они тоже есть, – я кивнула на бумажную стопку рядом с кассой. Нет, неужели все готовы опустить руки, даже не начав сражаться?

Так дело не пойдет. Женевьева сразу почувствует, что мы готовы сдаться на милость победительницы.

– Наши немодные, – сказал Алпин, и Шольц, который зашел в магазин с коробкой свежего йогурта, согласно кивнул. – Вот если бы из белой бумаги, да с такой лентой, что можно затянуть и завязать…

– Неужели вы и правда думаете, что народ скинется на эти ленточки и рисуночки? – спросила я. – Внутри ведь хлеб, а вся бумага это мусор…

Шольц вздохнул.

– Вы, госпожа Джина, представьте себя в мешке из-под картошки и в модном платье, уж простите дерзкое сравнение, – поддержал он Алпина. – Где вы привлекательнее и приятнее глазу? Уж точно не в мешке.

– А ведь там и там вы одинаковая, – поддержал его Алпин.

Я вынуждена была согласиться с ними.

– Ладно, давайте закажем пакеты для хлеба. Салфетки с дракончиком. Яркие стаканчики для кофе, – начала я загибать пальцы. – Что еще?

– Еще надо думать над блюдами, – сказал Алпин и его глаза энергично сверкнули. – Я готов надеть фартук и вспомнить прошлое. Три месяца отстоял за плитой в рыночной харчевне.

Мне хотелось схватиться за голову. Идея конкурса, такая заманчивая вначале, сейчас казалась идиотской.

У нас был гном, который пек хлеб, повар из базарной забегаловки и целая россыпь ярких стаканчиков для кофе. Самое то для победы.