Огонечек для ледяного герцога (СИ) - Славина Элен

Он повернул свою огромную голову к Флоре.

— Дитя, — его голос смягчился, насколько это возможно у гигантской кошки. — Заберись ко мне на спину. Держись крепко за шерсть. И ни за что не отпускай брата.

Флора, не раздумывая, кивнула.

Детское сердце быстрее взрослого принимает чудеса. Она осторожно, с моей помощью, перебралась из повозки на его широкую спину, устроив Кая перед собой и вцепившись пальцами в густую белоснежную шерсть.

Леопард — Талориан — обернулся ко мне.

— А ты, — в его глазах вспыхнул знакомый огонь, — бежишь рядом. Покажешь, на что способна дикарка из рода Санклоу. Мы должны двигаться быстро и тихо. Моя сторожка недалеко.

Он не стал ждать ответа.

Мощным, упругим движением он поднялся, легко неся на себе двух детей, и ринулся в чащу. Я на мгновение задержала дыхание, а затем сбросила плащ. Мир вокруг поплыл, знакомое напряжение пробежало по позвоночнику, и через мгновение я уже бежала рядом с ним на четырёх лапах, чёрной тенью в лунную ночь.

Мы мчались через заснеженный лес, два белых зверя, почти неотличимые от снега.

Он прокладывал путь, безошибочно находя тропы, невидимые глазу. Я следовала за ним, и странное чувство единения наполняло меня. Мы были разными, но в этой форме мы понимали друг друга без слов.

Вскоре впереди показалась старая, полуразрушенная сторожка, почти полностью скрытая зарослями.

Талориан замедлил ход, позволив Флоре осторожно сползти на землю, и отступил в тень. Произошла ещё одна быстрая, почти мгновенная трансформация, и перед нами снова стоял Герцог, немного бледнее обычного, но такой же собранный и властный.

— Внутрь, — приказал он коротко, распахивая скрипучую дверь. — Быстро.

Я обернулась также быстро и подчинилась его приказу. Это было даже очень приятно.

В сторожке было холодно, пыльно и пахло старой древесиной, но это было безопасно. Талориан задвинул тяжёлый засов и повернулся к нам.

— Теперь вы в безопасности. На какое-то время, — он посмотрел на меня, и его взгляд стал серьёзным. — Твои мать и бабушка… они сделали выбор, достойный настоящих ведьм Санклоу. Глупый, отчаянный и самый храбрый поступок, который я когда-либо видел.

— Мы должны помочь им! — вырвалось у меня. — Мы не можем просто сидеть здесь!

— Мы и поможем, — его голос стал стальным. — Но не бросаясь с голыми руками на вооружённую толпу. Мы нанесём удар там, где они не ждут. Сибилла думает, что разделается с твоим родом, как с назойливыми мухами. Она забыла, что у мух тоже есть жала. И что у них есть союзники.

Он подошёл к маленькому, заиндевевшему окошку сторожки и выглянул в ночь, застыв в напряжённой позе. Его профиль, освещённый призрачным светом луны, казался высеченным изо льда — твёрдым, непоколебимым и бесконечно уставшим.

— Она хочет войны? — повторил он, и его шёпот был похож на скрежет стали по камню. — Что ж. Она её получит. Но по нашим правилам.

Мой любимый ледяной герцог обернулся ко мне.

В его глазах, обычно таких холодных и насмешливых, бушевала буря. Я видела в них не просто гнев властителя, чьей воле бросили вызов. Я видела ярость хищника, защищающего свою стаю. И что-то ещё… что-то глубоко запрятанное, почти человеческое. Боль.

— Твоя бабушка, — его голос внезапно охрип. — Эта упрямая, великая старуха… Она приняла решение достойное королевы. Принять бой на своей земле. Знать, что шансов нет, но отступить — значит предать всё, во что ты верил. — Он отвернулся, сжав кулаки. — Я знаю это чувство.

А затем, сделал шаг ко мне, и пространство маленькой сторожки вдруг стало тесным, насыщенным его энергией.

— А твоя мать… — он покачал головой, и в уголке его рта дрогнуло подобие улыбки, лишённое всякой радости. — В ней проснулась та самая дикарка, которую когда-то пытался приручить мой жалкий дядя. Та, что сбежала от него. Она выбрала честь вместо жизни. Глупо. Безрассудно. Невероятно храбро.

В его словах звучало нечто большее, чем просто уважение.

Звучало признание. Признание равной Фростхартам.

Я стояла, всё ещё дрожа от адреналина и ужаса, сжав в кулаках подол своего платья. Слёзы, которые я не позволила себе пролить при прощании, теперь жгли глаза, но я не плакала.

Его ярость стала моим щитом, его решимость — моим опорным пунктом в этом рушащемся мире.

— Я не оставлю их, — выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло, но твёрдо. — Я не могу.

— Кто сказал, что ты оставишь? — он резко повернулся, и его плащ взметнулся вокруг него, как тёмное крыло. — Мы не отступаем. Мы перегруппировываемся. Сибилла действует грубой силой, как сапогом, давящим муравейник. Но мы не муравьи. Мы — хищники. И мы будем биться её же оружием — хитростью, коварством и страхом.

Он подошёл к грубо сколоченному столу и обломком угля начал рисовать что-то на деревянной поверхности.

— Она настроила против тебя твоих же людей. Прекрасно. Значит, мы найдём других людей. Тех, кому Фростхарты давно перешли дорогу. Тех, у кого есть свои счёты к моей милой бывшей супруге. — Его улыбка стала острой и опасной. — Уверяю тебя, таких немало.

Взгляд его скользнул по Флоре. Притихшая, она укачивала Кая в дальнем углу, заворачивая его в свои собственные, слишком тонкие для неё, одежды.

— Мы дадим им бой, Раэлла. Но не сегодня. Сегодня мы спасаем то, что нельзя потерять. Их жертва будет напрасной, если мы не спасём этих двоих. — Он кивнул в сторону детей. — Твоя ярость должна гореть ровно, как угли в очаге. Не слепой костёр, что сожжёт всё дотла, а ровный жар, что расплавит сталь.

Он подошёл ко мне вплотную.

От него пахло морозом, дымом и дикой магией. Он приподнял моё подбородок пальцем, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ты сейчас чувствуешь себя предательницей. Слабой. Ты сбежала. — Его слова были как удар хлыста, но в его глазах не было осуждения. — Запомни это чувство. Выкуй из него самое грозное и опасное оружие. Потому что когда мы вернёмся — а мы вернёмся, — именно оно придаст тебе сил не дрогнуть и нанести удар, который положит конец этой войне.

А затем он коснулся моих губ и жар во всем теле охватил меня. Расплавил. Заставил подчиниться этому сильному мужчине.

Когда он отпустил меня и отошёл к окну, он снова превратился в расчётливого полководца.

— А теперь отдыхай. Пока можешь. Ночь ещё долгая, и завтра нам предстоит путь куда опаснее, чем бегство через лес.

— Я не могу отдыхать. Я дала слово сохранить жизнь этим малышам, — кивнула я на сидящую и дрожащую в углу Флору с маленьким Каем. — И я это сделаю чего бы мне это ни стоило. А пока, мне нужны дрова.

Глава 37

Тепло и уют родного человека

Я резко отвернулась от него, от этого пронзительного взгляда, который, казалось, видел насквозь всю мою боль, весь мой страх, всю мою беспомощность.

Его прикосновение всё ещё жгло кожу, оставляя невидимый след, напоминание о силе, которой мне так отчаянно не хватало.

Мне нужно было действие.

Не слова, не расплывчатые обещания мести, а что-то простое, осязаемое, реальное. Дрова. Они были материальны. Их можно было нарубить, сложить, поджечь. Они могли дать самое необходимое — тепло тем, кого мне доверили, кого я уже едва не потеряла.

Не глядя на Талориана, я метнулась к закопчённому, холодному камину. Он зиял пустотой и мраком, словно склеп. Я с силой, от которой заболели пальцы, дёрнула железную заслонку. В ответ раздался сухой, скрежещущий звук, и на пол посыпались пыль и старая, серая зола, похожая на пепел от сгоревших надежд.

— Дров здесь нет, — выдохнула я, и мой собственный голос прозвучал чужим, плоским, лишённым всяких эмоций, будто кто-то другой говорил моими устами. — Всё сгнило. Высохло.

Я обернулась, ища глазами в полумраке хоть что-то, что могло бы стать топливом. Взгляд наткнулся на старый, рассохшийся стул с одной отломанной ножкой, беспомощно валявшийся в углу. В голове вспыхнул слепой, отчаянный порыв — схватить его, с силой обрушить на колено, разломать в щепки, бросить в ненасытную глотку очага… сжечь дотла всё, что можно, лишь бы добыть немного тепла.