Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Правда почудилось мне, что от волков тоже сила какая-то исходила. Странная, немного обжигающая. Я прислушалась к себе. Внутри меня будто потряхивало, а вместо крови бурлила раскаленная лава. Очень странные ощущения. Они не доставляли боли, но чувствовались остро, ярко.

И звуки.

Если раньше лес казался безмолвным, то сейчас будто пел и шептал на самой границе слышимости. Это пугало и удивляло одновременно. Я настолько погрузилась в свои ощущения, что вздрогнула всем телом от низкого голоса Макара, будто раскат грома прозвучал.

— Что надо тебе, служка царская, в моем лесу? — спросил он спокойно, а звук вибрировал, перекатывался, будто обволакивал, но не мягким покрывалом, а ежовыми рукавицами.

Послышался ответный рык, утробный, страшный. Я прижалась к Макару плотнее и прикусила губу, чтобы не завизжать. Потому что страх сковал все мое существо, растекся по венам холодной волной, он притушил все странные ощущения, оставил только сковывающий ужас.

Сбоку послышался тихий вздох, я обернулась и заметила Марфу. Сестра сидела прямо на снегу, подле мачехи и огромными от ужаса глазами смотрела, как к ней приближается один из хищников. Грязно-белая шерсть топорщилась во все стороны, из открытой пасти капала на снег слюна, делая в ровном покрывале некрасивые отверстия, а в глазах зверя читался лютый голод.

Я дернула Макара за руку, чем вызвала недовольное цыканье. Только жизнь и здоровье сестры важнее чужого недовольства. Волк, что рычал в ответ на вопрос мужчины, припал к земле и двинулся в нашу сторону. Даже в такой позе он выглядел просто огромным, как откормленный телок. Белоснежная шерсть, в отличие от шерсти его товарищей, выглядела приглаженной, будто причесанной, а голубые глаза показались знакомыми. Только недолго я любовалась опасным зверем.

Остальные приняли такой жест за побуждение к действию. Сразу двое прыгнули из-за спины главного волка. От неожиданности я взвизгнула и отшатнулась, но волки не добрались до нас, оказались сметены взявшейся ниоткуда снежной стеной. Раздался жалобный скулеж, сменившийся рычанием.

Перевела испуганный взгляд на Макара, вокруг него будто взвилось белое пламя, свободная рука поднята на уровень груди, а пальцы согнуты и напряжены.

Глаза из бесцветных превратились в белые, отчего черный провал зрачка казался пугающей пропастью, а весь вид мужчины утратил человечность. Черты лица заострились, а плечи будто раздались вширь. Но я понимала, что мне только кажется, из-за странного свечения вокруг Макара.

— Не бойся, — донеслось до меня так близко, будто прямо в голове, — тебя не трону, семью твою тоже, — добавил будто нехотя, как только я собралась о них вспомнить, — только зазнаек снежных научу уму-разуму.

— Спасибо, — прошептала одними губами, но Макар услышал, его губы тронула мимолетная улыбка, адресованная мне, а глаза на миг снова стали человеческими.

— Отойди за мою спину, — посоветовал он, — там безопаснее.

Я отступила от мужчины на шаг, и нехотя освободилась из плена его руки. Прикрыла лицо руками от страха, только щелки оставила, чтобы подсматривать.

Вокруг плотной стеной вилась пурга, такая сильная, что волки с трудом оставались на земле. Того, который подбирался к Марфе, снесло на несколько шагов назад. Он мотал мордой из стороны в сторону, а взгляд казался мутным. Марфа же прижалась к мачехе всем телом и не шевелилась. Неужели, она ее спасти пытается? 

От кого, а уж от Марфы я такого не ожидала. Даже руки опустила, тут же поморщилась — забыла, что одна рука у меня повреждена. Ее поступок взволновал внутри что-то, расплескал злобу на обитателей Заколдованного леса. 

Особенно на маменьку родимую. Она ведь меня с самого начала умирать оставила, непонятно, конечно, почему выносила, но, видно, причины имелись. 

Злоба потекла по венам обжигающим холодом, а страх и боль притупились, когда я заметила, как один из волков приготовился к прыжку. К прыжку на моего отца — тот как раз пошевелился, видно пришел в себя. 

С губ сорвался вопль, а от самого центра моей груди будто отделилась волна. Она зависла в пространстве, точно раздумывала, что же ей дальше делать, а потом взвилась, расширилась и рванула к волку, прыгнувшему на отца.

Волка сшибло в полете, откинуло к деревьям, до моих ушей донесся жалобный визг. Сердце тут же сжалось в груди, а к щекам прилила краска стыда и запоздалого страха. Неужели, я какой-то чудной магией причинила вред живому существу? Я ведь и таракана лишний раз совком не пришибу. Благо, тараканов у нас отродясь не водилось.

Волна рассеялась как только коснулась шерсти волка, исчезла без следа, а в моей голове будто зазвенели бубенцы. Все вокруг поплыло, завертелось, руки-ноги стали свинцовыми, неподъемными, а тело ватным, не моим. Я даже удивиться не успела, как вокруг сомкнулась тьма, а я ухнула в тягостное небытие.

Черный бог

Знакомая магия отвлекла от заклинания, когда я собирался обездвижить вожака, чтобы допросить с пристрастием. Поэтому его выпад оказался полной неожиданностью. Огромный зверь бросился прямо сквозь мои снежные волны, не жалея своей шкуры.

Пришлось резко перемещаться в сторону, рассеивая наговор. Если б не отменил, волку бы жить осталось всего несколько минут. Откуда он такой недалекий? 

Пока перемещался, краем глаза заметил позади себя Настеньку, и сердце тут же замерло, чтобы забиться в несколько раз быстрее. Девушка безжизненно распласталась на снегу, в ореоле бледного сияния. На ресницах ее застыла изморозь, а кожа сделалась бледной, почти белоснежной. Со щек сошел весь румянец, а губы приобрели синеватый оттенок.

Бросился к ней, наплевал на волков снежных, на вьюгу, что поднял вокруг, на людей, которые еще копошились. Упал на колени и подрагивающими пальцами коснулся щеки Насти — стылая, как лед, в который я стены терема превратил.

— Настенька, — сорвалось с губ горестно, только не ответила она, оставаясь такой же неподвижной.

Положил аккуратно ее голову на свои колени, нащупал то место на шее, где пульсировала жилка обычно. Только пальцы ничего не ощутили, вызывая внутри меня бездну. Прижал к себе Настю, будто невесомую и такую ледяную, попытался согреть, но, куда там. Показалась она куклой, из груди вырвался хрип, переросший в отчаянный рык, а перед глазами будто пелена встала. Слилось все в одно размытое пятно, заволокло белым снегом.

Не стал я ждать ничего больше, заставил вьюгу перенести меня прямо в покои главные. Те, которыми я так редко пользовался, предпочитая кабинет. Меня сразу оглушила тишина, больше ни воя, ни плача не слышалось, да и ветер не завывал печально.

Поднялся с колен прямо вместе с Настенькой и ощутил, как все корочкой льда покрывается вокруг, а внутри бушует что-то лютое. То, что я прятал и запирал столько столетий внутри себя.

Все доводы о том, что она простая человечка, и не стоит такого внимания, остались там, на поляне в Заколдованном лесу. Или еще раньше, на ложе, для даров предназначенном. Потому что только при виде Насти кровь закипела, а еще недавнее желание жестоко наказать ее за побег разбилось вдребезги, стоило только увидеть ее огромные испуганные глаза.

Уложил аккуратно на постель — как живая. Сжал кулаки и шагнул обратно, разбираться с тем, кто посмел отнять у меня часть моего сердца, часть жизни.

При переходе обратно немного унял свои чувства, покрывая себя ледяной броней, так же, как покои в тереме. Это отрезвило, вернуло мысли на место, а сердце заставило биться ровно. Не положено мне такого демонстрировать. По крайней мере, не при смертных.

На поляне все осталось, как прежде: волки застыли в своих позах, поджав хвосты и трясясь от холода с ужасом вперемешку, я почуял этот поганый запах, стоило только выйти из вихря снежинок, люди сбились в кучку и тряслись пуще волков.

Я глянул на всех исподлобья, выбрал главного и тихо спросил, только даже главный, самый смелый с виду, сжался, да попытался попятиться: