Жена на полгода (СИ) - Иконникова Ольга

Я не без интереса спросила:

— И куда же тот потайной ход вас привел?

Дюпон разочарованно вздохнул:

— Да, в общем-то, никуда, сударыня. Я прошел по нему несколько метров и наткнулся на завал. Но по карте я определил, куда он мог вести — к оврагу у южных ворот. Там я отыскал и вторую дверь, но с той стороны тоже уже невозможно было попасть в замок — такие ходы нужно всё время поддерживать в рабочем состоянии, но поскольку про них давно уже никто не помнил, они обветшали и обвалились. Но вернемся к этой комнате! Не далее как прошлой ночью я, наконец, обнаружил здесь волка! Вот тут, прямо на внутренней стенке камина, есть металлическая бляшка в форме волчьей головы.

Я не стала подходить к камину, предпочтя поверить Дюпону на слово.

— Значит ли это, что вы открыли потайную дверь?

— Да в том-то и дело, что нет! — он был явно раздосадован этим. — Наверняка, в этой комнате есть еще что-то волчье. И, быть может, нажимать следует сразу в двух местах. Так что даже хорошо, сударыня, что вы тут оказались. Если мы найдем сокровища Ренуаров, я отдам вам пятую часть. Не сомневайтесь — через полгода маркиз выкинет вас из замка как надоевшую игрушку. Так что эти деньги будут совсем не лишними для вас.

Я кивнула, потому что знала, что он ждал от меня этого кивка.

Второго волка мы нашли через полчаса совершенно случайно. Я уже зажгла принесенный с собой кристалл, и в комнате стало гораздо светлее. Он был нацарапан на одной из дубовых панелей, которыми была обшита противоположная от окон стена комнаты, и был почти незаметен — я обнаружила его, только проведя по панели рукой. Да и на волка он был мало похож — скорее на неумелую попытку ребенка изобразить собаку.

— Нажмите на эту панель, ваша светлость! — потребовал месье Дюпон. А сам, изогнувшись, залез рукой в камин и поморщился от того, что рукава его белоснежной рубашки покрылись слоем сажи.

Мы нажали на две точки одновременно, и когда стена по правую сторону от камина дрогнула и будто провалилась куда-то, как с наших губ так же одновременно сорвался восторженный крик. И из-за это крика, и из-за скрежета, с которым перемещался тяжелый, веками не двигавшийся с места кусок стены, мы не услышали чужих шагов.

— Что здесь происходит? — услышала я строгий, с металлическими нотками голос маркиза. — Ваша светлость, почему у вас шпага в руках?

Ренуар стоял у окна и буравил меня гневным взглядом. А рядом с ним стоял месье Томази. Должно быть, Камила всё-таки обнаружила, что меня не было в спальне, и подняла на ноги весь замок.

Но ни ответить, ни смутиться я не успела. Открывшийся проход в стене не оставил его светлость равнодушным. И хотя месье Дюпон, кусавший от досады губы, был явно разочарован таким оборотом дела, даже он ни словом, ни жестом не возразил против того, что именно хозяину дома надлежало первому увидеть то, что скрывалось за стеной.

Ренуар, держа в руке ярко горевший магический кристалл, не без некоторого колебания, но всё-таки шагнул в проем. Проем был слишком узким, чтобы, помимо маркиза, во вновь открывшееся помещение мог войти кто-то еще, и хотя любопытство распирало меня, внешне я пыталась оставаться невозмутимой.

Но когда маркиз, издав какой-то странный звук, не просто вышел, а словно вывалился обратно в комнату, я по-настоящему испугалась. Он был так бледен, что я не удивилась бы, если бы он сказал, что увидел там призрака.

Спустя мгновение в темную тайную комнату заглянул и месье Дюпон, но едва его глаза в полумраке разглядели то, что там находилось, как он рухнул на пол как подкошенный, и маркизу с Даниэлем пришлось оттащить его к окну. И воспользовавшись тем, что теперь мне никто не препятствовал, я подошла к проему в стене.

Тайная комната была узкой и душной. Здесь не было ни окон, ни какой-либо мебели — только куча покрытого пылью и копотью тряпья на полу. Я остановилась в недоумении, не понимая, что могло так напугать Ренуара и его кузена, и только потом поняла, что на полу лежало не тряпье, а останки женщины в темном бархатном платье. Некогда служившие украшением наряда кружева превратились в лохмотья, но в том, что платье прежде было дорогим, не было никаких сомнений.

Здесь лежала не горничная, не крестьянка, и судя по реакции маркиза, это была Абелия — его первая жена.

39.

Лорнет лежал рядом с ней — именно на нём отразился свет моего магического фонаря. У Абелии с детства было слабое зрение, но родители не разрешали ей пользоваться ни пенсне, ни лорнетом, полагая, что подобные инструменты помешают ей выйти замуж. И когда после свадьбы я подарил ей лорнет, ее радости не было предела. Она любила читать и получила возможность предаваться этому занятию без прежних сложностей. Она научилась пользоваться им без стеснения и расплакалась как ребенок, когда одна из линз разбилась. Я в тот же день отправил Барруа в столицу за новым лорнетом.

Воспоминания ранили больнее, чем шпага, и я отступил назад, не в силах более находиться в душной каморке.

Я знал, что в замке было много потайных комнат и ходов, и о некоторых из них никому из нынешних его обитателей известно не было. Но откуда об этой комнате узнала Абелия? И зачем ей понадобилось сюда приходить?

Вопросов было много, но ни на один из них ответить она уже не могла.

Месье Тьери — офицер из следственной канцелярии — прибыл на следующий день.

Это был немолодой уже человек, выказавший нам уважение ровно в той степени, в которой он мог себе это позволить. Он осмотрел останки Абелии, изучил механизм, приводивший в движение дверь в тайную комнату, побеседовал со слугами. При этом меня и моего отца он допросить не пожелал. Как не соизволил и сесть с нами за один стол, попросив принести еду в отведенную ему комнату.

Впрочем, его желание поесть в одиночестве я вполне понимал — обстановка в столовой за обедом была гнетущей.

Отец негодовал, обвиняя во всём случившемся саму Абелию, проявившую, по его мнению, ненужное любопытство. Мартин напомнил ему, что для открытия дверей требовалось как минимум два человека, а значит, она была там не одна, но его светлость гневно возразил, что сам он в детстве легко проворачивал подобные штучки, приставляя к стенным панелям в нужных местах тяжелые стулья. Селеста за всю трапезу не произнесла ни слова, но глаза ее были покрасневшими от слёз.

Но больше всего, как ни странно, меня волновало отношение Айрис — она старательно избегала смотреть в мою сторону, и это задевало и даже пугало меня.

Я мог ее понять, но от того, что я понимал, это не становилось менее обидным. Все остальные, сидевшие за этим столом, знали меня давно, и от того, что случилось в эту ночь, их отношение ко мне не могло перемениться. Она же была знакома со мной меньше месяца и знала меня не с самой лучшей стороны.

И вот казалось бы — она была для меня человеком посторонним, и я мог бы пренебречь суждением той, с которой оказался связан договором всего на полгода.

Но нет я хотел, чтобы она хотя бы взглянула на меня, поддержала словом или улыбкой.

Когда мы уже поднимались из-за стола, Селеста спросила:

— Что теперь будет? Снова начнется следствие?

— Разумеется! — несколько громче необходимого откликнулся Дюпон.

Он хотел продолжить свою мысль, но отец не позволил ему этого сделать.

— Чушь! Все сроки для следствия уже вышли! Какой резон ворошить прошлое?

Уверен, маркиз Вебер меня поддержит.

А вот в этом я совсем не был уверен. Мы уже отправили к его светлости слугу с письмом и ожидали прибытия маркиза в самом скором времени. Но в том, что он захочет узнать, что случилось с его дочерью, даже если для этого придется отвечать на множество каверзных вопросов следователя, я не сомневался.

— Если следователь окажется слишком ретив, я обращусь к его начальству, —заявил отец, но это было настолько неуместно, что я поморщился. Но это не возымело на отца никакого действия, и выходя из комнаты, он продолжал говорить о том, что Лефевры вхожи к самому королю, и с этим следует считаться.