Опасная любовь командора (СИ) - Муратова Ульяна

— На самом деле увольняться я не хочу… Но на этом настаивает командор.

— Неужели? — сверкнул глазами капрал. — Как низко с его стороны…

Фоль пододвинулся ближе, и хотел сказать что-то ещё, но в этот момент раздался уверенный сухой стук в дверь. Я широко распахнула глаза и прошептала:

— Это Блайнер!

Капрал молниеносно схватил со стола кружку — правда, по ошибке, мою! — и ловким, слитным движением махнул через подоконник и нырнул в ночь.

Я быстро и бесшумно заперла окно, отворила дверь и впустила Кеммера.

— Адель, я хотел узнать, закончила ли ты инвентаризацию и не нужно ли прислать кого-то в помощь.

— Нет, не нужно. Я почти закончила. Осталось только перепроверить и поставить подпись.

При взгляде на строгое, словно из стали отлитое лицо Блайнера, я поймала себя на странной, шальной мысли, как уговорить его оставить меня в части. Эта мысль настолько настойчиво засела в голове, что я пригласила командора за стол и предложила ему чай. Он согласился, с подозрением глядя на металлическую шкатулку:

— Это эстренский чай?

— Меня угостили, — сочла нужным пояснить я, достала чистую кружку и налила немного ему.

Сама взялась за кружку капрала, чтобы не вызвать лишних вопросов.

В мыслях творился сумбур. Я вспомнила, что хотела сказать командору нечто важное, но забыла, что именно. Расслабление в теле постепенно оборачивалось теплом, которое продолжало нарастать.

Новый глоток горячего чая прокатился по горлу и осел в животе огненным цветком, а вернее тугим бутоном из пламени. Уютно устроившись, он начал распускаться — один лепесток за другим — и опускаться всё ниже и ниже. Там он расцвёл окончательно, наполняя тело обжигающе прекрасным нектаром. Меня бросило в странный жар, а разумные мысли вдруг затерялись в его мареве.

Сделала ещё один глоток, скорее по привычке, чем в надежде прийти в себя, но это лишь усугубило ситуацию.

Щёки и губы запылали.

Командор наблюдал за мной с каким-то особенно пристальным, почти осязаемым вниманием, но это не раздражало. Напротив. Подумалось, что я всё же смогу заставить его передумать, если попробую иной подход.

Он обвинял меня в попытке использовать свою внешность для достижения желаемого, и сейчас я обкатывала эту странную мысль. А что если он обвинял меня в том, чего на самом деле хотел? Или намекал? В конце концов, с чего бы ему так зацикливаться на моей внешности, если она ему не по душе?

Сладость от мармеладных конфет ощущалась во рту настолько отчётливо, что начала казаться приторной. Я сделала ещё один глоток чая, но она не ушла, а словно усилилась, и теперь во мне цвели два огненных цветка: один на губах, а другой — внизу живота.

Кеммер молча изучал моё лицо, и я впервые задумалась: а как он целуется? Неужели в отношениях он так же холоден и отстранён, как и в работе? Или, напротив, за закрытыми дверями его спальни пылают страсти, которые он не выпускает наружу?

Глупые мысли, но я никак не могла их отогнать.

Воздуха перестало хватать.

Я зачем-то представила, как медленно опускаюсь на пол перед сидящим в кресле Кеммером, а затем глажу ладонями его широко расставленные мускулистые ноги. Наклоняюсь к его лежащей на колене руке и прижимаюсь к ней пылающей щекой, а затем целую. Мощное послевкусие от конфеты делает поцелуй потрясающе сладким, и я никак не могу насытиться и остановиться. Удивлённые глаза Кеммера широко распахиваются. Я поглаживаю его бёдра, наслаждаясь ощущением крепких мышц под плотной тканью брюк. А затем бессовестно перехожу выше, к ширинке…

Нет, стоп! Откуда у меня такие мысли?

Я нервно сжала кулаки и впилась ногтями себе в ладони, чтобы избавиться от навязчивых, развратных желаний. Сделала ещё глоток чая и посмотрела на собеседника. Кеммер старался выглядеть холодно и отрешённо, но когда он выдыхал, крылья носа расходились в стороны чуть дальше, чем обычно, а на правом виске вспухла голубая венка. Пульс бился слишком часто. Целительские способности позволяли замечать чуть больше, чем доступно остальным.

— Кеммер, я хочу тебе признаться… — опустила глаза вниз, на кружку с чаем, напоминавшим цветом хмельной янтарный ром. Только не крепкий. Такой бывает?

— И в чём же? — раздался низкий, рокочущий голос.

— Я так устала не соглашаться с тобой, — тихо сказала я совсем не то, что собиралась.

Мысли путались, и на передний план выступила одна, предательская в своей простоте и очевидности. Может быть, мне удастся расположить его к себе, если очаровать? Ссоры и споры ни к чему не привели, что если попробовать добиться своего лаской? Разве это так плохо? Просто улыбнуться, пофлиртовать, главное — не заходить слишком далеко.

— Ты не поверишь, но я тоже, — хмыкнул он, с прищуром разглядывая меня.

— Противостоять тебе оказалось гораздо тяжелее, чем я думала, — честно призналась, глядя ему в глаза. — Это жутко изматывало.

— Что ж, завтра всё закончится. Отдохнёшь дома, как и положено благородной нобларине.

— Я так хочу остаться на этой должности, Кеммер. Нам очень нужны деньги. Даже если я доработаю в части до конца года, жалованье всё равно едва покроет налог на безбрачие. А если останусь без работы, то в начале следующего года, когда придёт счёт, мы окажемся на улице. Поэтому я бы хотела как-то договориться.

— Не понимаю, к чему ты клонишь? Я уже принял решение.

Я замолчала. Отчего всё было так сложно? Мысли ворочались в голове тяжёлыми нагретыми на солнце валунами, перекатывающимися с одного бока на другой.

— Всё зависит от того, могу ли я сделать нечто, позволяющее тебе смириться с моим присутствием здесь, — я поставила кружку на стол, едва не промахнувшись мимо края, и оперлась на подлокотник кресла так, чтобы оказаться ближе к Кеммеру.

Он тоже наклонился ко мне, и теперь наши лица разделял лишь дюйм пространства. Огненные цветы распускались по всему моему телу, а в ноздри ударил знакомый мужской аромат — кедрово-цитрусовый, с примесью горькой нотки машинного масла.

— Ты ведёшь себя странно, Адель, — он смотрел в упор и чуть-чуть насмешливо, но его зрачки расширились.

В голове зашумело, и я улыбнулась краешком губ, изучая его глаза. Снежно-голубые, с крошечными крапинками ртути у зрачков и антрацитовые по внешнему краю радужки. Завораживающие, казавшиеся раньше холодными и недосягаемыми.

— Мне кажется, я собираюсь сделать глупость.

— Неужели? — он с вызовом вскинул бровь и хрипло спросил: — И какую именно?

Я выдохнула, набираясь смелости, а затем придвинулась ближе и нежно поцеловала его. Потянулась ещё ближе, опутала его шею руками, провела по неподатливым губам языком и почувствовала, как они размыкаются. А затем он перехватил инициативу. Одним движением вынул меня из кресла и усадил себе на колени, стиснул в стальной хватке и ворвался языком в мой рот. Ноги оказались перекинуты через подлокотник, а сама я — в полной власти командора.

Изначально нежный, невесомый поцелуй превратился в требовательный, лишающий дыхания и воли. Меня закружило в огненном вихре. Когда рука Кеммера нахально скользнула под рубашку, я не просто не возразила, а выгнулась ему навстречу. Губы Кеммера обжигали кипящей карамелью, но когда мы делили её на двоих, она не причиняла боли. Растекалась по телу, лишая разума, наполняла собой без остатка.

Мои пальцы запутались в волнистых тёмных волосах, таких же жёстких и непримиримых, как сам Кеммер. Его правая рука сжимала моё бедро, и я смаковала восхитительно властные прикосновения, плавясь у него в руках. Когда он расстегнул мои брюки и скользнул пальцами под каёмку белья, я не остановила его, а поддалась искушению. Его губы стали требовательнее, а движения настойчивее.

Задыхаясь в дурмане внезапно нахлынувшего бешеного желания, я задрожала под напором его руки и застонала, когда кровь вскипела от экстаза. Наслаждение затопило сознание, и в глазах помутилось.

Я вцепилась в Кеммера и села ровнее. Его правая рука всё ещё поглаживала мои бёдра, а левой он провёл по моему лицу. Большим пальцем коснулся исцелованных губ, и я сначала лизнула подушечку, а потом втянула весь палец в рот и принялась ласкать так, как точно не подобало воспитанной аристократке. А когда глаза Кеммера потемнели от страсти, я принялась за указательный палец, с вызовом глядя в неимоверно широкие зрачки.