Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Макар, не говоря ни слова, подошел ближе, опустился на одно колено передо мной и протянул руку. Я, против воли, отпрянула. Тут же прикусила губу и стиснула плотнее больную руку, только чтобы ничем не показать, как мне страшно вновь оказаться слабой жертвой в руках сильных мужчин.

Хоть к Макару мои страхи отношения и не имели, но он тут же нахмурился, сжал руку в кулак и поджал губы.

— Я лишь помогу тебе встать, — сообщил он скупо, оставаясь в таком положении, — не более.

Внутри все будто оборвалось. Хотя, чего я ждала? Что он прижмет к себе, как ни в чем не бывало? Скажет, что скучал? Глупо оно, так думать. Я ведь уже не девочка, должна понимать, что жить в мечтах — неправильно.

— Прости, — промямлила я, подавая здоровую руку, — я думала, ты меня сразу развеешь в пыль.

— Зачем? — округлил глаза Макар, помогая мне подняться. — Ты считаешь, что я для забавы убиваю тех, кого мне в дар отправили?

— Прасковья сказала, что ты устанешь от меня однажды, и отправишь на смерть от мороза в чем мать родила, — сказала нерешительно, а от его прохладной руки, показавшейся мне печкой, по телу прошла волна тепла, низ живота будто молнией ударило. Кажется, мне в тулупе уже жарко.

— С ней я разберусь, как только в терем вернемся, а вот ты почему чужих, — он запнулся, окинув меня таким взглядом, что ноги подкосились, — существ слушаешь, непонятно.

Он нечаянно задел поврежденную Мореной руку, от чего я поморщилась, а на глаза навернулись слезы, с губ сорвался тихий стон.

— Что с твоей рукой? — чуть громче спросил мужчина, а выражение его лица сделалось обеспокоенным. Да настолько, что сердце радостно заныло от заботы.

— Волной ледяной задело, — созналась нерешительно. 

На самом деле, странно, что рука не оказалась замороженной, просто пара пальцев побелели, да боль ощущалась сильная, когда я пыталась шевелить ей или задевала что-то. Так с мизинцем на ноге в детстве было, когда я по зиме в простых калошах выбежала, да задержалась во дворе. Тогда отец взял меня в охапку и оттащил к бабе Нюре. Она с моим пальцем быстро справилась, да затрещину прописала, чтобы головой думала, а не надеялась на “авось”.

Макар нахмурился, аккуратно прошелся подушечками пальцев по поврежденной поверхности, до которой тулуп добраться не помешал. Меня тут же в жар бросило, да в такой, что воздуха в легких почти не оказалось. Я прикусила губу и украдкой глянула на мужчину. К лицу глаза не подняла, постеснялась, зато отлично увидела, как ходуном ходит его кадык, а на скулах желваки играют. И непонятно, злится он на меня, или его разрывают те же чувства, что меня изводят огненной лавиной внутри?

— Тебе нужна помощь, — сообщил, наконец, Макар, отпуская мою руку, бережно, будто боялся разбить, — Панкратий может залечить любую рану, но не уверен, что в его силах восстановить твои пальцы.

Внутри колотилась глухая тоска от того, что его прохладные пальцы больше не касаются моей пылающей жаром кожи. Только я давила эти странные чувства, я не понимала, откуда они и почему внутри все замирает, когда Макар рядом, даже если я не смотрю в его глаза. Или это все от влюбленности? Ведь я уже решила, что это именно она. Еще до нашей ночи. Или сердце мое решило, теперь не разберешь.

— А ты не можешь обратно отморозить? — спросила, чтоб не показать глупой и испуганной девицей.

— Нет, — он невесело усмехнулся, — я могу только заморозить. К несчастью. Это мой брат, Белый бог, способен возвращать жизнь недавно почившим.

Я невольно повела плечами. Не то, чтобы я когда-то опасалась богов, но после плотного знакомства с одним из них, реальность другого под сомнение не ставилась. А его способности по настоящему пугали, да и упоминание о том, что Белый бог не хвастался добродетелью, мог подставить и обмануть, чести ему не делало.

Хоть условно среди простого люда Белый бог приравнивался к солнцу, весне и новой жизни. А Макар, как его темное отражение, нес смерть, холод и ужас.

— Пойдешь со мной в терем обратно? — спросил он вдруг, прерывая мои мысли, а голос его почему-то дрогнул, сорвался в конце фразы на хрип.

Мужчина откашлялся, а я подняла на него все же расширившиеся от удивления глаза. Неужели, он моего согласия хочет? И против воли обратно не потащит.

— Что? — свел Макар брови, дожидаясь моего ответа, — ты ожидала, что я тебя сейчас по ветру развею?

Я помотала головой заторможено, а на лице расцвела глупая улыбка, которую теперь никакие беды не сотрут. Я надеялась на это, во всяком случае.

— Пойду, — ответила несмело, боясь поверить в свое счастье, но тут раздалось отчаянное лошадиное ржание неподалеку, — Гнедая, — вырвалось из моего рта облачком пара имя нашей кобылы.

Я заозиралась вокруг, пытаясь отыскать животину. Но среди сугробов и скрюченных ветвей почти ничего нельзя рассмотреть оказалось.

— Не бойся, Настя, — мою здоровую руку захватили в плен такие прохладные пальцы, — это всего лишь снежные волки лошадь напугали. Они не должны ей вреда причинить.

— Очень обнадеживает, — пробормотала я еле слышно, стараясь не стучать зубами от пробравшегося сквозь распахнутый тулуп холода и страха за родное существо, — а семье моей они вреда не причинят?

Макар огляделся кругом после моих слов, будто других людей только заметил неподалеку. Поправил меховую накидку и повел носом в сторону отца. Будто принюхивался. 

— Ручаться за сохранность смертных не могу, — ответил Макар, спустя некоторое время, показавшееся мне вечностью, — волки в нескольких прыжках от нас.

— А родные живы? — спросила слабо, надежда внутри рухнула кровоточащими клочьями, разрывая сердце страхом и тоской.

— Пока да, — повел плечами Макар, — женщина и мужчина без сознания только. Настя…

Он вдруг развернул меня к себе лицом и посмотрел очень внимательно, будто вновь в душу заглядывал.

— Скажи, разве есть тебе до них дело? — спросил проникновенно, только в душе слова его тяжелыми камнями ложились. — Ведь они тебя отправили на смерть верную, как ты думала сначала.

— Они заботились обо мне с самого младенчества, — ответила жарко, даже руку попытала из захвата вырвать, правда, безуспешно, — как же мне до них дела не может быть?!

— Почему ты такая жалостливая? — скривил губы Макар, разглядывая меня пристально. Глаза его блуждали по моему лицу, будто выискивали что-то, спрятанное под моей кожей.

— Я не жалостливая, — поджала я губы и отвела взгляд, не в силах спокойно выдерживать его интерес, — просто так уж мачеха и отец меня воспитали. Семья, она одна, ей надо дорожить и помогать до последнего вздоха. Ведь меня бросить могли, оставить на морозе замерзать. А отец уговорил мачеху нагульного ребеночка принять в дом. Мать-то моя вертихвостка, как выяснилось.

Макар непонимающе свел брови, но я не решилась рассказать ему о той правде, какую узнала. Что тогда еще жена его изменила ему с первым встречным, выносила ребенка, да родила. И ничего мужу не сказала. Хотя таких подробностей я не знала. Только догадываться могла, иначе Макар бы заподозрил во мне родственную связь с бывшей женой.

Совсем близко раздался пробирающий до мозга костей вой, а лошадиное ржание оборвалось, как не бывало. Я невольно вцепилась в руку мужчину сильнее, надеясь на его силу. Снежных волков в деревне опасались многие, если не все. А это именно они медленно крались через сугробы. В нашем направлении, и их глаза отнюдь не светились дружелюбием.

Сзади послышалось тихое рычание, а я резко развернулась. Хищники подбирались не только спереди, они наступали со всех сторон. Вот и сбылось мое предсказание. Съедят меня волки снежные. Вздохнула судорожно и посмотрела на Макара долгим взглядом, будто прощалась.

Его профиль казался выточенным из камня, брови сведены, глаза изучают обстановку, а губы сошлись в тонкую линию. На меня он не посмотрел в ответ, только руку сжал чуть сильнее. Этого хватило, чтобы дать мне сил. И чего испугалась, дуреха? Ведь рядом хозяин этого места. Он одним взглядом заморозить может.