Практикантка (СИ) - Абдуллова Екатерина

Мысленно чертыхнувшись, Лера склонила голову и замерла. Вроде бы почтительно.

Спустя пару долгих, долгих секунд Маркус взял ложку, и Лера незаметно выдохнула. Как же достало! Еще бы руку лобызать заставили!

Во второй раз встав в очередь (к счастью, длина ее сократилась почти вдвое), она украдкой оценила обстановку. Вроде прокатило. Никто не заметил ее неформального обращения. Вот если бы девушки сидели за соседним столом, вот они бы взбаламутились, а парни больше едой заняты и не особо вслушиваются в чужие разговоры. Хорошо, значит, можно спокойно подсесть к Маркусу. Спросить его об опекуне, о клацилийках… Хотя, нет, только об опекуне.

Но какой все-таки взгляд у него был… До печенок проморозил.

Лавируя меж столиков со вторым подносом, Лера смотрела под ноги да по сторонам, и потому Шон, усевшийся по правую руку от Маркуса, оказался для нее сюрпризом.

Лера замешкалась. Садиться с ними или нет? И так вчера практически выгнала «ботаника» из комнаты, и вот опять… Да и ей лишние уши ни к чему. Может, подкараулить Маркуса на выходе?

— Светлого дня, — протянула она, все еще раздумывая.

— К твоему сведению, уже вечер, — неприязненно ответил Шон.

А «ботаник»-то, похоже, из тех, кто лелеет обиды. Копит, складирует… Плюшкин.

— Ну, тогда темного вечера, — сказала Лера и села. На свое привычное место, слева от патрона.

Шон зло посмотрел на нее, потом, словно в ожидании чего-то, на Маркуса.

А Маркус ел. Глядя в пространство, механически черпал похлебку, жевал и, кажется, не замечал ни того, что ест, ни того, что происходит за столом. Лере почему-то вспомнился утренний разговор на скалах. Воздушный шар, дирижабль… Возможно, Маркус «летит» сейчас над северными лесами, щурится от ветра, ловит невесомое, ласковое тепло заходящего солнца… и подсчитывает, сколько угля нажжет.

— Лэр Маркус, — позвала она и будто случайно брякнула ложкой о край тарелки. — Вам понравилось на горках?

Маркус вынырнул из своих мыслей. Потер брови и устало сказал:

— Было хорошо, пока «крокодилы» не сползлись.

— Крокодилы? — не понял Шон.

— Девушки, — пояснил Маркус, но, кажется, Шону понятней не стало.

Лера, скрывая улыбку, помешала бобы. Опять вспомнила о поваре и, решив, что ничего тайного в разговоре про опекуна нет, спросила Маркуса, к кому можно обратиться, кому довериться.

Маркус отвечать не спешил. Зато Шон вполголоса, но так, чтобы Лера услышала, заметил:

— А родители на что?

Сердце екнуло. О да, если бы мама с папой были здесь… Маркус беспокойно шевельнулся, возможно, хотел вмешаться, но Лера опередила. В упор посмотрела на Шона и сказала:

— Мои родители в лучшем из миров.

Шон сначала оцепенел, а потом, краснея и ерзая, забормотал:

— Я не знал… Прости. Ты как-то говорила о них… Я думал, они живы…

Он так смутился, что Лере даже стыдно стало.

— Да ничего, — она неловко пожала плечами. — Я надеюсь когда-нибудь встретиться с ними.

Шон замер, выпучив глаза. Всё, довела беднягу… Боясь ляпнуть еще что-нибудь, Лера заняла рот лепешкой.

К счастью, Маркус быстро соображал.

— Все мы хотим оказаться в лучшем из миров, — буднично сказал он. — А по поводу опекуна… Я поговорю с дэром Амори ван Тероном.

Услышав имя, Шон очнулся:

— С моим отцом? Он тут при чем?

— Дэр Амори — мой представитель, — сказал Маркус. — Он тебе не писал?

Судя по вытянувшемуся лицу Шона, не писал.

— А твой дед… — начал он и осекся.

— Он пока не знает.

Катая в пальцах шарик из мякиша, Лера с тревогой ждала пояснения Маркуса: почему он хочет обсудить ее с отцом Шона. Он ведь не попросит его быть опекуном?

Шона интересовало то же самое.

— Я могу узнать цель разговора? — спросил он неестественно высоким голосом.

Маркус изучающе посмотрел на друга. Этого Лере хватило, и она воскликнула:

— Лэр Маркус, я передумала! Эти медяшки мне сейчас ни к чему, так что позже… Не надо опекуна…

Когда Вэлэри наспех, без аппетита, доела и ушла, Маркус вновь обратил внимание на Шона. Тот о чем-то размышлял, сверля тарелку злым взглядом.

— Мне казалось, что у вас с Вэлэри дружеские отношения, — заметил Маркус.

— Она просто одна из однокурсниц. С чего бы мне дружить с ней?

— Разве не ты расписывал мне, какая она необычная? И разве не тебе с рыжим тогда в библиотеке она рассказывала… Впрочем, не стоит об этом… Так с чего вдруг такая неприязнь? Уж не из-за того ли, что я взял ее в клиентки?

— А если из-за того? — неожиданно вскинулся Шон. — Я не понимаю, почему ты так печешься о ней? Она всего лишь академическая клиентка! Она не твоя семья! И вообще… — Шон перевел дыхание и уже более сдержанно, однако и с большим недоумением и даже разочарованием продолжил: — Ты — ван Сатор! Как ты можешь заниматься какими-то горками⁈ И я слышал это тоже идея Дартс… Шайсе, горки! — Он опять начал горячиться. — Маркус, мы же не дети! И твой дед точно не одобрит твои… увлечения.

— Шон, — холодно оборвал его Маркус. — Поумерь пыл. Ты хоть и мой друг, но не забывайся.

— Вот именно! Если ты все еще считаешь меня своим другом, то послушай: тебе давно пора вернуться в столицу. В Сивилии твое место! Ведь собирался же… Зачем остался в Альтии?

— У меня свои причины, — отрезал Маркус. — И да, я все еще считаю тебя своим другом. Поэтому воздержись от подобных советов — не «подпевай» моим врагам.

После ужина, закончившегося в молчании, Шон отправился к себе, а не к Леноре, как собирался. В комнате горел светляк, но никого не было, и он, хлопнув дверью, выругался. От этого стало только хуже. Представилось, как мама укоризненно покачала бы головой, а отец нахмурился бы и посоветовал держать эмоции в узде. Совсем как Маркус…

— Эй, ты чего? — раздался вдруг встревоженный голос Дилана. Рыжий вышел из умывальной.

— Прячешься по углам, — прошипел Шон, не сдержав досады.

— Не прячусь я! — возмутился Дилан, но как-то неуверенно. Запустив пятерню в спутанные, влажные волосы, оглянулся на что-то в умывальне и закрыл дверь.

Тесный ворот рубашки душил. Рванув его, Шон с размаху, чего никогда себе не позволял, упал на кровать.

— Тогда что-то прячешь. — Он мазнул по Дилану раздраженным взглядом. — Вид у тебя, будто в библиотеке застали за воровством книг… И на ужин не пришел.

— Ужин⁈ Проклятье! — Рыжий начал лихорадочно срывать с себя тунику с мокрыми рукавами, после чего выхватил из шкафа сухую, но мятую, и просунув в нее голову, сердито посмотрел на Шона: — Если кто и потащил бы книги, так ты. А я не вор! Еще раз так назовешь меня — врежу! Не посмотрю, что друг.

Жаркой волной Шона подбросило с кровати. Он сам не понял, как оказался напротив Дилана: только что лежал, но уже в следующий миг перед ним возникла конопатая физиономия рыжего с открытым от изумления ртом.

— Ты мне не друг! — заорал Шон. — Понял⁈ Не друг! Не друг! Мы просто соседи!

От крика становилось легче и тяжелее одновременно. Словно что-то одно, едкое, горячее, выливалось из груди, но тут же на его месте возникало новое, давящее и тянущее к земле.

— Да понял я, понял, соседи… — все еще изумленно, однако со странной и очень знакомой ласковой интонацией заговорил Дилан. — Незачем на людей бросаться… С Ленорой поссорился, что ли? Ну, как поссорились, так и помиритесь… Все ссорятся. Даже мы с тобой.

Он похлопал Шона по плечу. Шон дернулся, поняв, наконец, откуда этот успокаивающим тон: так ворковал с лошадьми учитель верховой езды. Рыжий — идиот!

Хотя, кажется, подействовало… После небольшой паузы, потирая плечо и отводя взгляд, Шон тихо спросил:

— Думаешь, помиримся? У нас разные мнения по поводу одной ситуации. Это как стена… И не собираюсь подходить к ней, касаться… А все равно вижу, думаю, натыкаюсь… И хочу проломить. Хочу, чтоб было как прежде.

Он чуть было не добавил: «И чтобы разговора в столовой не было». Испугавшись собственной откровенности, искоса глянул на Дилана, однако тот не насмехался и ответил серьезно: