Рысюхин, помните свои шестнадцать? (СИ) - "Котус"

— Господин барон не только в музыке новаторством отличается, но и в технике. Юра, сколько у вас сейчас действующих патентов?

Я задумался на пару секунд.

— Точно не помню, что-то около восьмидесяти, не считая оружейных. Но их мы считать не будем, а то СИБ обидеться может.

Единственное, что пришлось отбиваться от не то просьб, не то предложений, не то требований тоже выступить на фестивале. И, надо сказать, офицерская форма помогла в этом куда лучше, чем уверения, что я более-менее умею играть только на гитаре. И то правда: в форме на сцену было нельзя, и переодеваться в штатское, пока я числюсь на службе, а будучи вызван ко Двору в качестве флигель-адъютанта я считался на действительной службе, со всеми вытекающими — тоже. Фортепьяно и трубу (точнее — горн) я под давлением своих жён всё же начал осваивать, но там мои успехи пока ограничивались тремя мелодиями уровня «собачьего вальса» на первом инструменте и армейскими сигналами — на втором. Так или иначе — было весело и познавательно, причём фестиваль длился целую неделю и меня приглашали приходить ещё, даже вручили пригласительный билет на закрытую часть форума, хоть я и предупредил, что в связи со служебными делами не могу гарантировать своё присутствие.

На следующий день я на фестиваль не попал: ближе к обеду меня перехватил Семён Аркадьевич и предупредил, что в трём пополудни мне надлежит быть в готовности в парадном мундире.

— А в чём причина такой задержки, не поделитесь? Если не секрет, конечно.

— Турецкого посла нового ждали. Вот, приехал, будет верительные грамоты вручать, а после этого и награждение состоится.

— То есть, при всём дипломатическом корпусе⁈ Да уж, умеет Государь обставить сцену. Так, а при чём тут вообще турки, и что со старым послом случилось⁈

— Этого я, увы не могу сказать.

— Зато я могу. Вы закончили, Семён Аркадьевич?

Говорят, что медведи могут ходить совершенно беззвучно, несмотря на свои размеры, и князь Медведев, глава СИБ, эту способность своего тотема перенял полностью. Дождавшись, пока секретарь откланяется, князь продолжил:

— Турки, в свете последних данных, главные подозреваемые наравне с англичанами. Вот Государь и хочет посмотреть на них обоих, когда поднимет соответствующую тему. А старый посол одновременно с началом всей замятни уехал на родину «по состоянию здоровья». Вроде как грыжа у него не то вылезла, не то защемилась.

— То есть, если вспомнить гимназическую латынь — хернёй[1] страдать поехал.

Князь на пару секунд задумался, не то вспоминая латынь, не то размышляя, как реагировать на моё высказывание. Но не успел я как следует отругать себя за длинный язык, как он рассмеялся:

— Вот именно этим он и отправился заниматься! Х-ха! Надо же — ведь и по форме, и по сути правильно сказано, сразу видно творческого человека!

— Ваше сиятельство, может, вы знаете ещё и то, чем меня Государь награждать собрался? А то он угрожал чем-то особенным отметить, а чем именно — не сказал.

— И я не скажу, хоть и знаю. Не из вредности, а потому что Его Величество специально просил никому не сообщать, в том числе и вам. В воспитательных, как он выразился, целях. Одно могу сказать: вас это точно удивит и, возможно, даже обрадует. Но это не точно.

[1] На латыни «грыжа» — hernia. В годы ПМВ была самым популярным способом откосить от призыва, пожалуй, во всех воюющих странах. Тогда же выражение про страдание и пошло в массы, тем более, что многие уклонисты творили как раз то, что сейчас приходит в голову, когда слышим данный фразеологизм.

Глава 16

При входе в зал князь Медведев извинился и ушёл по своим делам, а возле меня откуда-то снова появился Семён Аркадьевич. Это было чрезвычайно вовремя и очень порадовало, поскольку он взял на себя роль своего рода консультанта. Я же никогда не бывал на дипломатических приёмах, не видел их и тем более не предполагал, что когда-то доведётся стать участником одного из них. Поэтому вообще не представлял себе ни куда встать, ни на кого смотреть, и подсказки секретаря Государя оказались настоящим спасением.

— Сейчас будет техническая часть, — тихим голосом, но не шёпотом, а своеобразным бормотанием, которое намного хуже слышно со стороны, объяснял мне Прокречетов. — Служащие проверят, что присутствуют все, кому положено и все, кому разрешили из числа желающих, а также выяснит причину отсутствия, если кого-то не хватает. Потом будет доклад Государю, что всё готово или о возникших проблемах, и он или выйдет в зал, дав начало церемонии, или перенесёт её на другое время.

Служащие в ливреях на самом деле быстро пробежались по залу, почти не тревожа собравшихся вопросами, видимо, знали в лицо тех, в чьём присутствии должны были убедиться. Подошёл один из них и к нам, но получив короткую отмашку от моего сопровождающего тут же ретировался.

— Государь поприветствует собравшихся, затем послы зачитают верительные грамоты и выступят с приветственной речью. Затем вручат грамоты министру иностранных дел, или его доверенному товарищу[1], но последнее редкость и происходит или в случае отсутствия его высокопревосходительства или как знак крайнего недовольства Государя в отношении страны, посол которой принимается таким образом. Затем ответная речь Государя, потом обычно даётся время на неформальное общение дипломатов между собой, с сотрудниками министерства и с Его Величеством. Это общение плавно переходит в небольшой фуршет, и через какое-то время завершается, причём Государь никогда не присутствует на приёме до конца. И по тому, когда именно он уйдёт, некоторые умудряются делать весьма далеко идущие выводы.

— И что, они совсем необоснованные, эти выводы?

— По большей части — да. Просто у Государя много других дел и очень плотное расписание. Но иногда — иногда! — он на самом деле демонстративно уходит раньше запланированного или, ещё реже, задерживается, перенося другие дела. Да, раньше Его Величества уходить нельзя. Далее — по заведованиям, нельзя уходить раньше начальника, если он сам не отошлёт по делу или не разрешит уходить по усмотрению, но вас это на данный момент не касается.

— Кстати говоря, а я тут где и как вообще вписываюсь в регламент?

— Государь объявит о награждении в конце своей речи.

В этот момент церемониймейстер объявил о выходе Императора и все разговоры тут же, разумеется стихли. Присутствующие начали перестраиваться и переглядываться, при этом я несколько раз ловил на себе удивлённые или заинтересованные взгляды, но большинство мою особу попросту игнорировали. Да и интерес, как я понимаю, был вызван вопросом кто я такой и что здесь делаю. Всё же дипломатическая служба это довольно узкая и закрытая от посторонних лиц прослойка чиновничества, и появление в их среде новых незнакомых людей кое-кого тревожило.

Пётр Алексеевич вышел минут через пять-шесть после объявления о таковом, давая публике время определиться с ранжиром и нашебуршаться вдоволь. Тут, кстати, снова пригодился Семён Аркадьевич: без него меня бы явно затёрли куда-то в дальний угол, невзирая ни на какие эполеты с аксельбантами, а вот этого скромника, который когда-то уверял, что «никакое я не благородие» задвигать куда-либо никто не рискнул, и меня за компанию. В итоге где мой сопровождающий встал в момент декларации о намерении Государя выйти к собравшимся, там мы и остались стоять, плюс-минус сантиметр.

Император коротенько, минуты за три, рассказал что-то насчёт того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», высказал пожелание провести сегодняшнее собрание результативно и ко взаимной пользе, после чего занял своё место на троне и уступил место церемониймейстеру. Тот тоже тянуть не стал и передал слово послу, который, строго говоря, до момента вручения вертельной грамоты таковым ещё не являлся. Ведь, в теории, грамоту могут и не принять, мол, рожа не нравится или ещё что, но это уже как минимум на грани оскорбления главы чужого государства, а то и за этой гранью, если повод не будет достаточно убедителен. В общем, хороший заход для последующего объявления войны. Надо сказать, что имя у посла было настолько многосуставчатым, что меня так и подмывало спросить у Семёна Аркадьевича «кто все эти люди».