Сироткам в академии (не) место (СИ) - Туле Афина

Я наклонился ближе, удерживая её взгляд. Она не отвела глаза, но я видел, как её внутренний протест постепенно ломается.

— Ты заслуживаешь большего, Алисия, — твёрдо сказал я. — И не говори мне, что ты не хочешь. Ты должна чувствовать себя комфортно, уверенно. Тебе нужно новое начало.

Она прикусила губу, нервно теребя край своей рубашки, как будто пыталась найти в этом занятии опору.

— Но такие траты... и потом, все эти вещи… не выбрасывать же их в самом деле, — начала она, словно выискивая очередное оправдание, чтобы отказаться.

— Мы не будем ничего выбрасывать, — твёрдо сказал я, не отводя взгляда. — Мы отдадим их в твой дом сирот. Там они принесут пользу. Более того, мы купим ещё вещей для детей. Думаю, им это точно понравится. Что скажешь?

Её эмоции изменились. Я почувствовал, как сомнение уступает место благодарности, смешанной с лёгким удивлением, словно она не ожидала от меня такого предложения.

— Мы отдадим всё сиротам? — тихо переспросила она, и в её голосе послышалась хрупкая надежда.

Я кивнул, стараясь, чтобы мои слова звучали максимально искренне.

— Да. Никаких выброшенных вещей, никаких пустых трат. Всё, что мы сделаем, будет иметь значение.

Она посмотрела на меня, её глаза наполнились теплом, которое я видел впервые за всё время нашего знакомства. А затем, с лёгким кивком, она выдохнула, словно отпустила невидимую тяжесть.

— Ладно. Но только так. Мы помогаем сиротам, и ничего лишнего. Обещаешь?

— Обещаю, — улыбнулся я, хотя точно знал, что буду нарушать это обещание ради неё. — Тогда давай, собирайся. Магазин ждёт.

Она чуть улыбнулась, и я почувствовал, как в её душе впервые появилась крохотная искорка тепла. Для меня это значило больше, чем я мог бы признать вслух.

Мы вышли из её комнаты, и Алисия всё ещё казалась напряжённой. Её пальцы то и дело нервно теребили край рубашки, пока мы шли к экипажу.

— Ты ведь собираешься заставить меня купить больше, чем нужно, да? — осторожно спросила она, подняв на меня взгляд, когда мы уселись в экипаж.

— Конечно, — ответил я, не скрывая улыбки. — Это моя задача на сегодня. И не забывай, мы покупаем не только для тебя. Это наш общий вклад в помощь сиротам.

Она закатила глаза, но уголки её губ чуть приподнялись в лёгкой, почти незаметной улыбке.

Магазин был огромным, с роскошными витринами и сверкающими манекенами. Алисия остановилась на пороге, и я почувствовал, как её сомнения вспыхнули вновь. Она оглядывалась с осторожностью, словно опасалась, что любой её шаг может что-то испортить.

— Альберт, это слишком, — сказала она, бросив взгляд на манекен в платье, которое могло стоить, как её месячное содержание в приюте. — Зачем всё это?

— Затем, что я хочу, чтобы ты почувствовала себя особенной, — сказал я, кладя руку ей на плечо. — И потому что дети в приюте тоже заслуживают лучшего. Это не только для тебя. Мы с тобой вместе делаем хорошее дело.

Она хотела возразить, но я мягко подтолкнул её вперёд.

— Просто доверься мне. Мы выберем вещи для всех, кого ты захочешь. Но начнём с тебя.

Ассистенты тут же попытались подойти к нам, но я жестом показал им, чтобы они держались чуть поодаль, пока Алисия не освоится. Она оглядывалась, слегка смущённая, но её взгляд всё же остановился на витрине с детской одеждой.

— Альберт, мы ведь не будем брать что-то слишком дорогое для детей? — тихо спросила она, бросив на меня взгляд.

— Нет, — ответил я с улыбкой. — Но мы выберем самое удобное и качественное. Дети должны чувствовать, что о них позаботились. Давай начнём с этого.

Мы подошли к стеллажам, и Алисия, забыв про смущение, увлеклась выбором. Она перебирала маленькие рубашки и платья, оценивая их так, будто каждая вещь предназначалась кому-то конкретному.

— Это для Марии, — пробормотала она, выбирая яркий жёлтый свитер. — Она любит такие цвета. А это, — она подняла мягкую фланелевую рубашку, — для Николаса. Он всегда мёрзнет зимой.

Я смотрел, как она погружается в этот процесс, и чувствовал, как её напряжение сменяется искренней радостью. Её эмоции стали мягче, теплее. Она словно забыла обо всём, что произошло.

Когда мы закончили с детскими вещами, я мягко подтолкнул её к женскому отделу.

— Теперь твоя очередь, — сказал я.

— Альберт, я… — она замялась, но потом вздохнула и всё же взяла платье нежного голубого цвета. — Только это. И больше ничего.

— Конечно, — согласился я, хотя уже знал, что она уйдёт с гораздо большим количеством.

К тому моменту, как покупки были упакованы, горы коробок начали угрожающе расти. Алисия бросила на них растерянный взгляд.

— Как мы все это повезем ? — спросила она.

— Детские вещи сразу в приют, — ответил я, указывая ассистентам, чтобы те приготовили экипаж для доставки. — А твои — ко мне в комнату. Там будет место, чтобы их разобрать.

— Альберт… — она хотела возразить, но потом просто кивнула. — Ладно. Но я хочу поехать в приют. Мы должны сами всё передать. Это важно.

— Конечно, — согласился я. — Это твоё право.

Когда всё было загружено, мы направились к приюту. По дороге я заметил, как она несколько раз украдкой поглядывала на меня. Её эмоции изменились. Вместо сомнений я почувствовал благодарность. И где-то там, совсем глубоко, мелькнула искорка доверия, а возможно и чего-то большего.

Приют находился на окраине города. Скромное, почти обветшалое здание с выцветшими ставнями и покосившейся оградой не вызывало надежды. Но настоящий удар ждал меня внутри. Как только мы вошли, я почувствовал тяжёлый, сырой запах старых досок и затхлой ткани. Потолок был низким, а стены, казалось, покрыты тонким слоем пыли. Мебель — несколько шатких стульев и стол, который явно пережил не одно поколение, — выглядела так, словно готова развалиться в любой момент. Половицы скрипели под ногами, а свет из маленьких окон едва пробивался через старые окна, от которых заметно тянуло холодом.

Дети встретили нас радостными криками, но это только усилило контраст. Их искренние улыбки и горящие глаза казались неуместными в этом месте, которое едва можно было назвать домом. Я невольно замер, оглядываясь, и чувствовал, как меня охватывает растущее чувство вины. Никогда раньше я не задумывался, насколько ужасными могут быть условия, в которых растут сироты.

— Альберт? — голос Алисии вывел меня из раздумий. Она уже распаковывала коробки, стоя на коленях перед ребятами. Дети окружили её, не скрывая любопытства и восторга. — Ты поможешь?

Я быстро кивнул, стараясь справиться с охватившим меня чувством неловкости. Я взял свёрток одежды и подошёл к группе детей. Их глаза светились от предвкушения, и это неожиданно тронуло меня до глубины души.

Алисия протягивала вещи каждому ребёнку, называя их по имени. Она знала их всех, и это поражало.

— Это для тебя, Николас, — сказала она, вручая мальчику тёплую фланелевую рубашку. — А это, Мария, твоё любимый — жёлтый!

Я смотрел, как она улыбается каждому ребёнку, как её руки с лёгкостью находят нужную вещь для каждого из них. Её движения были плавными, почти заботливыми, и я чувствовал, что она здесь не просто как благотворительница. Она была частью их мира.

— Это правда для нас? — тихо спросила девочка, держа в руках новое платье.

— Конечно, — ответила Алисия с тёплой улыбкой. — Всё это для вас.

Дети не могли сдержать восторга,  бегая и примеряя новые вещи. Их радость была заразительной, но я не мог избавиться от тяжёлого чувства. Все эти вещи — всего лишь временное утешение. Им нужны были не только одежда и игрушки. Им нужен был настоящий дом, забота, которую я сам получал и всегда считал само собой разумеющейся.

Когда мы наконец закончили, дети окружили Алисию, обняли её, благодарили, а потом убежали хвастаться друг другу своими обновками. Мы остались вдвоём. Она собрала в охапку пустые коробки и вытерла пот со лба.