— Сеньор, прикажите!
— Мы же теряем их!
И вдруг:
— Заткнулись! — проревел Сперат, перекрывая всех. Даже умирающие впереди будто притихли.
Я молчал.
Просто смотрел. Туда, где заканчивалась наша линия — и начиналась резня.
Там, через ручей, я увидел Треве.
Он был один. Почти у самого берега. Его конь испуганно оскалил зубы — и резко ушёл вниз, словно наступил в яму. Или его толкнули. Похоже, и то и другое.
Треве вылетел из седла, ловко сгруппировался, перекатился через плечо, вскочил на ноги. Красиво. Сразу видно — долго этому учили. Оглянулся, рванул меч из ножен — почти сразу.
Но не успел.
Свой. Другой всадник. Лошадь наскакивает сбоку, сбивает его с ног. Кто-то уже бежит следом и буквально проходит по нему, как по куску земли. Он у самого ручья. Грязь хлещет фонтаном. Я на секунду теряю его из виду. Утонул?
Нет. Треве всплыл. Захлёбываясь, кашляя, вырываясь из липкой трясины, полной дерьма и крови.
Он поднялся — но не выпрямился.
Потому что сзади на него прыгнул пират. Косматый. С маленьким щитом, на котором белый рыбий скелет на красном фоне. В шлеме с перьями. Оскалившись — не хуже коня Треве, только от ярости. Он навалился обеими руками — повалил, роняя Оренцо на спину.
Треве отбивается. Колдует. Я вижу, как вокруг мелькают призрачные копья, головы, кони. Иллюзии. Вспышки. Он снова тянется к мечу. Пытается вытащить клинок — но рядом уже слишком плотно. Ему не дают.
Они окружили его толпой.
Один хватает за шлем — обеими руками — и резко тянет назад. Шея выгибается. Почти ломается. Даже у меня напрягаются мышцы.
Треве бьётся. Умудряется полоснуть одного кинжалом, почти вырывается — но его снова роняют. Двое держат за руки, борцовскими приёмами.
И сверху на него усаживается ещё один. Без шлема. Особенно косматый. Огромный. В звериных шкурах. Весь в грязи. С лицом, как у дикого кабана. С куском обломанного копья в руке.
И втыкает его Треве в глаз.
Один быстрый, жёсткий удар сверху вниз.
Скупость движений и результат выдают опыт.
Треве дёрнулся — и больше не двигается.
— Ждём, — тихо сказал я.
— Ждеееем! — прогремел Сперат. За ним повторили. Крик прокатился дальше. Я слышал топот копыт. Всадники инстинктивно разворачивались в линию.
Рано.
Я тронулся с места.
Медленно. Не вскачь, не рывком. Медленно. Шагом. Так, наверное, идут на казнь. Или к невесте.
Моё знамя следовало за мной.
Я качнул копьём в сторону — и Коровиэль начал забирать вправо. Всё шире и шире.
Мы шли по широкой дуге, обходя месиво, в котором бородатые и жестокие люди мешали с грязью кровь тех, кто слишком много о себе думал.
Я посматривал через плечо.
Платформы пиратов теперь были хорошо видны. С них махали флажками. Слаженно. Уверенно. Сигналы. Морские бароны зовут своих обратно. Думаю, приказывают построиться.
Довольно логично. В море, пожалуй, так подавать сигналы удобнее. Видно издалека. Не то что рог или дудка.
Вот только сейчас пираты не видят.
Они не слышат.
Они чуют только кровь.
Им весело. Им вкусно.
Они увлеклись погоней. Стаскивали всадников, рвали спешенных.
Выплёскивали ярость за погибших братьев, за сожжённые корабли, за проигранную игру.
Я повернул резче, завершая манёвр.
Никто не возмущался. По обе стороны от меня выстраивались одоспешенные — с длинными копьями. За ними — оруженосцы, конные арбалетчики, «дядьки с короткими копьями», пажи…
Мы стояли и смотрели на них. С фланга. Там, где не ждали.
Сперат не стал ждать приказа. Протрубил сигнал к атаке.
Протяжная, почти иронично весёлая нота разнеслась в воздухе, в котором уже гудели сотни копыт.
Мы разгонялись.
До них было недалеко — поэтому разгонялись сразу. Грохот. Лязг. Мир наполнялся звуком — будто Сперат своим рогом вызвал цунами. Будто дал команду не людям, а стихии.
Сначала шагом. Потом рысью. Потом — галопом.
Коровиэль не веселился. Он знал.
Сорские пираты заметили нас в последний момент.
Заметались. Попытались сбиться в кучки. Прикрыться щитами, убежать обратно вверх по склону — слишком скользкому от крови и грязи.
Поздно.
Мы были слишком близко.
Слишком быстры.
Слишком злые.
Я не мог выбирать цель, но мне повезло.
Прямо на моём пути — десяток фигур в коже. Впереди — здоровяк в кавалерийском шлеме в цветах Треве, в кольчуге, с большим прямоугольным щитом. Остальные выстроились за ним, будто он наконечник копья: упёрлись в него плечами, выставили в мою сторону свои короткие копья и остриё мечей.
Коровиэль врезался в них, как мраморный молот.
Как шар в боулинге — и они разлетелись, как кегли.
Я выпустил из рук копьё, которым не достал того, в кого целился. И не глядя — схватил оружие у седла.
К моему удивлению — трофейный сорский топор. Видимо, машинально приладил его в ременную петлю.
Он выглядел хорошо. Красиво. А главное — увесисто.
Таким, должно быть, одно удовольствие — рубить абордажные тросы и крушить головы.
Я справлялся одной рукой.
Я не помню, как бил.
Позже я помнил только, как скакал вперёд — и они падали. Заливая всё красным.
А те, кто успел отбежать, падали через долю секунды.
Я не кричал.
Я не командовал.
Коровиэль шёл вперёд, как живой таран.
Копыта били — и кости трещали.
Щиты взлетали в воздух.
Люди — тоже.
Много. Их много.
Но меня — больше.
Каждый из них — отдельный страх. Отдельная смерть.
Но я не боюсь.
Я — стихия. Гребень стальной волны.
Я — не огонь. Я — сталь.
Я — Итвис.
Враги кончались.
Коровиэль хрипел, в клочьях пены, но шёл.
Меня занесло к самому ручью. Его тяжёлые копыта вязли, он выдёргивал их с трудом. Медленно. Тяжело.
Я поднял забрало и осмотрелся.
Впереди — кто-то ещё бился. Воины в кольчугах рубили отступающих.
Где-то слева — один из Маделар, ревя, прорубался сквозь щиты чудом уцелевшей кучки сорских пиратов. Они пятились, зыркая по сторонам, ища пути к бегству. Вокруг них, как осы вокруг мёда, вились всадники — расстреливали их из арбалетов и магией.
Всё ещё бой. Но уже не битва.
Мы победили. Это стало очевидно — даже раньше, чем трубы успели протрубить победу.
На холме, там, где ещё недавно гремела схватка, теперь поднимались флаги.
Красное и белое.
Зелёное с красным.
Итвис.
Маделар.
И люди. Наши. Много.
Пираты бежали. Уже не огрызались. Не разворачивались с оружием. Просто бросали его — и мчались прочь, спотыкаясь, скатываясь с холма. Сотни.
Некоторые наступали на свой же «чеснок», падали, хватались за ноги, выли, ковыляли дальше.
Некоторые сумели сохранить самообладание и петляли.
В них стреляли из арбалетов. За ними гнались всадники и рубили.
Коровиэль остановился.
Я опустил взгляд.
У самых копыт лежало тело. Без шлема.
Огненно-рыжие волосы, развеянные по грязи. Лицо — измождённое, в пятнах крови и копоти. Глаза — открыты. Смотрят.
Та самая. Что вышла тогда на поединок, когда я собирал вассалов у Горящего Пика.
Смеялась. Дралась. Огрызалась, как зверь. И почти выиграла бой.
Сейчас казалась совсем девочкой.
Я посмотрел на неё.
Потом — в сторону.
Потом — вверх.
И не понял, что чувствую.
Мимо меня и Сперата, который умудрился не отстать, протиснулся всадник в кольчуге и бежевой кирасе, как у стражи Итвис. Он соскочил с коня и преклонил колено у тела. Снял шлем.
Я узнал его.
Тот, которого она победила. Весь в бордовых брызгах, будто по нему проехал лихач на внедорожнике по луже крови.
— Ты её знал? — это спросил Волок. Тихо. Почти шёпотом. Он тоже спрыгнул с коня, присел на корточки. Не прикасаясь.
Тот не ответил. Просто смотрел. Протянул руку к лицу рыжей — и веки дрогнули.
— Она жива! Мой сеньор! — Я вспомнил его имя. Теар из рода Сколан.
