Ученица Волхва (СИ) - Тарасов Иван

— Великому князю Московскому — весть от Светлояра, — голос её звенел, как колокол, заглушая гомон площади.

…

В Кремле Иван Васильевич стоял у карты Казанского ханства, где красным воском был помечен лагерь Сафа-Гирея. Известие о возвращении хана-изгоя жгло сердце:

— Он смеет угрожать Руси, как тать под окном?

— Государь, гости из Светлояра, — доложил стражник, и дверь распахнулась.

Игуменья Марфа вошла, не склоняя головы. За ней — две сестры, и витязи, чьи тени на стенах казались больше их самих.

— Благословенны грядущие во имя света, — произнесла Марфа, но в её глазах горела не молитвенная кротость, а сталь.

Совет Света и Тени

Игуменья развернула свиток с чертежами вологодского подземелья. На пергаменте кровавой охрой были выведены перевернутые кресты, а рядом — заметки на латыни: «Ave Satanas».

— Церковь Сатаны, государь. Не Чернобога, чья тьма — часть мира, а того, кто сеет распад, — её пальцы коснулись символа козлиной головы. — Их вера — ложь. Их войны — бойня. Их священники… — она вскинула ладонь, и в воздухе вспыхнуло видение: ливонский рыцарь в доспехах с крестами, рубящий детей у алтаря.

Иван сжал рукоять меча. Захарьин, стоявший за троном, прошипел:

— Чернокнижие!

— Правда, — оборвала его вторая монахиня, Агафья. — В Европе жгут ведьм, но сами стали слугами тьмы. Они вырвали магию с корнем — и теперь их души пусты.

Третья сестра, молодая, с лицом, закрытым вуалью, выступила вперед:

— Светлояр предлагает путь. Школы для одарённых. Воины-хранители, — она кивнула на витязей. — Они неподкупны. Они узрят отраву в твоей трапезе государь, их мечи различают правду и ложь.

Иван встал, подойдя к витязю. Тот снял шлем, открыв лицо, иссечённое шрамами-рунами:

— Мы — дружина Светлояра, укрытого покровами от нечестивого Батыя. Нас двенадцать, как месяцев в году. Где один падёт — восстанет другой.

— Что вы хотите взамен? — спросил князь.

— Подворье в Кремле. Чтобы свет Светлояра освещал ваш трон, — ответила Марфа. — И… отпустите Арину Сухонскую. Чернобог начал её обучение, но закончить его должна Макошь.

Тишину разрезал крик ворона за окном. Иван повернулся к Арине, стоявшей в тени:

— Ты согласна?

— Если это убережёт Русь от участи Европы… — она коснулась оберега на груди.

— Пусть будет так, — князь ударил жезлом по полу. — Но к смотринам невест она вернётся. С достойной родословной.

Марфа кивнула, и вуаль третьей монахини упала. Под ней оказалось лицо Арины — точь-в-точь, но без шрама на щеке.

— Личина Макоши обережёт её, — улыбнулась игуменья. — А ваша невеста будет там, где надо.

…

Когда гости ушли, Иван взглянул на карту. Сафа-Гирей отметиной алел, как рана.

— Готовьте войска, — сказал он Захарьину. — Казань ждёт.

А в подворье Светлояра, что уже строилось у Никольской башни, витязь в доспехах поднял чашу с мёдом:

— За Русь. И за тех, кто сражается в тени.

В ответ зазвенели мечи. Где-то за Москвой-рекой, в чаще, смеялся Чернобог, точа когти о судьбу.

….

Четыре дня спустя в Грановитой палате собрались те, кого Арина рискнула позвать: Иван, Финист, витязи Светлояра и матушка Марфа с сестрами. На крепком дубовом столе Исидор Любомудров приготовил все для обряда обращения к Чернобогу.

Когда тени удлинились, Чернобог явился не во сне, а в плоти: рогатые, обугленный, но в его ауре не было лжи — лишь холодная ясность стали.

— Государь, — голос бога потряс стены, — давай договоримся. Я уберу твоих врагов. А ты… позволь мне жечь их.

Иван поднялся, и в его глазах горел тот же огонь, что и в поле видения:

— На каких условиях?

— Никаких, — Чернобог рассмеялся. — Война — сама по себе плата.

Макошь шагнула вперед, и её плащ затмил свечи:

— А если ты обратишь пламя против Руси?

— Тогда они, — бог указал на сестер из Светлояра, — сожгут меня.

Тишина повисла, как лезвие на волоске. Иван взглянул на Арину. Она кивнула.

— Начинай, — произнес князь. — Но знай: предашь — найду способ стереть даже тень.

Чернобог склонил голову, впервые за тысячу лет выказав уважение.

— Договор заключен. Готовь крепкое войско к зиме года 1647. Рубите деревянную крепость. Ее надо будет сплавить вниз по Волге и поставить на острове у впадения Свияги в Волгу. Оттуда будет взята Казань. Пошли надежного посла в Ногайскую орду. Я помогу…

Когда он исчез, оставив запах пожарищ, матушка Марфа перекрестилась:

— Господи, помилуй нас.

Арина же смотрела на звезды, где уже кружили вороны. Война началась. И среди её искр только Макошь видела, как в договоре Чернобога спряталась иная цель — сплести судьбу Арины и Ивана в единый факел, которому суждено либо осветить Русь, либо спалить её дотла.

Глава 19. «Тени Мещеры»

Август 1546 года. Река Ока.

Корабль с алыми парусами скользил по воде, словно лебедь с окровавленными крыльями. Финист, прислонившись к мачте, щурился на берега, где из тумана выступали сосны-исполины. Арина стояла на носу, сжимая платок с вышитым знаком Макоши. Ветер трепал её волосы, смешивая запах реки с дымом жаровни — стрельцы грели смолу, готовясь к ночной стоянке.

— До Коломны — три дня, — сказал капитан, плюнув за борт. — Там коней свежих дадут.

Но Финист знал: настоящая дорога начнётся после.

В Коломне их ждали не кони, а тени прошлого. На постоялом дворе, где стены пахли дегтем и хмелем, Арина нашла на столе цветок белены — ядовитый, с липкими лепестками.

— Предупреждение, — прошептала она, сжимая стебель в перчатке. — Кто-то знает наш путь.

Финист лишь хмыкнул, проверяя подковы вороного жеребца. Его кольцо Забвения тускло мерцало под рукавом.

Мещерский лес, август 1546 года.

Дорога петляла меж вековых сосен, их стволы, как исполинские свечи, уходили в небо. Воздух гудел от стрекотни кузнечиков, а между ветвей пробивались солнечные лучи, золотя моховые подушки. Финист ехал впереди, его сабряная сабля в ножнах мягко позванивала о стремя.

— Тише, — внезапно поднял он руку, натягивая поводья. Кобыла Арины, вороная красавица с белой звездой на лбу, беспокойно замотала головой.

Из кустов выскочил первый — в берестяной маске с прорезями-щелями. За ним ещё пятеро, с топорами и косами. Их движения были резкими, словно куклы на верёвках.

— Хватайте коней! — хрипло крикнул кто-то сзади.

Два мужика кинулись к Финисту, пытаясь ухватить узду. Он вонзил шпоры в бока коня — жеребец встал на дыбы, сбивая одного нападавшего копытами. Второго Финист достал саблей: сталь сверкнула, разрезав воздух с свистом. Лезвие впилось в плечо мужика, но крови не было — лишь чёрная жижа брызнула на мох.

— Они не в себе! — крикнула Арина, откидываясь в седле от взмаха косы. Её пальцы сложили знак огня: «Гори!»

Между ней и нападавшими вспыхнула стена пламени. Один из мужиков, охваченный страхом, отпрянул, сбивая маску.

Под берестой оказалось лицо крестьянина — обветренное, с седыми усами. Его глаза, налитые ужасом, смотрели на Арину без злобы.

— Остановитесь! — вскрикнула она, понимая. «Они отравлены…»

Финист, отбиваясь саблей, метнул нож в ближайшего врага. Лезвие вонзилось в берёсту, но мужик лишь завыл, рванувшись вперёд.

— Их кровь испорчена зельем! — Арина пришпорила коня, вырвавшись из кольца. «Макошь, дай силы!»

Она вскинула оберег — три сплетённых кольца засветились синим. Волна энергии прокатилась по дороге, срывая маски. Мужики замерли, будто с них сняли невидимые путы.

Первый упал на колени, рыдая:

— Простите, боярышня… Не своей волей…

Финист спрыгнул с коня, подняв маску. Под ней — лицо парня лет восемнадцати, в оспинах.

— Кто вас так?

— Купец… будто из Пскова, — зашептал старший, трясясь. — Угостил вином у мельницы. Сказал: «Кто на дороге с девицей да воином появятся — душегубы. Режьте, а то сами сгинете…»